Хавьер Субири - Чувствующий интеллект. Часть III: Интеллект и разум

• Название: Чувствующий интеллект. Часть III: Интеллект и разум
• Автор: Хавьер Субири
• Жанр: Образовательная литература
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-94242-039-0

«Интеллект и разум» – третья, заключительная часть трилогии испанского философа Хавьера Субири «Чувствующий интеллект». Тема этой последней части – разум как фундаментальный модус постижения, реализуемый в форме познания. По убеждению Субири, классическая европейская философия основывается на двух базовых отождествлениях: отождествлении постижения с познанием и познания с наукой. Субири опровергает оба тождества и разрабатывает свою концепцию познания как рационального постижения, которое вписывается в неизмеримо более широкое понятие чувствующего интеллекта. В этой концепции разум понимается как постижение глубинной реальности вещей, которая, будучи взята как целое, образует мир.

---

Согласно второму представлению, разум есть не логическая строгость, а диалектическая необходимость. Эта мысль принадлежит Гегелю. Логическая строгость для Гегеля – не что иное, как видение реального в зеркале разума «как такового». Реальность может быть только «зеркальным» образом в разуме. Поэтому разум есть разум зеркальный, спекулятивный. Началами разума служат не абсолютные концептуальные очевидности, а развертывание спекулятивной структуры разума. Разум – это развертывание понятий; и началом такого развертывания выступает не очевидность, а внутренняя неустойчивость понятия. Останавливаясь на том или ином понятии, разум не может не видеть, как оно разлагается в свою противоположность; тогда он восстанавливает первое понятие, включая в него понятие, ему противоположное, и сливая оба момента в новое понятие. И так вновь и вновь. Стало быть, единственное, что является устойчивым, есть сам разум в его движении. Разум – это движение: диалектическое и непрестанное движение, с того самого момента, как разум приходит в себя. Это и есть начало разума. Разум понимается здесь как спекулятивная концептуальная диалектика, как само понятие понятия, то есть как Идея, в гегелевском смысле этого слова.

Но это невозможно. Разум – не движение внутри понятия, не движение «в тождественном», а ход «к иному», то есть постижение потустороннего. Разум – не движение понятий, а поиск в реальности. Разум имеет ищущий характер, совершает ход. И этот ход, вне всякого сомнения, – не результат очевидности, как думал Лейбниц, но и не внутренняя подвижность понятий. Реальность – не зеркальное отражение в разуме. Не понятия неустойчивы в самих себе, а сама реальность умно актуализируется в проблематичной форме. То, что приводит разум в движение, есть не неустойчивость понятий, а проблематичность реальности. Именно поэтому ее постижение, не будучи неустойчивым, является, тем не менее, ищущим. Искание – это постижение проблематичного как такового. Стало быть, ход искания есть не что иное, как прогрессирующая актуализация реального.

Согласно третьему представлению, разум – это не строгость абсолютных очевидностей и не диалектическая необходимость, а просто организация опыта. Эта мысль принадлежит Канту. Первичные суждения разума – это не суждения о реальности, а суждения о моем осмыслении опыта. В какую бы форму ни облекалась интерпретация философии Канта (в форму психологической организации, логической организации либо трансцендентальной организации), разум представляется здесь организацией этих постижений. Такая организация имеет совершенно конкретный характер: она есть тотализация. Содержание разума мыслится не как тотальность реального, а как логическая тотальность моих постижений. Именно эти тотальности (мир, душу, Бога) Кант называет идеями. Разум здесь – не орган абсолютных очевидностей и не диалектика внутренней неустойчивости мышления, а просто логическая тотализация. Но это неприемлемо, причем по меньшей мере по двум причинам. Во-первых, не подлежит сомнению, что разум опирается на то, что я назвал предварительным постижением. Но такие постижения, на которые опирается разум и на которые он здесь ссылается, суть не постижения как таковые, а постигнутая в них реальность. А поскольку такое постижение является чувствующим, оказывается, что разум есть не разумение постижений, а разумение чувствующе постигнутой реальности. Во-вторых, по отношению к этой почувствованной реальности разум организует не ее тотализацию, а ее измерение в открытой глубине. Предполагаемая организация опыта не есть выстраивание замкнутой и всеобщей логической тотальности, потому что реальность в самой себе, как реальность, открыта. Разум – это вообще не организация, а просто начинательное и каноническое измерение такой характеристики, как глубинная реальность.

