Владимир Маталасов - Гипербола жития, или Удивительные, блистательные похождения двух Аяксов

• Название: Гипербола жития, или Удивительные, блистательные похождения двух Аяксов
• Автор: Владимир Маталасов
• Жанр: Русское современное

Наш несовершенный, бушующий мир принимает в свои объятия двух неразлучных друзей – Ивана Абрамовича Бабэльмандебского и Мануила Сафроновича Чубчика. Этих двух совершенно разных людей связывает и объединяет непреодолимая тяга к различного рода приключениям и авантюрам.

---

Но тут его рабочий механизм, на последнем поклоне, сработал на выхлоп.

– Э-э, клапан, кажись, прохудился. Я не стала бы, дядя, спать с тобой в одной палатке. И вообще, я вас осуждаю уже только за одно то, что вы есть! – Весь этот обвинительный монолог Манька падекале произнесла гневной скороговоркой.

Панас Мартыныч даже и опомниться не успел. Лицо его превратилось в одно сплошное багровое пятно, усы округлились, а глаза встали дыбом. Маньки и след простыл, а он ещё не мог выйти из полуобморочно-столбнячного состояния. Потом и его, как ветром сдуло: видимо, у него созрело определённое решение свершить вендетту над распоясавшимся, обнаглевшим созданием.

Бабэльмандебский и Чубчик вышли в залу. Здесь царили всеобщие оживление и праздничное настроение: звучала музыка, танцевали пары, за столами и столиками провозглашались тосты, сопровождаемые звоном хрусталя. В саду зажглись, закружились шутихи, засверкали блёстками разноцветных огней запускаемые с крыши особняка фейерверки.

– Как? Вы разве не слышали потрясающую новость? – донеслось до слуха друзей, когда они проходили мимо сбившихся в небольшую кучку гостей. – Некто Мордухан Мордубей у всеми нами уважаемого Скорпиона Серапионовича Бодун-Сморкуновского стибрил, самым наглым образом, капитал каких-то двух порядочных джентльменов: кажись – капитал Карла Маркса и Фридриха Энгельса. Каково, а, я вас спрашиваю?

Вышли в сад, в задумчивости побродили по тёмным аллеям.

– Ты моя лучезарно-судьбоносная! – донеслось из левого тёмного угла.

– Вы предмет моей страсти! – донеслось из правого, в результате чего последовал незамедлительный ответ: «Низменные чувства повелевают вами, друг мой… Ой! Противный!.. Мне щекотно. Убери свои руки … на другую часть моего тела».

Прямо на друзей из темноты вынырнула беспечно болтающая стайка прогуливающихся.

– Мой ребёнок такое совершил двадцать лет назад, такое, что и сказать-то невозможно, да и на словах передать трудно, – вспоминая о чём-то, сокрушалась немолодая, но ещё вполне привлекательная на вид дама.

– Что же он такого предосудительного совершил? – перебивая друг друга, с нескрываемым испугом в голосе, поинтересовались сопровождающие.

– А он просто взял, и … не родился! – В восторге от собственной шутки она залилась звонким смехом.

– Вот такая-то проблемация сублимации, если, конечно, спирально посмотреть, – своеобразно выругался Манюня Чубчик. – Дурочка с переулочка. Пугает людей почём зря.

В отблесках фейерверка было замечено, как какая-то мужская стать, а вернее – господин Пейдодна, по какому-то поводу проявлял своеобразную форму протеста в виде объятия фонарного столбв. Другой же, господин иностранного происхождения, герр Дринькштоф, торопился на выручку первому, распластавшись в двухмерном пространстве, совершая руками круговые движения и пытаясь безрезультатно «подплыть» к своему приятелю.

– Правильно гласит неписаный закон: «Всё, что шатается, обязательно должно упасть» – посочувствовал Чубчик. – Не рассчитала братва сил своих, вот вам и результат.

Прошли в дальний угол сада, куда едва долетали людской шум и звуки музыки. Было слышно, как на смену игривому, весёлому, фугообразному пассажу пришли диссонирующие звуки фаготов, флейт, виолончелей, рождающие тяжёлое, тягучее маэстозо-состенуто. пробуждающее тоску и мрачные предчувствия.

– Дедушка сквознячок что-то разгулялся, – вбирая плечи в голову, посетовал Иван Абрамыч. – Как бы не застудиться. Давай-ка присядем да помолчим.

Присели на лавочку, укрываемые листвой акации. Ночь была всё так же прекрасна. Ярко светила Луна, покрывая серебром лужайки и верхушки крон деревьев. Игриво перемигивались звёзды. Откуда-то с юго-западной стороны доносились звуки собачьей брехни. Воздух был наполнен живительными струями ночной прохлады.

– А небо-то так и звездится, так и звездится, – в шутливой форме попытался нарушить молчание Манюня. – Сидим, не шелохнёмся, словно заминированные, а, Иван Абрамыч?.. Это просто какой-то частокол загадок, какой-то паноптикум. Что ни шаг, то открытие. Сплошной серендепити.

Но Иван Абрамыч был углублён в собственные мысли. Его молчание было столь красноречиво, что Чубчик махнул рукой и умолк. Где-то куранты пробили полночь.

