Ольга Померанцева - Приложение к клятве Гиппократа

• Название: Приложение к клятве Гиппократа
• Автор: Ольга Померанцева
• Жанр: Драматургия

Мир бесконечен, и в нем возможно все. Любовь, дружбу, дело всей жизни можно найти в самых неожиданных местах. Можно дружить с инопланетянином, любить упыря, справляться с работой, без которой будут погибать люди или мир сойдет со своего пути. Рассказы об этом и вошли в книгу.

---

– Понимаешь, Паша, – произнес он в своей манере, – меня летающим видят только те, кто должен трагически погибнуть.

Мне стало очень неуютно, показалось, что все вокруг пошатнулось и поплыло.

– Так что, я…

– Нет, – я тебя уже выдернул, – это и есть моя работа. С крыльями ты меня уже не увидишь.

Наблюдая за изменениями моего лица, он спросил:

– Когда ты увидел, что я лечу, кто еще за мной наблюдал?

– Только я… Постой! Тебя видел малыш!

– Ну да, так и есть. Провод вот-вот должен был упасть – ты и мальчик должны были погибнуть.

Летающим я его больше, действительно, не видел, а через короткое время переехал в другой город. Так сложились обстоятельства. Но не только поэтому. Очень трудно было постоянно украдкой взглядывать на небо, боясь увидеть летящего Толю.

Связь между нами давно утеряна, лишь иногда я читаю в интернете, что кто-то видел летящего то ли ангела, то ли огромную птицу. Каждый раз я радуюсь, что мой друг на посту и не дает некоторым людям случайно оступиться и преждевременно упасть за грань.

Три встречи с Индией О. Померанцева

Несколько лет в молодости я работала в библиотеке. Пришла туда, окончив библиотечный факультет по распределению. Вначале была полна энтузиазма, а потом работа мне разонравилась. Это произошло, когда я перечитала все, нравящиеся мне книги. Я поняла, что на библиотечный факультет меня повлекло не библиотечное дело, а близость хороших книг, которых достать в то время было трудно. Также моя напарница, в то время женщина лет за 40, портила мне настроение своим равнодушием и даже отвращением к работе.

Ее звали Раиса Ивановна, и она была, что называется, «моль», только не белая, а серая. Серые с проседью «кудри» неопределенной длины, несколько вытянутое костистое лицо, какие-то бежево-серые брови и глаза стального цвета. Носила она бледные платья, а может, оно было одно, так как мне вспоминается худший оттенок бежевого цвета. У нее постоянно был насморк в различной стадии, и она утиралась комком носового платка, который прятала в рукав.

Когда я появилась в библиотеке и развила активную деятельность, она была недовольна, но реагировала как гусеница, которую потревожили, и она поднимает верхнюю часть туловища, пытаясь определить источник беспокойства, а потом медленно уползает. Так и Раиса Ивановна: вначале морщилась и фыркала, а затем облюбовала себе место в углу за стеллажами и практически ничего не делала.

Так как я дала ей возможность приятного времяпровождения, она стала поглядывать на меня благосклонно и даже ласково. Бывало, что Раиса Ивановна тихо смеялась, слушая меня и наблюдая мою деятельность. Но вообще она была очень вялой, бледной, и я однажды с прямотой молодости спросила ее: она больна или у нее что-то случилось?

Она смешалась и даже покраснела:

– А что, я так выгляжу? – наконец спросила она.

– Ну, вы бледная, усталая, в глазах у вас нет огонька. Вон тетя Даша (наша уборщица) старше вас, а глаза блестят, даже, можно сказать, шныряют как буркалы, полы моет как зверь, огород у нее, внуки.

Раиса Ивановна посмотрела на меня и сказала:

– Знаете, Лариса (это я), я действительно слаба, и давно. Моя жизнь довольно странная. С детства. Вначале я этого не понимала, но потом увидела, что в жизни других людей все происходит по-другому. Например, моя первая любовь случилась при весьма непонятных, даже загадочных обстоятельствах. Эта любовь была сильной как болезнь, и я так и не выздоровела. Короче, я думаю, пришло время рассказать обо всем.

Я с удовольствием приготовилась слушать: за окном пасмурно, моросит дождь, на дереве у окна шевелятся несколько ржавых корявых листьев, посетители в будни приходили в основном после пяти.

«Я училась в третьем классе, жили мы в закрытом военном городке летной части. Однажды зимой мы гуляли с одноклассницей. Это был январь, каникулы. Гуляли вместе случайно, до этого мало общались. Звали ее Аля Оршанская. Мне было с ней скучно и неинтересно, но потом она сказала, что покажет мне «секрет». Я была заинтригована, потому что «секреты» в основном делались летом. Рылась ямка нужного размера, и туда клались цветы, фантики и др., и все это закрывалось стеклом. Осколок должен был быть довольно крупным – либо плоским, от оконного стекла, либо выпуклым от бутылок. Потом он закапывался, помечалось место и показывалось только самым доверенным лицам. «Показ секрета» мог означать предложение дружбы. Но секрет в снегу?

