М. Таргис - Сумеречная мелодия

• Название: Сумеречная мелодия
• Автор: М. Таргис
• Жанр: Русское современное
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-93682-909-3

Какую роль может сыграть талантливо написанное произведение – книга, стихотворение, музыка – в жизни своего создателя? Какие чувства испытывает автор к собственному детищу – любовь, привязанность, может быть, благодарность, а может быть, и ненависть? Бывает так, что истинный шедевр, дойдя до широкой публики, или же оставшись лежать на полке, подчиняет себе всю жизнь автора, капризно требуя к себе внимания, как избалованное дитя, а иногда переживает свою собственную историю, влияя на судьбы ознакомившихся с ним людей. Но может ли такое безобидное произведение искусства, как эстрадная песня, убить? Легенда говорит, что такая песня существует.

Для героев этой книги творчество и смерть оказались неразрывно связаны между собой. Но обладает ли Сумеречная мелодия в действительности мистической силой, способной сделать из нее смертоносное оружие, или ее репутацию обеспечили случайные совпадения и политические интриги? Ответственны ли авторы за то, как влияет на людей их произведение? Всегда ли применимы общечеловеческие нравственные установки в сфере искусства? Такие вопросы ставит перед читателем эта книга.

---

– Черт знает, что это все значит, – пробормотал Павел.

Из-за двери лилась мелодия, на которую они не обращали внимания.

– Что пить надо меньше, вот что! – прошипел Штольц.

– Нет, он же сам сказал… Тут что-то не клеится. Но в любом случае, кажется, мы опоздали… – начал Павел, когда из комнаты внезапно донесся выворачивающий душу наизнанку пассаж. Композитор от неожиданности выронил газету, Штольц пошатнулся. Оба ошарашенно переглянулись.

– Это она! – произнес Штольц.

– Там же нет нот!

Павел распахнул двери и вошел в гостиную.

Цеста сразу же перестал играть и сидел у рояля, выжидательно глядя на него. Нот на рояле действительно не было.

– Что вы играете? – сурово вопросил Павел.

Цеста пожал плечами и улыбнулся.

– Вдруг нашло. Сам не знаю, откуда это взялось.

– Это моя песня! – ревнивым тоном заметил Павел.

– Слушай, никакой мистики тут нет, – Штольц коснулся его плеча. – Ты играл ее ночью, и твой гость запомнил.

– Я не помню, чтобы играл ее! – возразил Павел.

– Точно играл… Кажется…

– Это возможно? – спросил Павел. – Вы сумели сыграть Umsonst по памяти?

– Тоже еще, Моцарт нашелся! – хмыкнул Штольц.

– Вероятно, да, – ответил Цеста. – Во всяком случае, если бы я услышал эту мелодию раньше, такое я бы не забыл! В ней есть что-то жуткое, вам не кажется? И в то же время она неправдоподобно хороша!

Павел зябко передернул плечами и ухмыльнулся, поймав вопросительный взгляд гостя.

– Надо же! Мне еще никогда не приходилось слышать ее со стороны, тем более – вот так, вдруг!

– Прошу вас, – Цеста поднялся с рояльного табурета и переставил на стол свой кофе.

– Посмотрите сюда! – Шипек быстро переворошил бумаги на столе, хлопнул себя ладонью по лбу, подбежал к задвинутому в угол комнаты бюро и вынул из ящика пару листов бумаги.

– Слова тоже вы написали? – Цеста с интересом проглядел текст, приподняв и округлив прямые полоски бровей. – Ух ты! Сильно.

Не говоря больше ни слова, Цеста прочистил горло и со значением взглянул на Павла. Сразу поняв, что от него требуется, тот сел за рояль. Штольц тихонько притулился в углу на стуле, переложив с него на какой-то ящик шляпу Павла, и приготовился созерцать и внимать, невольно увлеченный происходящим.

Он уже знал, что сейчас будет, и все-таки его опять захватило врасплох: Павел еще ни разу не исполнял свой шедевр с такой отдачей, а когда сильный тенор зазвенел с чистотой и мощью церковного колокола тревожным, пугающим набатом, мир мгновенно рухнул куда-то вниз, в бездну, наполненную сумраком потерянной души.

Штольцу хотелось крикнуть: «Перестаньте!» – но он не рискнул. Безжалостная песня оборвалась сама, прерванная отдаленным глухим стуком и визгливым криком, и Олдржих отнял от лица судорожно прижатые ладони.

– Это невозможно! – простонал Павел и бросился в прихожую.

Цеста, удивленно оглядевшись, положил текст на рояль и последовал за ним. Штольц тоже встал со стула, обнаружив вдруг, что нетвердо стоит на ногах.

– Вот дьявольская тема! – пробормотал он.

Едва Павел открыл дверь, в квартиру ворвался гул возмущенных голосов. На лестничной площадке стояла совершенно пунцовая – от нее только что пар не шел – пани Вертерова, за ней толпилось чуть ли не с десяток полуодетых соседей. Некоторые лица показались Штольцу смутно знакомыми, вероятно, он встречал этих людей на лестнице.

– …полицию! – закончил кто-то фразу, и на мгновенье воцарилась тишина.

– Пане Шипку, вы уж… – пробормотала с упреком пани Вертерова, и, словно это послужило сигналом, остальные снова зашумели.

– Вы знаете вообще-то, что сейчас полшестого утра?!

– Ну так… самое время вставать… – нашелся Павел.

– После того, как мы всю ночь глаз сомкнуть не могли?!