Логизация постижения привела к этим трем представлениям о разуме: разум мыслится как орган абсолютных очевидностей бытия, как орган спекулятивной диалектики или как орган тотальной организации опыта. Эти концепции неприемлемы в корне, потому что постигать не значит судить, а значит чувствующе актуализировать реальное. Отсюда следует, что разум не опирается на самого себя, но всегда и непременно есть модус постижения. Разуметь, умозреть, организовывать – не более чем три способа из многих других, какими может совершаться умный ход к потустороннему, глубинному. И этот ход, в его собственном формальном характере, имеет основанием предварительное постижение: чувствующее постижение.

Тем самым мы завершили относительно подробный анализ того, что такое разум как модус постижения, то есть что такое мой разум. Но этого недостаточно, чтобы представить себе, что такое разум. Потому что тот факт, что разум является моим, есть лишь один из аспектов разума. У него, по самой его сути, есть и другой аспект: разум – это резон вещей. Что этот такое – резон вещей? Вот то, что мы теперь должны рассмотреть.

2. Разум как резон вещей

В этом пункте я буду гораздо более краток: ведь эта тема с полным правом принадлежит к исследованию реальности, к метафизике, тогда как мы занимаемся исследованием интеллекта. Только здесь можно формально говорить о разуме, потому что разум – это всегда модус постижения. Но коль скоро это так, какой смысл говорить о резоне вещей? Мы должны рассмотреть здесь два вопроса: А) разум как нечто имеющее отношение к вещам; В) смысл этого разума.

А) Разум есть резон вещей. Вернемся к исходному пункту этого исследования. Постижение внеполевого реального есть постижение, совершающее ход к самой реальности как таковой, ибо реальность, взятая как реальность, формально открыта. Этот ход представляет собой умную деятельность. Как деятельность, ход образует мышление. Как деятельность умная, она есть разум. Мышление – это деятельность интеллекта, то есть деятельность, определяемая актуальностью реальности как реальности открытой. Стало быть, это задействованная, активированная деятельность. В самом деле, не что иное, как реальные вещи, дают нам о чем поразмыслить. Разум есть умный аспект этой мыслящей деятельности; другими словами, разум постигает в вещах то, сообразно чему они дают нам о чем поразмыслить. В этом постижении реальные вещи дают нам не только о чем поразмыслить; они дают нечто большее: вразумляют, дают разум. Правда, в некоторых случаях – быть может, в большинстве случаев – они лишают нас разума. Но эти две направленности – давать и лишать – мы объединяем в том сильнейшем [apotiori], которое называем «вразумлять». В умном ходе реальные вещи начинают с того, что дают о чем поразмыслить, и кончают тем, что дают разум, вразумляют. Это два разных «давания», но их единство заключается в «давании» как таковом. Именно в этом давании формально и состоит тот факт, что разум принадлежит вещам. Естественно, разум – всего лишь модус постижения; но так как этот модус детерминирован вещами, разум есть резон вещей. Следовательно, разум есть то, что дается вещами, – как в начальный, так и в конечный момент. В силу этого разум, как разум данный, принадлежит вещам: он есть разум самих вещей. Этот родительный падеж принадлежности не просто означает, что мой разум соотносится с вещами в том смысле, что, как модус постижения, он обращен на вещи. Это свойственно любому постижению, не только разуму. Речь идет о родительном падеже не такой принадлежности, чьим субъектом выступает само постижение, а о том, что разум принадлежит самим вещам. Здесь имеется в виду родительный падеж такой принадлежности, субъектом которой выступают сами реальные вещи. Именно они «дают»; а поскольку то, что они дают, есть разум, постольку разум принадлежит вещам; в противном случае они бы его не давали. Разум есть нечто данное. Вот что сущностно важно: разум не есть нечто, чем «обладают», но есть нечто, что нам «дано». Разум – это измеряющее постижение реальности. Так вот, меру реальности нам задают вещи: именно в этом и заключается разум. Это «данное» представляет собою мой разум и «заодно» разум вещей. Это «заодно» есть не что иное, как открытый характер реальности реального. В этой открытости реальное дает о чем поразмыслить – и дает разум, вразумляет, потому что только открытое способно «давать», и только в открытом возможно искать и находить. Очевидно, здесь встает вопрос о том, что значит находить. Но об этом мы будем говорить позже. В конечном счете, разум есть нечто, что принадлежит самим вещам.

В) Но в какой форме реальность есть нечто, что дает? Реальность – это «само по себе», свойственное вещам. Именно в это «само по себе» вписывается «давание». Стало быть, вразумлять, давать разум есть момент «самого по себе»: реальность, взятая в качестве канонического начала глубинного ищущего постижения, есть некое «само по себе». Но этого для нашего вопроса недостаточно. В самом деле, реальность есть нечто, что «само по себе» «дает», причем дает, потому что открыто. Так вот, эта открытость реального имеет разные формы.