Однако Аля повела меня в подъезд, закрыла дверь и прильнула, как мне казалось, к щели. «Посмотри», – сказала она. Я наклонилась и стала смотреть. Подъезд закрывался не плотно, и в щель я видела снег, гуляющих мальчишек. Я уже собиралась выяснить, что же необычного в том, чтобы смотреть на двор в щель? Но мое небольшое перемещение привело к потрясающему эффекту: я увидела кадр в цвете – это было поле – либо пшеницы, либо ржи, а перед ним тропинка. Вероятно, был ветер, потому что пшеница качалась. Нужно сказать, что в то время цветного телевидения в обозримом пространстве не было. Я спросила ее – что это. Она спокойно ответила: «Картиночки». Затем она стала смотреть сама и пугала меня, говоря, что видит черепа и скелеты. В тот день я больше не решилась посмотреть. Когда я спросила, где расположены эти картинки, она сказала, что там, где дверная ручка прикрепляется к двери. Ручки старые, шатаются, и поэтому там образуется щель.

На следующий день я с нетерпением выбежала во двор, зашла в подъезд и стала смотреть. Передо мной проплывали различные пейзажи, очень красивые, и, разглядывая их, я не заметила, как замерзла, руки окоченели, кончик носа побелел».

Выслушав это повествования с некоторой долей скепсиса, с одной стороны, но с другой, с интересом к красивому рассказу, я перебила Раису Ивановну и спросила:

– А вы что, не удивились, что в двери, в какой-то щели – цветные кадры?

– Почти нет, – ответила рассказчица. – В детстве все воспринимается непосредственно, как должное. Если оно есть, то значит, должно быть. Я, правда, рассказала об этом своей маме, но она засмеялась и назвала меня своей милой фантазеркой.

«Я стала проводить большую часть своего времени в этом подъезде, возле рассохшейся двери, в неудобном положении. Дело в том, что на картинках стали появляться люди. В основном это были не европейцы. Африканцы, вероятно, в набедренных повязках, азиаты в чалмах и другие, какие-то шествия. То праздники, то будни. Но скоро мое увлечение было замечено мальчишками, они стали дразнить, обзывать меня, подстерегали меня в моем любимом подъезде. Я была рохля, притом плаксивая, и это еще больше подогревало их интерес и побуждало обижать меня.

Но вскоре, выйдя во двор, я не увидела никого. Очень обрадовавшись, я ринулась к своему подъезду и прильнула к щели. Она, как будто меня ждала, раскрыла передо мной новые картинки. Помню – это был дом, в нем – два этажа. Второй этаж, деревянный, был окаймлен балконами, на которых сушились вещи. Справа был еще один деревянный дом, но одноэтажный. Дома стояли недалеко от возвышенности, поросшей деревьями.

Я засмотрелась и не сразу услышала грохот – это вниз неслась компания, подстерегавшая меня. С разбегу они меня толкнули, дверь открылась, и я упала. Подняв голову, я ожидала увидеть снег, голые деревья, родные пятиэтажки… Но увидела совершенно другое: передо мной был дом, вдали зеленые деревья. Я поднялась и стала тупо смотреть на все это: двор был захламлен, а рядом со мной куча дров. Посмотрев на балконы, я узнала тот дом, что видела на своей картинке. Мне стало жарко в шубе и валенках с галошами, стало страшно – где искать маму или хотя бы папу? Я была согласна на папу, даже если он пьяный.

Я скривила рот, собираясь громко заплакать, но тут из низкого дверного проема вышла женщина с корзиной, наполненной постиранным бельем. Ее наряд меня очаровал. На ней была розовая кофточка, а красивая ткань с желтыми цветами обвивала ее стан и одно плечо. Темные волнистые волосы обрамляли смуглое лицо. Увидев меня, она поставила корзину, всплеснула руками и истошно закричала: «Решми!». Подбежав, она стала обнимать меня и что-то громко говорить. Это был не русский, а как я потом узнала – хинди. Но я понимала этот язык. Тогда я подумала, что это сон, и стала громко плакать и кричать «мама». Я по опыту знала, что, когда плачешь или кричишь во сне, ты кричишь и наяву, правда, слабо. Но мама всегда слышала и будила меня. Сейчас это не помогло, а женщина, между тем говорила:

– Где ты была, Решми? Что это на тебе надето?

Она сняла с меня, с моей помощью, шубу, встряхнула в руке и с недоумением уставилась на нее. Затем, взяв меня за руку, потащила в дом. Я семенила за ней в своих валенках.

В доме первой я увидела старуху, она сидела на ковре в белой одежде, голова была накрыта покрывалом. Ее лицо беспомощно задрожало, словно она собиралась заплакать, но потом, видимо овладев собой, грозно взглянула на меня и сказала: