Вадим Черников - Чаша. Последний обряд

• Название: Чаша. Последний обряд
• Автор: Вадим Черников
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4444-2228-1, 978-5-4444-7531-7

Кир Глинников уверен, что поиски завершены. Тайна «Чёрной книги» разгадана, многовековое противостояние окончено и могущественный противник побеждён…

Но для древнего Ордена, быстро восстановившего своё влияние, всё только начинается. Используя результаты поисков Кира, новый магистр Ордена делает вывод о том, что есть реальная возможность выйти на след Чаши Нового Завета, и разрабатывает новый план. Поставив на карту всё своё могущество и само существование, Орден начинает заключительный этап поисков, целью которого становится находка Чаши. Ордену давно известно, каким образом и в каких целях её использовать. Всё уже подготовлено для последнего обряда…

Магистр понимает, что достичь успеха без участия в поисках самого Кира невозможно, и действует решительно и жестоко. Поставленный перед дилеммой: найти или умереть, Кир Глинников вступает в финальную, смертельную схватку…

---

– В каком смысле? – переспросил Михайлов.

– В смысле выяснения его биографии, родителей, дедушек-бабушек и прочих данных о его предках и вообще обо всём, что с ними связано. Раскопать всё и вытащить! Причём быстро! Вот этим и озадачьте наших архивистов и вообще всех, кто близок к историческим кругам. Фамилия Глинников и всё, любую мелочь вокруг и около него.

– Понял. А как же Жарков и остальные?

– Остальных – постольку-поскольку. Времени итак мало. Главное, Глинников! Надеюсь, именно здесь мы и найдём хоть какой-то ключик к некоторым вопросам. И попытаемся на них ответить, – резко закончил Губаш, подавая полковнику руку и заканчивая разговор: – Хороших праздников и… – он достал из кармана пиджака конверт и вложил его в руку Михайлова. – Тут вам премия, как раз к рождению сына. И поздравления от всего Управления. Передайте привет супруге. Как назвали, даже не спрашиваю, потому что тут и выбора у вас нет. Всего доброго!

Михайлов потупился и тихо сказал:

– Да, Михаилом назвали, вы правы… Спасибо. И вам… счастливого Нового года.

Михайлов кивнул вслед за улыбкой генерала и пошёл к двери, но обернулся и тихо произнёс:

– Вот ещё что… В таком случае, Константин Алексеевич, мы имеем дело с организацией, которая не только борется за власть и влияние. Плюс к этому она, судя по всему, ведёт многовековую борьбу с христианской верой и церковью. Но и это ещё не всё…

– Что же ещё? – обернулся к нему Губаш.

– Они во что-то верят. Или в кого-то… Вот что. Бороться против веры можно, если только и ты во что-то веришь.

– Вопрос – во что и в кого верит Орден?

– Именно так, – кивнул Михайлов и вышел.

Губаш постоял какое-то время у стола в задумчивости. Затем он что-то вспомнил и вновь открыл дело, быстро листая страницы и вглядываясь в фотографии. Наконец, он дошёл до фотокарточки Хомутова и долго вглядывался в неё. Сомнений не было: он где-то видел этого человека. Тревога, не покидавшая его с момента получения назначения на новую должность, опять зазвенела внутри него. Уже не колокольчиком, а корабельной рындой. Хрипло и глухо. Тоскливо.

Генерал встал и подошёл к окну, пока память доставала со своих антресолей нужную коробочку и снимала с неё пыльную крышку…

За окном снова пошёл снег. До Нового года оставалось три дня.

