Владислав Тамга - Воплощённая любовь. стихи

• Название: Воплощённая любовь. стихи
• Автор: Владислав Тамга
• Жанр: Поэзия

…Почему я пишу? Может быть, потому, что хочу понять человека, его душу и поступки. Глядя в своё собственное отражение или через характеры других людей: посредственных и талантливых, героев и трусов, маньяков и извращенцев, святых и преступников. Мне интересно попытаться передать мировоззрение другого человека, буквально говоря – побывать в «чужой шкуре». Причём хочется сделать это на отрывистом и грубоватом языке настоящего времени, лишённом вычурности поэтов и писателей прошлого.

---

Любишь и ждёшь

Твой магнетизм привлекает меня
властью своею незримой
Снова спешу, как октябрьский лист,
ветром осенним гонимый
Через дворы и забытость аллей,
под перекличку трамваев,
Зная, что ты меня любишь и ждёшь,
словно зверюшка ручная.

Мир в моих глазах

Я был пьян и вокруг
стало всё совершенно иным
и увидел я мир, о котором
когда-то мечтал,
про который когда-то давно
слушал байки друзей,
над которым мой пьяный дух
птицей свободной летал.
В тишине вдруг возник
неожиданно тягостный звук,
я пытался прогнать его,
но он ворвался в мой слух,
переполнил меня и взорвался
в мозгу на куски,
я хотел убежать, но не мог
не идти, не ползти.
Лишь лежал на спине
и бесцельно смотрел в потолок,
за окном ветер пел,
только слов разобрать я не мог
ему дождь подпевал и стучал,
как Там-там по стеклу,
я лежал и молчал,
как Герасим, топивший Муму.

Во имя любви

Во имя любви я прошёл через ад
в пути, повстречав друзей.
Они возлежали в кипящей смоле
и пили противный портвейн.
В глазах их, печали штормил океан
и шли ко дну корабли,
Прощально сигналя молебнами душ,
погибших во имя любви.
Я тряс их за плечи и бил по щекам,
пытаясь в себя привести,
но тщетными были потуги мои
хотя бы кого-то спасти.
Они предпочли, оставаться, как есть,
довольствуясь жизненным дном
и так, низко пав, доживать свои дни,
упившись дешёвым вином.

Не бог, не воин…

Законы над моей главою
висят Дамокловым мечом,
но нарушаю их порою,
мне наплевать на них порой.
Хоть я не царь и бог, не воин
и не блистающий герой.
К чему идти, пока не знаю —
сижу на камне под горой.

Горечь

Почему всё так печально в этом мире
И зачем же мы друг с другом так резки,
Что страдаем ежедневно от похмелья
И невысказанной горечи тоски?

Жрец

Он был жрецом, хранившим тайны
забвенью преданных наук
цивилизации великой,
погибшей как-то странно, вдруг.
И помня всё предельно ясно,
он знал, что все обречены,
кто чудом вырвался из пекла
кошмарной ядерной войны.
А между тем, его боялись
за силу, вдумчивость и ум,
которых сами не имели…
Он был властителем их дум.
Все знали – жрец не ошибётся,
он мудр и знает наперёд,
кто сколько проживёт под солнцем
и что их всех в грядущем ждёт.
Ему внимали словно Богу
и почитали как отца,
он был могуч и статен телом,
но не показывал лица,
сокрытого железной маской,
служившей символом Творца.
Никто не знал, где он родился,
не представлял его конца…
Жрец совершал свои обряды
в чадящем свете факелов,
чьи языки огня дрожали
от мощи странных его слов,
звучавших трепетно и плавно,
подобно песням райских птиц
и люди племени в экстазе
роняли слёзы с мокрых лиц…
…они глядели на руины
когда-то мощных городов,
где ныне только тени мёртвых,
служили памятью нетленной,
прошедших лет зловещих снов.

Любовь

Любовь – это гладкая кожа
и ровные белые зубы,
красивые длинные ноги,
открытые ждущие губы.
Она – тихий стон среди ночи
и танец двух тел на постели,
в безудержном ритме движений
и ласковых прикосновений.
Она же – сильнейший наркотик,
опасней которого нет:
попробуешь раз и отныне,
не мил без неё белый свет.
Лишь только посмеешь и больше,
не в силах быть долго один,
ты будешь до смерти стремиться
к той, чьей ворожбой опьяним.
Любовь – это плач саксофона
в глуши безмятежного лета,
крик птиц на весеннем гнездовье,
подёрнутом дымкой рассвета.
Не стоит напрасно тревожить
величие магии слова,
в котором и боль ожиданья
и нашего счастья основа.

