Андрей Голицын - Кому же верить? Правда и ложь о захоронении Царской Семьи

• Название: Кому же верить? Правда и ложь о захоронении Царской Семьи
• Автор: Андрей Голицын
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-98862-123-2

2013-й год – юбилейный для Дома Романовых. Четыре столетия отделяют нас от того момента, когда вся Россия присягнула первому Царю из этой династии. И девять десятилетий прошло с тех пор, как Император Николай II и Его Семья (а также самые верные слуги) были зверски убиты большевиками в доме инженера Ипатьева в Екатеринбурге в разгар братоубийственной Гражданской войны. Убийцы были уверены, что надёжно замели следы и мир никогда не узнает, какая судьба постигла их жертвы.

Это уникальная и по-настоящему сенсационная книга. В её основу легли воспоминания князя А.К. Голицына, участвовавшего в работе Комиссии по идентификации найденных под Екатеринбургом «Царских останков» с момента её создания. Автор убедительно (с помощью многочисленных документов) доказывает необъективность подходов и методов работы государственной Комиссии в отношении идентификации найденных под Екатеринбургом останков, якобы принадлежащих Царской Семье.

Таким образом, вопросы, кого именно похоронили в Петропавловском соборе Санкт-Петербурга и где именно подлинное местонахождение останков Царской Семьи и их верных слуг, и сейчас остаются открытыми.

---

«В этой же комнате, – продолжает Соколов, – Сергеев обнаружил на южной стене надпись на немецком языке:

Belsatzar ward in selbiger Nacht

Von seinen Knechten umgebracht[10].

(В эту самую ночь Валтасар был убит своими холопами.)

Это двадцать первая строфа известного произведения немецкого поэта Гейне “Balthasar”. Она отличается от подлинной строфы у Гейне отсутствием очень маленького слова “aber”, то есть “но, всё-таки”.

Когда читаешь это произведение в подлиннике, становится ясным, почему выкинуто это слово. У Гейне двадцать первая строфа – противоположение предыдущей двадцатой строфе. Следующая за ней и связана с предыдущей словом “aber”. Здесь надпись выражает самостоятельную мысль. Слово “aber” здесь неуместно…

На этой же южной стене я обнаружил обозначение из четырёх знаков. Снимок передаёт их вид».

Во всё время проведения следствия Соколова сопровождает Роберт Вильтон, корреспондент английской газеты. Покинув красную Россию вместе с Соколовым, уже у себя на родине он издал книгу «Последние дни

Романовых», написанную по следственным материалам, которые Вильтон пунктуально фиксировал и собирал. В начале своего повествования он писал: «Я долго изучал места, где происходило Екатеринбургское злодеяние, начав с Ипатьевского дома. Меня свёл туда судебный следователь Соколов. Он разъяснил мне ход драмы с точностью, не допускавшей сомнения. На стенах подвальной комнаты я видел кровавые пятна, о которых большевики, когда мыли комнату, позабыли; я видел непристойные надписи, рисунки, сделанные рукой русских тюремщиков; я прочёл другие надписи на немецком, на венгерском, на еврейском языке».

Подытоживая всю проведённую работу внутри дома Ипатьева, Соколов написал:

«Доказано, что между 17 и 22 июля 1918 года, когда Ипатьев восстановил своё нарушенное владение домом, в нём произошло убийство. Оно случилось не в верхнем этаже, где жила Царская Семья. Кровавая бойня совершилась в одной из комнат нижнего, подвального этажа. Один выбор этой комнаты говорит сам за себя: убийство было строго обдумано. Из неё нет спасения: за ней глухая кладовая без выхода; её единственное окно с двойными рамами покрыто снаружи толстой железной решёткой. Она сильно углублена в землю и вся закрыта снаружи высоким забором. Эта комната – в полной мере застенок.

Убивали из револьверов и штыком. Было сделано свыше тридцати выстрелов, так как нельзя допустить, чтобы все попадания были сквозные, и пули не остались бы в телах жертв. Одни из жертв находились перед смертью вдоль восточной и южной стен, другие ближе к середине комнаты. Некоторые добивались, когда лежали уже на полу. Если здесь была убита Царская Семья и жившие с ней, нет сомнения, что из своего жилища она была заманена сюда под каким-то лживым предлогом. Наш старый закон называл такие убийства “подлыми”».

Кровавый след из подвала Ипатьевского дома ведёт следователя Соколова на рудник в урочище Четырёх Братьев. От дома Ипатьева он идёт пешком, по той дороге, по которой годом ранее в тёмную июльскую ночь убийцы увезли «хоронить» свои жертвы. Миновав Верх-Исетск, дорога уходит в лес, который тянется на протяжении всего пути. Примерно на девятом километре от Верх-Исетска дорогу пересекает «горно-заводская» железнодорожная ветка, на перекрёстке которых находится переезд № 184 с домиком для путевого сторожа. В этом месте лес отступает и дорога к переезду идёт по открытой местности, но вскоре за переездом она снова уходит в таёжную темень.

«В четырёх верстах от Коптяков, – пишет Соколов, – к западу от дороги, имеется старый рудник. Наружными разработками и шахтами здесь некогда добывали железную руду. Это было давно… Между переездом № 184 и описанным рудником коптяковской дороги имеются и другие рудники. Они ближе к Екатеринбургу. К ним гораздо легче подъехать, так как коптяковская дорога местами плоха для езды.

