Алексей Корчажкин - Christe eleison!

• Название: Christe eleison!
• Автор: Алексей Корчажкин
• Жанр: Религиоведение

Книга «Christe eleison!» – сборник литературных произведений А. С. Корчажкина, которые он традиционно пишет в классическом правописании дореволюционной России. Книга поделена на 12 тематических разделов: 8 из них посвящены поэзии, 4 – прозе. История, рыцарство, любовь, агиография, возвышенные устремления духа и даже размышления о последнем часе – вот лишь немногое из того, что читатель найдет в его стихах, а проза подарит ему интересные размышления, посвященные Книгам Писания и Книге Природы.

---

V. Іерусалимъ

Забвеніе. Въ нёмъ бредъ тѣней
Въ застывшемъ ужасѣ тѣхъ дней.
И бродятъ жалкіе, и прахъ
Глотая, корчатся въ ногахъ
Они мучителей своихъ
И просятъ, умоляютъ ихъ
Добить ихъ жалкія тѣла.
Безъ хлѣба жизни смерть была
Освобожденьемъ. Страшнымъ сномъ
Явилась жизнь во градѣ томъ.
Не прекращался этотъ сонъ.
Изсохли слёзы. Плачъ и стонъ
Уже ничью не рвали грудь,
И можно было бы взглянуть
На мёртвыхъ съ завистью: въ пыли
Повсюду на лицѣ земли
Они лежали. Мёртвыхъ смрадъ
Въ жарѣ удушья страшный адъ
Не завершалъ. И sлой топоръ
Уже свой вынесъ приговоръ,
Малюткѣ въ черепъ впившись. «Ты,
Дитя моё, средь пустоты
Отнынѣ пищей станешь мнѣ.
Пусть духъ мой мечется въ огнѣ,
Но я изжарю плоть твою
И въ пищу адскому sвѣрью
Тебя отдамъ: пусть видитъ градъ,
Въ какой онъ погрузился адъ!» —
Вскричала женщина. Шакалъ
На запахъ мяса прибѣжалъ,
Зубами лязгая, и онъ
Былъ безсердечіемъ сражёнъ:
Впервые ужасъ, дикій страхъ
Осѣлъ въ безжалостныхъ сердцахъ.
Такъ было. Одинокій храмъ
Не возводилъ ужъ къ облакамъ
Молитвъ небесныхъ. Онъ одинъ
Стоялъ разрушенъ. Средь руинъ
Явился ангелъ. «Легіонъ
Мнѣ было имя, – молвилъ онъ. —
Одинъ я горестно бродилъ,
Искалъ покой, не находилъ
Его я въ ненависти: боль
И легіонъ безумныхъ воль
Терзали душу. Sло и тьма,
Плѣнивъ исканія ума,
Вели меня, и я забылъ
Всё то, что въ жизни я любилъ.
Я былъ безуменъ: Бога нѣтъ,
Гдѣ извратили жизни свѣтъ,
Забывъ о жертвенной любви,
Гдѣ проповѣдникъ на крови
Несётъ безумныя слова,
Гдѣ въ сердцѣ истина мертва.
Я былъ такимъ. И безъ числа
Въ печальный міръ явилъ я sла.
Безуменъ, гордъ и одинокъ,
Въ своихъ скитаніяхъ я смогъ
Познать безуміе своё,
Но адское во мнѣ sвѣрьё
Гнало меня. И шёлъ тогда
Я по дорогѣ въ никуда.
Я не искалъ, но смогъ найти
Меня Спаситель на пути.
Я испугался. Но меня
Онъ исцѣлилъ, и жаръ огня
Уже не мучаетъ мой духъ.
Къ спасенью мой отверзся слухъ,
Что мнѣ явилъ Небесный Свѣтъ,
И захотѣлось мнѣ въ отвѣтъ
Нести свѣтъ міру. Только имъ
Я былъ не понятъ и гонимъ.
Рыдая горько, боль и хладъ,
Безумствомъ душу рвущій адъ,
Души прозрѣнья дикій страхъ
Читалъ я въ суетныхъ сердцахъ.
Забывъ небесное, въ тщетѣ
Міръ къ утопической мечтѣ
Въ забвеньѣ рвётся. Только онъ
На пораженье обречёнъ».
Сказавъ, исчезъ онъ. Дикій крикъ
Изъ Бездны адовой проникъ
До сердца міра. Возопилъ
Пророкъ безумствующихъ силъ.
«Себя я проклялъ. Обречёнъ
Я на забвенья страшный сонъ.
За правду ложь принявъ во тьмѣ,
Безумство, скрытое въ умѣ,
Стремилось къ свѣту. Только свѣтъ
Забытъ средь безконечныхъ лѣтъ.
И, преданъ роковой судьбѣ,
Взываю я въ нѣмой мольбѣ:
Спаси отъ тьмы печальный духъ,
Отверзи къ Истинѣ мой слухъ
И просвѣти ослѣпшій умъ!
Избавь отъ тьмы печальныхъ думъ
И къ свѣту выведи. Тебя
Я не обрѣлъ, порокъ любя.
Но я ищу Тебя, мой Свѣтъ,
Въ забвеньѣ безконечныхъ лѣтъ
Тебя я жажду обрѣсти…
И ненавижу. Ты прости
И ненависть мою разрушь.
Снисходишь Ты до падшихъ душъ,
Сойди въ мой адъ, молю, Христе,
Въ мой духъ, томимый въ тѣснотѣ!
Твой Свѣтъ сжигаетъ. Но съ Тобой
Я справлюсь съ Бездною и съ тьмой».