Сад любви

Был пуст сад любви, ни зверья, ни людей,
Я бродил по нему сам с собою.
Деревья стыдились своей наготы,
Неприкрытые даже листвою.
Их корни пытались нащупать родник,
Но быть не могло родника
В умершем саду, что довольно давно
Парил высоко в облаках.
Покинув его, я вернулся домой,
Лёг спать, выпив море вина
И ночь, показалась, не так холодна,
Не так уж пуста и темна.
И снилось мне, будто ожил Сад Любви,
Наполненный множеством птах,
Что ветви деревьев, склонённых к земле,
Терялись в душистых цветах…

Дождь и огни

Вечер пропах не впитавшейся влагой,
Гарью бензина и запахом шин.
Я уезжал на попутном автобусе,
Глядя в огни редких встречных машин.
Сотни коней надрывались в моторе,
Дождь заливал лобовое стекло
И отовсюду, куда ни глянь время,
Яркой рекой сновидений текло.
Рядом всплывали знакомые лица.
Кого-то поток уносил навсегда,
Но были и те, кто боролся с теченьем
И, одолевая его иногда,
Садились со мною в попутный автобус,
Хватаясь за руки таких, как они,
Мы ехали вместе по влажной дороге
И молча смотрели на дождь и огни.

Жертва

В ночь после праздника избили человека.
Он был упрям и о пощаде не просил,
Клеймя обидчиков последними словами,
Сопротивлялся им по мере своих сил.
Конец известен – жертву лупцевали,
Пока не разболелись кулаки
И кто-то, пожалев свои костяшки,
Подвёл итог ударами ноги.

Утопический день

Ты подаришь мне ночь на изысканном ложе из роз,
Лишь закроет глаза шумный праздничный день.
Я возьму тебя всю, не забыв ничего,
Уловлю даже самую хрупкую тень.
И когда, наконец, жарким вихрем ворвусь
В увлажнённое ласкою лоно твоё,
Воспарят две души в колдовстве и вине,
Что наполнят тела и твоё и моё.
Утолит нашу страсть пламя чистой любви
И сольются миры, задрожав изумлённо,
Наблюдая, как два пребывают в одном,
Отдаваясь, друг другу легко и влюблено.
На постели из роз, в утопический день,
Я возьму себе в жёны Любимую Тень,
Окольцую её безымянность руки
Во хрустальном дворце у Молочной реки.

Странники

Безмерные глыбы минувших столетий
Смели колыбель человеческих рас,
Оставив обрывки преданий и мифов
Про битвы Богов, про былой третий глаз…
С мерцанием звёзд, с дуновением ветра,
В величии гор и огромных пустынь,
Рождалось познание вечных законов,
Хранимых руинами древних святынь.
Немногие странники смели проникнуть
Пресилив желания, чувства, мечты…
В дворец сокровенной космической мысли,
Вдали от пристанищ мирской суеты.
Они постигали вселенские тайны,
Идеи Существ, много выше всех нас
Услышав в своём неустанном моленье,
Звучащий в пространстве Безмолвия Глас.

Кто знает?

Кто знает, откуда величье Созданья
Что стало причиной его появленья…
Не то ли, что Воля его породила,
Уставшая быть лишь Безмолвием Неба?
Была ли вообще эта Воля безмолвна
И ведал ли сам, то, что он затевает
Великий незримый богов Прародитель,
Свой взор, погружая в основы творенья?
Он был одинок на заре зарожденья,
Планету, качая в Огня Колыбели
И так же Он будет последний свидетель
Её погруженья в нетленную вечность.
И снова не станет ни ясного неба,
Ни звёздного свода, ни дня и ни ночи,
Не будет границ между тонким и грубым
И только лишь мрак воцарит изначальный.
Так будет, покуда предвечная Матерь,
Сокроет себя под покровами тайны
И будет покоиться сном беспредельным,
Готовя вселенский зародыш к рожденью.
Кто тайну познал и о ней возвестил нам?
Не тот ли, кто Мать и Отец в одном лике?
Не Сын ли их юный, облекшийся Тенью,
Чтоб, став человеком спуститься на Землю?

«Как далека от меня, почему-то, ты стала…»

Как далека от меня, почему-то, ты стала…
Звездою промчалась по небу любовь и упала,
Ударившись оземь, разбилась о каменность суши,
Оставив без света от горя ослепшие души.

Рандеву эфирных гурий

Вглядитесь в воздух, господа!
В нём рандеву эфирных Гурий.
Они особенно видны
Перед дождём и перед бурей.
И потому, по ним легко
Сказать, что будет непогода,
При этом даже не важны
Ни день, ни ночь, ни время года.
И всё земное существо
Переполняет упоённость,
Когда, прозрев, увидишь их
Небесно-чистую влюблённость.
Не в силах взора оторвать
От этих призрачных созданий,
Вдруг начинаешь ощущать
Всю бесконечность Мирозданья.
Прошу, вглядитесь, господа!
Они несказанно прекрасны.
Так непохожи меж собой,
Так увлекающе опасны.
Одни, как вспышек хоровод,
Другие, словно паутинки,
У них прозрачность хрусталя
И тонкость хрупкая снежинки.

Про лихие 90-е