Но ни один из них не имеет других удобств, какими отличается рудник в урочище Четырёх Братьев: он совершенно закрыт для постороннего взора густой чащей молодого леса; нигде нет такой удобной глиняной площадки, лишённой всякой растительности, и рядом с ней глубокие шахты».

На основании показаний большого количества свидетелей, лиц, причастных к убийству, или непосредственных участников этого злодеяния Соколов составил очень убедительную картину событий, происходивших на руднике. Он достоверно установил, что движение по Коптяковской дороге было прекращено на рассвете 17 июля и возобновлено 19 июля с шести часов утра. От Екатеринбурга застава, откуда уже был проезд запрещён, находилась недалеко от железнодорожного переезда № 184. С севера Коптяковская дорога была перекрыта в километре от самой деревни. Вся территория была оцеплена. В зоне оцепления оказалось примерно около семи километров Коптяковской дороги. Всё это время попасть в деревню или выехать из неё местный житель не мог, и все попытки проехать дорогой или миновать её стороной, которые совершали некоторые смельчаки, оборачивались встречей с вооружёнными людьми и угрозами за ослушание неминуемой расправой. Пересекать запретные кордоны могли лишь те, кого пропускала охрана, то есть непосредственные участники и организаторы всей этой таинственной акции. Важные сведения о том, что происходило в эти дни, дал следователю Соколову опрошенный им путевой сторож с переезда № 184 Яков Иванович Лобухин. Он рассказал, что в ночь на 17 июля, когда уже начало рассветать, он проснулся от шума мотора, очень тому удивившись, ибо никогда прежде его переезд в такой ранний час никакие машины не пересекали. Проснулся и его сын. В окно они видели, как в рассветной дымке мимо их домика со стороны Екатеринбурга в сторону Коптяков по объездной дороге прошёл грузовой автомобиль, в кузове которого сидело четыре человека с винтовками в солдатской форме. Тогда же сразу было прекращено движение по Коптяковской дороге.

В семь часов утра, опять же из города, через переезд прошёл грузовой автомобиль, но в лес он не углубился, как первый, который путевой сторож со своим сыном видели ночью, а остановился, как показал Соколову Лобухин, «саженях в ста пятидесяти» от их переезда. Точно они не утверждали, но обоим показалось, что в кузове были «бочки или ящики». Через несколько часов переезд пересёк ещё один грузовик и тоже на Коптяки не поехал, а остановился возле предыдущего. «Тут я хорошо запомнил, – как записано в протоколе допроса Я.И. Лобухина, – что в этом автомобиле в железных бочках бензин везут». Сын Лобухина показал на допросе Соколову, что он решил воспользоваться случаем и, взяв бутылку, отправился к месту, где остановились оба грузовых автомобиля. Тогда он уже точно увидел, что в автомобилях везли бензин в железных бочках, которых он насчитал не менее трёх. Около машины были вооружённые люди в солдатской форме, человек пять. Лобухин-младший попросил, чтобы ему дали бензину, и один из охранников налил ему полную бутылку.

«Многие видели, – подытоживая рассказ Лобухиных, написал Соколов, – как возили бензин. Оценивая показания свидетелей, я утверждаю, что его было доставлено на рудник самое меньшее сорок пудов» (640 килограммов).

Бензин на грузовиках довозили до того места за переездом № 184, на которое указывали Лобухины, а дальше к руднику уже перевозили на лошадях. Кроме бензина на рудник, как установило следствие, было привезено более 11 пудов серной кислоты. Соколов этот факт устанавливает документально. Большевики, покидая в спешке Екатеринбург, многие документы не успели уничтожить, что для следствия явилось очень важным доказательным материалом. В протоколе Следственного дела от 16 декабря 1919 года Соколов приводит тексты предписаний, адресованные на имя управляющего аптекарским магазином «Русское Общество»:

1. «Предлагаю немедленно, без всякой задержки и отговорок выдать из вашего склада пять пудов серной кислоты предъявителю сего. Областной Комиссар Снабжения Войков».

2. «Предлагаю выдать ещё три кувшина серной кислоты». Получатель тот же, предписание подписано тем же лицом и тем же днём: 17 июля.

Касательно этого вопроса Соколов допросил Ивана Матвеевича Сретенского, бывшего, как указано в протоколе, «в момент февральского переворота уездным исправником», который показал: «Я сам осмотрел кислоту на складе. Она была в японских глиняных кувшинах, а кувшин помещался в ящике (те самые, которые видели Лобухины в кузове грузовика. – А.Г.). Они (ящики) были довольно толстые: иначе они и не могли быть сделаны, так как кувшин кислоты весил два пуда и тридцать один фунт» (это более 40 килограммов).

Итак, следователем Соколовым было установлено, что на рудник в урочище Четырёх Братьев было в общей сложности привезено не менее 650 литров бензина и 176 литров серной кислоты.

«Что же привозил на рудник грузовой автомобиль в ночь на 17 июля? – задаёт вопрос Соколов. – Что прятали на дне шахты? Зачем привозили сюда кислоту и бензин? Самый лучший ответ на все эти вопросы дадут предметы, которые были найдены на руднике».