Глава четвёртая

Зима нового года выдалась настоящей: морозной, снежной и, что самое важное, солнечной. Последнее обстоятельство для Москвы, небо которой частенько серело облаками и тучами в любое время года, было самым что ни на есть приятным обстоятельством. Втянуться в работу после долгих новогодних праздников под лучиками холодного, но всё же солнышка, было легче. День тоже, после 21 декабря, пошёл на прибавку, и рассветать стало чуть раньше. А если учесть, что 22-е тоже не принесло никаких эксцессов по любому из апокалиптических календарей, то всё это вместе взятое означало, что весна была неизбежна, а за нею и лето. И так далее. Снега, правда, было даже многовато. Зато и многочисленной столичной чиновничьей братии было чем заняться и работа по доведению до граждан неустанных усилий мэрии по борьбе с нежданными зимой снегопадами велась непрерывно. Надо отдать должное, что и техника работала также неустанно. Впрочем, впереди ещё были как минимум два месяца зимы, которая вполне могла набрать силу и в конце февраля. А уж март был вообще самым противным в смысле погоды и он тоже был ещё впереди…

Поговорив сам с собою на тему погоды, Кир налил себе горячего чаю, приоткрыл балконную дверь, оставив небольшую щёлку, и взялся за сигарету. Он закурил и с высоты второго этажа стал смотреть на весёлые стайки студентов, спешащих мимо окон на занятия. Институт с названием, которого он, видимо, никогда не запомнит, находился где-то «в окрестностях», как сказал Ник, что добавляло энергетики тихому переулку в центре столицы. Метрах в двухстах солидно поблёскивал окнами театр «Ленком», в другой стороне шумела Тверская, а дальше – зеленовато-бронзовый Пушкин, ГЦКЗ «Россия» и всё остальное, составлявшее славу и гордость столицы и всей страны. В переулке же царила тишина, и завистливое придыхание риэлтеров вполне отчётливо оформлялось здесь в сказочный термин «Тихий центр»… «Самый центряк»! – без сантиментов подытожил довольный Ник, когда Кир показывал им новый офис, в котором они впредь собирались работать.

С той поры прошло полтора месяца. Бывшие искатели потихоньку привыкали к трёхэтажному особнячку и отдельным кабинетам, секретарше и охране внизу, к комнате для совещаний и новым компьютерам. Точнее, привыкали Кир, бывавший здесь почти каждый день, и Ник. Так что работой пока что это назвать было нельзя. Так, привыкание. Хотя что привыкать-то к хорошему? Это быстро… – усмехнулся сам себе Кир. Действительно, хорошего на них свалилось начиная с сентября совсем немало. Он даже боялся всё перечислять, но память упрямо работала сама по себе и бороться с нею в это прекрасное утро не хотелось. Кир с удовольствием предоставил ей относительную свободу. Потому что его жизнь, казалось, только началась и он о ней, такой, даже и мечтать боялся. Не верится и сейчас. Тем не менее сон оказался явью.

Поженились они с Анной в ноябре, когда и без того холодная осень подёрнула первой изморозью лужицы и голые деревья. Свадьба была скромной и немноголюдной, что и Кира и Анну вполне устраивало. Кроме Вени с Людмилой, Ника с Леной, Таней и Андрейкой были только Анины родители, да Михайлов заехал к вечеру уже, после работы, или, как он сам её называл, «службы». Его жена была на последнем месяце беременности долгожданным мальчиком, и полковник тоже не задержался, оставив пару конвертов молодой семье от себя и командированного по службе Сизова.

Да ничего этого и не нужно было по большому счёту ни Киру, ни Анне. Самое главное уже произошло. И не в загсе, а в той самой маленькой деревянной церкви, на венчании… Где Анна, не стесняясь, счастливо плакала, а Кир глотал казавшиеся сладкими слёзы и крепко сжимал её руку. Да что там… даже Ник хлопал ресницами, Веня натужно кряхтел, а Анина мать вообще обливалась слезами, к удивлению отца.

Никаких ресторанов и кафе тоже не потребовалось: Анна твёрдо заявила, что праздновать будет только в доме у Вени, а Кир благодарно развёл руками. Там и «гуляли» до утра, точнее, тихо и светло сидели своим кругом, потому что родители к ночи уехали, перецеловав на прощание нового родственника и новых знакомых. Ник, правда, запустил в потемневшее вечернее небо «нехилый», как он сам выразился, фейерверк, порадовав в основном себя и Андрейку. На том празднование и ограничилось.