– Друзья мои! Где вы, чёрт бы вас подрал? – донёсся из-за кустов сирени голас Монблана Аристарховича Кочергина-Бомбзловского. – Куда вы запропастились?

– Мы здесь, туточки, Монблан Аристархович, – радостно отозвался Манюня, предвкушая окончание затянувшегося молчаливого диалога. – Сидим вдвоём с Абрамычем как два сыча на одной ветке.

– А-а, вот где вы спрятались, облегчённо вздохнул хозяин. – А ведь подумал, ушли, черти, даже не попрощались. Слава Богу, вы ещё здесь, а значит и не откажитесь переночевать у меня, в этой скромной обители.

– Вы так говорите, будто гости уже разошлись, – заметил Чубчик.

– А почему бы им и не разойтись? Вот уже как десять минут полночь пробило.

– И что? За такой короткий промежуток времени все успели куда-то испариться?

Бабэльмандебский и Чубчик прислушались. Действительно, в воздухе висела ночная тишина, нарушаемая лишь только звуками природы и шуршанием гравия под ногами трёх статей, направлявшихся к зданию особняка.

– Куда же все успели подеваться? – удивился Иван Абрамыч. – Ещё совсем недавно до нашего слуха доносились голоса твоих гостей…

– Да полноте вам, друзья. Всё происходило согласно моего сценария: феерия, понимаешь ли, момент истины, – как-то уж больно замысловато выразился Монблан Аристархович.

Подошли к дому. Ни звука, ни живой души. Из освещения – лишь два окна на втором этаже.

– Там спать будете, – указал в их сторону хозяин.

Вошли внутрь. Полумрак в свете ночникового освещения. Зал был пуст. Ни единого признака пиршества. Всё куда-то невероятным образом исчезло: и музыканты, и гости, и а-ля-фуршет. До слуха доносились только характерные звуки шума электрических вентиляторов и калориферов с вплетающимся в них писком озонаторов воздуха.

На лестничном пролёте второго этажа, словно приведение, мелькнула чья-то расплывчатая фигура и тут же скрылась.

– Там кто-то есть! – испуганно уведомил своих спутников всё видящий и всё подмечающий Манюня, указывая мезинцем в ту сторону.

– Это мой телохранитель, чех, Марек Страшилка. Отличный парень, я вам скажу, – пояснил Монблан Аристархович. – Знает своё дело. Бояться вам нечего.

Поднялись наверх, в спальную комнату.

– Спите и отдыхайте, сколько душе вашей заблагорассудится! – сказал он, широким жестом руки обводя спальные апартаменты. – Когда проснётесь, вряд ли застанете меня дома. Я буду уже ух как далеко от родных пенат, за тысячи километров.

– Послушай, Монбланушка, старина, – произнёс Иван Абрамыч. – Мы, конечно, горды, что удостоены чести лицезреть тебя в полном, так скть, жизненном абсолюте. Всёё это прекрасно и не противоречит жизненным устоям рядового гражданина нашего общества. Но поясни однако же, что всё это значит – вся эта твоя затея с вечеринкой. У меня возникло и превалирует какое-то странное ощущение того, что многих из твоих гостей я когда-то, где-то видывал: голоса, понимаешь ли, манеры, повадки. Что-то, знаешь ли, подозрительно знакомое в их елейных, ехидных, нахальных физиогномиях. Я весь теряюсь в догадках и затрудняюсь что-либо сказать по этому поводу. К тому же, вся эта необычная обстановка… Твоё ли это благоприобретение или же всё это есть элементы сценического искусства? Развей мои сомнения, старина. Приоткрой завесу своей тайны.

– В общем так. Всё с начала, но не всё сразу. Я богат! – предвидя излишние расспросы, прямо в лоб пояснил Кочергин-бомбзловский. – Я чертовски богат!.. Что же мы стоим? – спохватился вдруг хозяин. – Присаживайтесь, господа. Места много, всем хватит.

Все уселись на мягкий диван, выполненный в венецианском стиле.

– Всё, что вы здесь видите – и дом этот, и земля, на которой он стоит, и всё, что окружено забором, – принадлежит вашему покорному слуге. – Сказав это, Монблан Аристархович приложил руку к груди, отвесив лёгкий поклон. – Бизнес мой – частного характера, весьма необычный, с вполне вероятным ущербом для здоровья, а может быть даже и с возможным «letalius ishodes». Сути его пока что не раскрываю, уж извините меня подлеца этакого. Всему своё время. Налогами не облагаюсь по причинам мне одному только известным, и о которых позвольте умолчать. Производство – полулегальное, основанное на экспроприации денежных излишков у дельцов от международной, мафиозной буржуазии. Штат невелик, всего три человека: я, собственной персоной, и ещё две штатные единицы. Обе с незаконченным высшим образованием: чех Марек Страшилка и Макар Хват-Шелкопёров – наш, отечественный продукт. Работа такова, что налицо постоянные разъезды по нашим городам и весям, и длительные загранкомандировки. Средства мои таковы, что позволяют содержать целый штат домашней прислуги и заниматься меценатством.