Вадим Бусырев - Вираж (сборник)

• Название: Вираж (сборник)
• Автор: Вадим Бусырев
• Жанр: Русское современное

Третья книга автора. Можно сказать с полной уверенностью: автор знает не понаслышке то, о чём пишет. Хотя в чём-то наверное и фантазирует. Первые три рассказа посвящены детским и юношеским воспоминаниям. Повесть и остальные рассказы перекликаются с первой книгой: «Круиз». И не только морской тематикой и «романтикой», над которой автор не перестаёт подшучивать, но и теми же героями, его поистине «верными друзьями». Вторая книга автора: «Пока играет скрипач». Необходимо отметить традиционное для всех трёх книг – художественное оформление, выполненное другом и коллегой автора: М. А. Ивановым – доктором геолого-минералогических наук, прекрасным самобытным художником. Войдите в «Вираж» вместе с В. Бусыревым, с его «морячками». Не пожалеете.

---

Старпом прищурился одновременно и на Витька, и на погруженную шаланду:

– Это – не суть. Главное – она места эти лучше знает. Много походила по Северам. На ней сподручнее, на доре нашей.

Чего «сподручнее» – мы тогда вовсе не поняли. Но в какой-то момент, другой поздний, дора наша и впрямь оказалась поумнее. Причем не нас – желторотых, а волков морских.

Туды их – в качель.

В дрейфе мы лежали на «Севере» нашем не просто так. Не с бухты-барахты. И не потому, что опробовали чего-то, испытывали. Приборы наши или оборудование. Нет. Так захотел наш параходик. «Северок», бывший когда-то «рыбаком».

Говорят, что «дарёному коню в зубы не смотрят». Так-то с лошадью.

А нам чего было делать? Тут, ведь – корабль целый.

Тот же старпом наш многознающий, Сенька, поведал нам первым:

– Корабль наш прозвали на Мурмане «Русским Чудом». И не зря. Делали его под выставку. Рыболовную международную. То ли специально, то ли совпало так. В Бельгии, что ли? По водоизмещению он от среднего траулера ушел, а до большого не дотянул. Зато новшеств разных в него напихано – уйма. Три дизель-генератора, особое устройство поворота лопастей винта, чтоб взад-перёд быстрей-медленней ходить, рулевое устройство-сверхновое и ещё черте-чего в ступе. И холодильники, рыбу морозить, конечно же – самое новьё.

Дух перевёл Сенька и продолжил восхваление нашей посудины:

– В Брюсселях «Северок» наш очень всем понравился. Все языками цокали и головами мотали. Так я смекаю. Грамоту дали. Почетную. В каюте у Мастера висит.

Старпом прервался на секунду, задумался. Заразмышлял далее:

– А почему грамота на русском только? Голланцы-нидерланцы тоже по-нашему только шпрехают, что ли? Или посольские так прогнулись? И сами состряпали?

И грамота висит у Мастера в отсеке, а надо в кают-компанию. Или не надо…?

Ладно, не суть. Достигнем новых высот. Тогда…

– Ну, так чего ж такой передовой-дипломированный параход нам даром отдали? – вклинился подошедший Сашка. – Вон за дору ты, говорят, банкет рыбакам ставил. А тут цельный – корабль!

Нисколечко старпом не стушевался. Обрисовал историю:

«Вернулся наш параходик в Мурманск. Пошел на промысел. Обратно скоренько притащили его на буксире. С первым уловом. В пару тонн. Это стало и последней добычей. Больше ловить рыбёшку он не хотел. Ни в какую. И поставили его «к стенке». Корабль поставить к стенке – это не то, что у людей. Это означает причалить его швартовыми надолго у пирса. И так промаялся он, сердешный, боле трех лет. Холодильно-морозильные кишки из него вытащили. Положили взамен балласт. Да, криво положили как-то. Пытаемся сейчас бортовыми цистернами выровнять. Да, вишь, никак не ладится. Он, бедолага, и кренится: то на правый борт, то на левый. На три-пять градусов. Ну, а дальше вы сами все знаете».

Да. Кое-что дальше мы знали. О чем-то догадывались. Ещё большего не могли и предположить.

По осени той с наших «верхов» донеслась радостная весть до наших «низов». Что купят, ой, купят нам скоро новый пароход. Ну, если и не совсем новый, то мало «б \ у». У рыбного флота. За пять миллионов советских рублей. Всю зиму о чем-то они там договаривались. В министерствах. Как выразились бы ныне: «базарили». А весной нам этот пароход отдали. Можно сказать-даром. Переписали с баланса на баланс. Так могли делать, только в те времена. В далёкие, в «застойные».

Мы уже знали, что это он – наш «Север». Мы его уже любили. Наверное это нас и спасло.

Ведь то, что он достался нам – спасло его. А то, прямо можно сказать, стоял бы и мучался у «стенки». Ржавел безвозвратно. Или порезали на «булавки», как морячки говорят.

А какой у него был характер? Мы не знали. Да, он и сам этого не знал. Точняк. Узнавать друг друга нам ещё предстояло. В Баренцевом, Карском и других морях. И океанах.

4. Самодур

Витюха засновал туда-сюда по кораблю.

Ему надо было кабель для гидромагнитометра на корме размотать. Но дело это было не спешное. В машинное отделение он сперва наведался. С боцманом о чем-то пошептался. Из личных запасов извлек моток толстой лески.

