Константин Крикунов - Четыре тетради (сборник)

• Название: Четыре тетради (сборник)
• Автор: Константин Крикунов
• Жанр: Русское современное
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-91901-001-2

Том избранного известного петербургского литератора Константина Крикунова (1963–2010) составили лучшие образцы его журналистских работ – репортажи, очерки, интервью – и оригинальные прозаические опыты, как уже известные читателю по предыдущим книгам автора, так и представленные впервые.

Анализ творчества К. Крикунова дан в послесловии критика Никиты Елисеева.

---

Всегда думал: кто будет вечером снимать с тебя платье, которое утром надевал на тебя я. – Машина по городу Москве. Такси, такси, пожалуйста, такси. Такси недорого. Такси, пожалуйста, молодой человек, такси. Такси, девушка, такси, такси.

«Эротодромомания есть тяга к бродяжничеству с целью поиска сексуальных эксцессов».

Загадка

На дереве без листьев сидела птичка без перьев, пришла девка безротая и съела птичку без перьев с дерева без листьев.

1 ноября, утро

Гола постель.

Октябрь

отпразднован.

Протрёшь окно,

и лёгкий снег

огромен.

1 ноября

Дворники внесли во двор короб опавших листьев.

Сад

Падает в волосы вишня сухая,

идти ли? –

дома зажигают в туманах,

и светлеют до света постели,

не дождавшись из сада любовниц

или же главарей из преступного мира.

Идти ли? –

если ливнями сорваны паутины,

если пусто в ноябрьском этом саду,

и Орфей и Вергилий

идут в сандалетах

лёгкой и звонкой землёй.

Утренник детский! –

хоть ёлочку празднуй –

так просто!

7 ноября

Синие голуби на окровавленных лапках.

Рыбой пахнет

Рыбой пахнет. Мама ест вкусную жирную рыбу. Рыбой пахнет. Мама купила рыбу. Рыба маленькая и жирная. Мама ест рыбу. Очень вкусная рыба. Мама чистит и ест. У раковины мажет и ест рыбу. Пальцы у мамы жирные. Рот у рыбы вкусный и жирный. У мамы жирный рот и жирные пальцы. Мама ест рыбу на глазах у кошки. На глазах у кошки мама пахнет рыбой. Рыбы целый ящик в связках по шесть и по восемь. Полиэтилен жирный. Мама режет чёрный хлеб. Мама хочет пива. Кошка хочет рыбу: рыбой пахнет. Задница у кошки похожа на маленький чёрный рот. Кошка лижет задницу. Мама ест рыбу, жирную, хорошую рыбу. Как хорошо, что мама купила рыбу!

NB

17 ноября не забыть отпраздновать день рождения Августа Мёбиуса.

Мокрый снег

– У вас уже утро? У нас вечер. И на Литейном мокрый снег.

– Как так может быть? Коперник бы удивился. Не земля, а сумасшедший дом.

2 декабря, ню, фотография ч/б

Ты встала: снег.

Подошла к большому холодному зеркалу шкафа.

Наступила зима

после дождей.

Утро у окна

Ворона посмотрела с крыши котельной вниз и не решилась

лететь.

Трепыхание, треск. Бабочка? Пенопласт.

– Я знаю, как тебе помириться с девушкой, – сказала мама. – Нужно сделать ей что-нибудь приятное, сказать хорошие слова и подарить хотя бы маленький букетик ландышей.

– Это в декабре-то?

Спит, открыв рот и полуоткрыв глаза, зрачки ворочаются, следят за кем-то бегающим и летающим.

«Уезжай или оставайся. – Мне всё равно. – Оставайся, мы будем играть в лису в курятнике. – Мне всё равно. Ты тащишь сундук моего прошлого сюда, рассаживаешь и расспрашиваешь их здесь, эти фантомы, прикармливаешь. Зачем они нам?» Я сказал «уезжай»:

– Ты мне безразлична.

Она не плакала. Её глаза были синие, как протоплазма. Может быть, она плакала потом, я не знаю.

Во дворе детского сада живая ёлка и живая Снегурочка.

Мальчик стоит в стороне и смотрит вверх. Что его удивило?

Серое небо, на котором ничего не написано? услышанная в себе музыка? Мама, которая за мутным стеклом развешивает новогодние огни?

Строят дорогу. По насыпи ходит бульдозер. В снег, перемешанный с мёрзлой землёй, зарывают соловьёв. Тех, которые разбудили меня, когда в матраце тлела красная ядовитая дыра, и я, услышав их майский рев, распахнул дверь на балкон.

Господня земля и исполнения ея, вселенная и все живущие на ней!

Дочка болеет. Не ела три дня. «В глазах всё жёлтое. На третий день съела вишенку, и – тошнит».

Узор на окне

– Смотри, какой ледяной шар, который похож на солнце!

Зоопарк зимней ночью

Птицы гремят когтями о жесть, как драконы.