Венин дом, ставший к тому времени настоящей штаб-квартирой и общежитием одновременно, потому что к вновь прибывшим жильцам в виде Ника и Тани к зиме прибавилась и Людмила, как ни странно, вмещал всех. Людмила оставила свои питерские хоромы-комнаты вернувшемуся из армии сыну, который пока не видел Вени и только начал приходить в себя после маминого безапелляционного решения. Как и привыкать к неожиданной свободе, постепенно ощущая все её прелести, вкупе с жилплощадью. Так что принятие сыном новой жизни было уже тоже делом недолгого времени.

Тем более что Людмила вряд ли в этом нуждалась. Она спокойно и деловито поставила себя на место старшей женщины в доме, чему Лена противилась ровно неделю, пока тоже не поняла, что свободное время – штука полезная. И употребила его на Ника, к взаимному удовольствию обоих. Да и Андрейка внёс свою детскую, а потому вескую лепту. Через несколько дней после появления Людмилы он окончательно оценил обстановку и логично стал называть Людмилу «бабой Людой», а потом и просто «бабуской». Людмила коротко улыбнулась, прижала голову «внучка» к своему крепкому бедру и продолжила, как ворчал счастливый Веня, «захват власти». Сам профессор быстро превратился, по словам Ника, в «подкаблучника с чувством собственного достоинства», получая в ответ не слишком долгие поучения отца сыну и лекции о пользе домостроя. «Скорее, матриархата», – огрызался Ник и бежал к своей Леночке по первому её взгляду.

Женщины, таким образом, быстро нашли общий язык, поделили территории просто и мудро – по этажам: старшим достался первый, а молодым – второй. Венин кабинет, тем не менее, так и остался его суверенной территорией, на чём настояла мудрая Людмила, к тихой радости профессора. Это решение стало хорошим уроком и для Лены, выделившей Нику «компьютерный угол» в бывшей кладовке на их этаже. Тане, на которую Ник быстро и легко (как с недавних пор решались многие, бывшие раньше непреодолимыми, проблемы) оформил опекунство, тоже досталась небольшая комнатка, в которой она периодически уже принимала новых подружек. Перевод её в школу городка тоже прошёл спокойно и буднично. Таким образом, всё устроилось по уму-разуму и по старой поговорке про необидную тесноту.

Оказалось, это было только начало. Потому что Людмила уже предъявила Вене «под светлы очи» план перестройки дома, в который профессор-гуманитарий честно и безуспешно пытался вникнуть аж три минуты, после чего признал своё полное и позорное поражение. Засим и было решено следующим летом начинать строительство «нормального» дома. Последним аргументом стало железобетонное: «и кабинет большой, вместо этого твоего платяного шкафа сделаем», против которого вообще возражать не хотелось. Робкий, но главный вопрос профессор всё же задал, как потом рассказывал пересмешник Ник, типа: «Где деньги, Зин?» На что тут же получил ответ в виде требуемой суммы, от размера которой он ощутил сильную тревогу и неудобство. Людмила не стала мучить профессора дальше, а просто заявила, что требуемые средства будут у неё со дня на день, так как она решила всё же уступить табакерку с «Лосиной охотой», сделавшей своё дело, давнему по ней воздыхателю: питерскому коллекционеру-миллионеру. Сумму Людмила заломила запредельную, здраво рассудив, что раз интерес не угас почти десять лет, то заплатит как миленький. И не ошиблась. Антиквар, скрепя сердце и всё остальное, жалуясь на дальнейшее «бесштанное существование», деньги нашёл, и к концу года сделка состоялась. Людмилу не остановило даже то, что автор табакерки Жарков и впрямь оказался дальним орловским родственником профессора. Последний, впрочем, и не подумал возражать.