И вместо кабеля магнитного соорудил… самодур. На корме приступил к его активизации.

Мы, коллеги-помощнички, ясное дело, заинтересованно приблизились.

– Ты, чего вытаскивать-то собрался? – радостно-простодушно воспросил Санька. – Смотри не повреди морское поле магнитное.

Витёк прилаживал леску к новорожденному самодурчику.

– А, правда, что ты, Витюша, замыслил? – начальник наш Игорёчек вопросительно заглядывал под локоть Витькин. – Никак, ты это, на рыбу замахиваешься, а правда, я угадал? – как прямо ребёнок, обрадовался начальник.

«Всегд-а – а был дога-а-дливый…, – пробурчал в ухо мне Серёга. – В Министерстве выучку, чай, проходил».

А уже громко возгласил:

– На винт не намотай, гляди Верлиока. Что б, как с Эдичкой, не дай Бог…

Верлиокой прозвали Витьку геоакустики за глаза хитрющие и осанку большую, добротную.

– Эдичка блесну легкую закидывал. Подальше от своего борта. Вот и сподобился под чужой проходящий, – соизволил пояснить тот случай Витюха.

– А что, что? С Эдиком-то приключилось? – закудахтал Игорёк, заинтересовавшись.

– Это означает, что в Министерстве, стало быть, не разбирали такого заграничного происшествия. ЧП-можно сказать. Ни на коллегиях, ни в курилках.

– Жа-а-ль. – Это уже изготовился Серёга наводить ужас на начальничка. Случай благоприятный. Упускать – грех.

Санька то ли решил добавить страху, то ли действительно изумился сам, краем слышанному фантастическому кошмару:

– Это, которому тогда на «Альбанове» голову чуть не отрезало?

– Эх, было, было…, – закряхтел Серый, – только не «Альбанове», а на «Лаптеве». И не у нас тут, а в злобном капиталистическом антимире.

(В ту пору для нас трудно – понимаемом.)

Но при этом Серёга причмокивал от удовольствия. И жмурился, как котяра, сметаны нажравшийся. Потому, что предвкушал возможность рассказа длинного.

Такого рода курьёзы и ахинеи воспроизводить он был горазд. Чрезвычайно. В те годы за кордоном мы ещё не бывали. Почти. Ну, крайне редко. А Серый уже зимовал в Антарктиде. Туда-обратно на пароходе, никак, год катался (по раcсказам его выходило). И, к примеру, фильмы заграничные нам, за рюмкой чая, пересказывал дольше, чем они наяву длились.

– Да, не мучай ты, Серж, излагай шустрее, – заторопил его Санька. Он особенно любил всякие слушать былины, сказки и несусветицы. Восхищался и переживал, будто участвовал сам.

– Сергуня, вы уж, правда, не томите излишне. – Культурнейшее, как обычно, подстегнул Пингвина Игорёха.

Расплылся довольный Серёга.

– Не в наших это, во-первых, было водах. Стояли они в Гонолулу. Не пускали на берег, это – во-вторых. И Эдичек не был заядлым никогда рыболовом. Это – в-третьих. Кто ему подсунул моток лески с блесной – загадка. Он и сам ясно не отражал этого при дальнейших расспросах. Врагов явных в эдиковом окружении не просматривалось. Убрать его с дороги – сомнительно. Выгоды больно мало. Уже в рейсе все, в море, в Гонолуле гребаной. Это если б перед выходом. С дороги убрать, место освободить… Да, не такое оно и завлекательное. Старший геофизик – так это сплошные «спесифисиские» хлопоты и нервотрёпка…

– Он будет нам это до ужина размазывать по тарелке, – буркнул Витюха.

Сам уже изготовился закинуть свой хитрый прибор за борт.

А был он состряпан из трех заточенных электродов. Свинцом залитых с одного конца. Загнуты в разные стороны острые сверкающие концы. Как у якоря морского. И у крючка рыболовного. У тройника. Он таким и был. Тройничищем!

Хищно-задуманным. И совершенно точно – дурным. По внешнему виду. Особенно для нас, сухопутных дилетантов.

5. Тогда обошлось

Закинул Витёк самодур за борт.

Подошли морячки наши поглядеть. Снисходительно. Им-то эта забава была известна доподлинно. И возникшая дискуссия поэтому была тоже сжата и предметна.

– Зачищен он у тебя хорошо? – боцманюга зрил в самый корень.

– Поблескивать должен нормально, – ответил скупо наш гидромагнитный спец. – Как учили.

– А наоборот. Его зачернить надо было, – встрял матрос Петруха. Чтоб Приходу, шкуре, только поперёк бы, чего высказать.

– Ага, – заржал Шкертик, – и волосиками обклеить курчавыми.

– Нет. Не катит, – вполне серьёзно пояснил боцман. – Желательно таскать побольше девочек. С икрой. Значит самодурчик должен посверкивать. Ежели и не, как «брулик», то уж не хужее бижутерки.

– Логично, – сурово подтвердил Верлиока. – Мне тестюшка точь в точь излагал. Он у меня всю жизнь механиком ходит на траулере.

– О-о! Как тонко! – восхитился наш Игорёша. – Только не пойму: в чем же здесь опасность ловить, так сказать, на снасть-то подобную.

– Да, да. Не позволили досказать Серёге. Дорисуй нам тот казус в порту гонолульском, уж, пожалуйста. – Это Санька попытался опять вывести на сцену рассказчика нашего.