Философский кружок

Собираются по вечерам в мастерской с видом на Спаса на Крови. Спорят, вертится ли ось у колеса телеги, вертится ли ось Земли. О том, сколько чертей смогут одновременно станцевать на острие иглы. Об Ахилле и черепахе.

По ночам в доме воют канализационные трубы.

Дети! последнее время!

Историк

Лицо искажено улыбкой: он знает всё. Его обидели – не дали степень, теперь измывается над студентами. Я видел его в научной библиотеке, он читал вслух поваренную книгу:

– На один килограмм мяя-са…

Сказка

Он был богом. У него было две дочки, которые сидели в саду. Там ещё была стена. На дереве росли яблоки, которые если съешь до смерти – не умрёшь, а если после – воскреснешь.

Песенка

Почему ты плачешь?

– По дому.

Где твои детки?

– На небе.

Кто ты, песенка?

– Ненависть.

Чем успокоится сердце,

чем успокоится?

31 декабря

Брожу, никому не покупая подарки.

Был ограблен старухой, она собрала вывалившиеся из кармана десятирублёвые бумажки: «Ничего-ничего, я подберу».

– Ребята, попроще чего-нибудь есть? – Чего попроще? – Кроме тишины… – Он весь вечер просил попроще. – У меня яда не хватило, чтобы плюнуть, – продавщица.

Коробка: «Эвкалипта плутовидного счастье». Вместо «Эвкалипта прутовидного листья».

Написать письмо: «Утром, надевая трусы, вспоминал, о тебе».

Груши сбегали по склону холма.

Отец

Мне четыре года, Прокопьевск, Новый год, хлопушка, ёлка загорелась, папа хлопал в ладоши, подпрыгивал, тушил иголки.

Бал

Сначала пришли дети, целый класс. Галдели. Потом бальные подруги. Потом их друзья и вовсе незнакомые люди стали появляться в доме. Их представляли мне: нечеловеческие фамилии. Их становилось много. Одни плясали в комнатах. Вспомнил, что дом большой. Другие пили под ёлкой и беседовали. Другие были в третьих. Люди с лицами своими. Люди в масках. Люди с лицами, как маски. Фиолетовые лица, кривые лица, красивые девки, юноши без лиц. Все человеческие и все искажены. Я жалел, что всё это наяву, а не во сне, ходил между ними, замеченный и не замечаемый.

1 января

Вокруг избы ходило нечто, подобное ребёнку. Следы.

Пять строк

Окна с белым попугаем,

крыши города под снегом.

Я один в своём окошке.

– Ты один в своём окошке, никого тебе не надо.

Метаморфоза

Лестничная клетка, окно через двор. Загромождённая комната. Девушка с косичкой читает книгу, колышется свет. Полки, кисточки, дело к полуночи. Нет, не косичка – белая рука. Абитуриентка, не первокурсница, готовится к первым экзаменам. Не шевелится. Что происходит? Юная леди сидит без движения? Отклонилась, тело исчезло. Сухая рука перекрестилась. Положила книгу. Старуха при свече читает – в своём загромождённом временем и прошлыми жизнями пространстве.

Танина бабка

«У меня черви в голове. Накрывала стол, крахмалила скатерть, хоронила мужа без конца. Он приходил домой, она: ты же умер, я тебя… Хорошо, садись. Уезжала из дому невесть куда, блукала. Нашли в лесу с обгрызенной булкой, замёрзла под деревом. Снег вокруг дерева оттаял».

Град возлюбленных Божьих

Тут недалеко деревня есть, Дудачкино называется.

Большая? Маленькая.

Там мужик церковь построил, и полопалась. Супов его, между прочим, зовут, Саша. Саша Супов.

Двор, ёлка, наёмная снегурочка, хоровод. Мальчик у ёлки смотрит вверх:

– Вы что, нелюди, что ли? Вы злые, что ли?

Беременна несколько недель. Говорит о том, как у него растут пальчики, ресницы.

Прощание

Дальнобойщики уезжают в Выборг. Хвост ещё выволакивается из Ленинграда. Дальнобойщики поют по рации:

– Ухо-ухо, ухо зелёно-е!

Она стоит на площади Мужества и машет платком. Непонятно, смеётся или плачет. Они едут в Скандинавию, где бушуют снега и живут Деды Морозы.

«Они одержимы лихорадочными поисками счастья».

Баба Зина

Вышла на порог в летнем халате и калошах на босу ногу, словно май на дворе.

– Та! Что ж вы без девок приехали?

Я приехал последней электричкой, ночевал в хлеву с печкой и распятой на брёвнах красной тряпкой «Ячейка В.К.П.(б), Приморский колхозный рынок».

Дрожали звёзды. В печке жарили чертей, и железная трещина змеилась огнём.

Рождественское утро: солнце, колодец, чёрная старуха на пороге избы.

Я поставил ведро в сугроб.

– А и я раньше красивая была! И блокаду пережила, и ПВО, и санитаркой. Двадцати лет тогда не было… Приводят, он безрукий в ванне сидит. «Помой, – говорит, – девочка.–