– Сколько можно это терпеть?!

– Давно уже надо сообщить, куда следует…

– Хоть бы девок к себе водили, тьфу! – сплюнул краснолицый мужчина в майке и потрепанных полосатых штанах. – А то занимаются черт знает чем…

– Вот уж это не ваше дело! – не выдержал Штольц.

– Было бы не наше дело, – вступила тощая женщина в домашнем халате, – если бы вы не устраивали кошачьих концертов в пять утра!

– Что, простите? – темные глаза Павла округлились от потрясения.

– Повезло с соседями, ей-богу, – добавила женщина.

– Между прочим, раньше весь этот дом принадлежал моей семье, – возмутился Павел, – и если мы согласились…

– Вот именно! Будет теперь всякая дворянская шваль нам жизнь портить! Извращенцы! – бросил кто-то из заднего ряда, но Павел в ответ на это просто захлопнул дверь.

– Вовремя, а то бы сейчас началось взятие Бастилии, – заметил Штольц, переглянулся с Цестой, и оба внезапно рассмеялись.

– Т-твари! – прошептал Павел и пнул ни в чем не повинную дверь, из-за которой все еще доносились отдельные вскрики.

– Кошачий концерт! – вспомнил Цеста и снова рассмеялся – звонким мальчишеским хохотком.

– Нет, я их убью! – взвыл Павел и бросился к шкафу в коридоре.

Штольц еле успел вцепиться в его руку: он знал, что композитор держит там карабин.

– Нет, я их перестреляю, как…

– Перестань! – произнес Цеста спокойным тоном, но его звучный голос пронесся по длинному коридору с силой громового раската, и Павел сразу остановился.

– Простите, пане Цесто.

– Можно и на «ты», – Цеста обнаружил, что стоит на мятой газете, так и лежавшей на полу, наклонился, чтобы поднять ее, но замер, разглядев фотографию на первой странице, и тотчас же резко выпрямился.

– А знаете что? – сказал он. – Пойдемте ко мне.

Павел и Олдржих неуверенно переглянулись.

– Там нам никто не помешает, – заверил их Цеста.

– М-ммм… ты уверен? – выдавил Павел. – Мне кажется, твоя… твоя подруга… вряд ли будет в восторге…

Штольц хихикнул.

– Моя – кто? – не понял Цеста. – А! Вы заходили… Нет-нет, ребята, все будет отлично, уверяю вас!

– Ну что ж, – Павел подошел к входной двери и прислушался. За дверью было тихо, но композитор покачал головой: – Ничего, если по пожарной лестнице?

В трамвае было порядочно народу. Большинство пассажиров с несколько иррациональным неодобрением косилось на троих молодых людей вполне приличного вида: видимо, подозревали, что они не на работу едут, а по каким-то другим делам, вероятнее всего, домой – отсыпаться. Только две молодые женщины не сводили с Цесты доброжелательного взгляда. Может быть, они узнали в нем популярного певца по фотографии с афиш, а может быть, нашли, что даже сейчас, бледный и толком не выспавшийся, он был как-то романтично интересен.

Цеста смотрел в окно и не замечал их взглядов, как и не менее внимательных глаз Павла, словно бы стремившихся поглотить каждую деталь его облика.

Отвернувшись от окна, он перехватил взгляд композитора и улыбнулся, поднимаясь с места.

– Нам выходить.

Павел с Олдржихом удивленно переглянулись: трамвай привез их в новый район города, до квартиры Цесты отсюда было довольно далеко.

На рассвете поднялся холодный ветер, улицы превратились в сквозные тоннели, продувавшиеся из конца в конец. Выйдя из трамвая, юноша нахохлился и стиснул рукой воротник рубашки у горла. Павла так и подмывало накинуть на Цесту свой плащ, но он не решился. Пройдя метров тридцать, они свернули на другую улицу.

– Мы не к вашей… – неуверенно начал Павел, и Штольц насмешливо подсказал:

– …подруге? Жене?

– Нет, мы идем ко мне! – весело объявил Цеста, спустился на несколько ступенек к подвальному входу в ничем не примечательное здание, поискав в карманах, достал ключ, отпер дверь и картинно поклонился: – Прошу в мой дом, панове.

Они оказались в небольшой студии звукозаписи.

– Ребята проснутся позже, час или два мы здесь одни, – сообщил Цеста. – А Гертруда… Она славная, просто… мы немного повздорили. Я был немного не в себе, видимо, ее это испугало…

– Мне показалось, она не из пугливых, – пробормотал Штольц.

Юноша распахнул дверь в тесную комнатушку, предназначенную для хранения инструментов. Она была забита до отказа, однако там нашлось место для узенькой кушетки, на мятом покрывале которой отдыхала гитара.

– Я часто провожу тут ночи, когда заработаюсь, – объяснил Цеста, взял в руки гитару и нежно погладил изогнутый корпус. – Вот моя единственная подруга и жена! – Он сел на кушетку, принялся любовно перебирать струны. – Хорошо, что я тебя там не оставил, – поделился он с гитарой, поднял глаза на гостей и снова улыбнулся. – Здесь есть все, что мне нужно. А туда я больше не вернусь.

– А квартира? – напомнил Штольц, подумав мельком, что он единственный из присутствующих имеет представление о практичности.

– Да ну ее к черту, пусть там живет! – беспечно отмахнулся Цеста и тут же внимательно посмотрел Павлу в глаза тем самым своим удивительным стальным взглядом. – Ну что, за работу?