X – 28. XII. 2008; 2015.

Харонъ

I. Ахеронъ

Безсильно брошена рука.
Надменно глядя свысока
На мертвенно-холодный трупъ,
Я понялъ: былъ я всё же глупъ.
Но не вернуть уже тотъ часъ,
Когда небесный тихій гласъ
Я не услышалъ. Sлой отвѣтъ
Любви, ведущей столько лѣтъ
Меня къ спасенью, я изрёкъ.
И горько, горько плакалъ Богъ,
На кровь, что медленно лилась
Безсильно глядя. И изъ глазъ
Его слеза текла. И въ адъ
Иду я слѣпо наугадъ.
Вдругъ – свѣтъ какъ будто отъ огня,
Зовётъ и манитъ онъ меня.
Надежда придала мнѣ силъ:
Туда, гдѣ пламень мнѣ свѣтилъ,
Пошёлъ я смѣло. Предо мной
Въ печальный, мрачный міръ иной
Рѣки предсталъ широкій путь:
Мерцала огненная жуть
Надъ рябью мелкою рѣчной,
Не нарушалъ ея покой
И вёселъ тихій мѣрный плескъ.
И огненныхъ языковъ блескъ
Челнокъ неспѣшный освѣтилъ.
Вотъ онъ ко мнѣ поворотилъ.
Въ челнѣ сидѣлъ сѣдой старикъ
И сонно грёбъ: онъ такъ привыкъ.
Покорный рабъ судьбы своей,
Въ теченьѣ безконечныхъ дней
Онъ грёбъ неслышно въ челнокѣ,
Плывя по огненной рѣкѣ.
Причалилъ къ берегу старикъ —
Я головой своей поникъ,
Глазницъ пустыхъ увидя взглядъ:
Пронзилъ меня смертельный хладъ,
Что исходилъ отъ старика.
Я покорился, и рука
Оболъ, разжавшись, подала
И въ царство пустоты и sла
Поплылъ я въ адскомъ челнокѣ.
Душа въ печали и тоскѣ,
Предвидя боль, забвенье, адъ,
Вдругъ крикнула: «Плыви назадъ!
Я не хочу туда, Харонъ!»
Но равнодушно молвилъ онъ:
«Ты обречёнъ, свободный духъ».
Былъ голосъ холоденъ и сухъ.
Неспѣшно вёзъ меня гребецъ.
И понялъ я: пришёлъ конецъ,
И ждетъ меня забвенья мракъ.
И я подумалъ: какъ же такъ?
И разрывался слабый умъ
Отъ тяжкихъ, непосильныхъ думъ.
Я сталъ противенъ самъ себѣ:
Я видѣлъ свѣтъ въ своей судьбѣ,
Что спасъ меня отъ хладной тьмы,
Теперь я въ царство сатаны
Плыву съ Харономъ. Потому
Съ мольбой отвѣтилъ я ему:
«О перевозчикъ падшихъ душъ,
О равнодушный страшный мужъ,
Ты безразлично по рѣкѣ
Плывёшь въ неслышномъ челнокѣ
Тысячелѣтья. Стонъ и боль
Безчисленныхъ, заблудшихъ воль
Тебя не трогаютъ. Но ты
Изъ бездны чёрной пустоты
Прошу, отвѣть мнѣ! Ты скажи,
Какъ я дошёлъ до этой лжи
И въ царство вѣчное тѣней
Плыву по окончанье дней?
Ѳанатосъ – чёрный геній тьмы,
Приспѣшникъ вѣрный сатаны,
Рабами наполняетъ адъ,
Второй онъ смерти кровный братъ.
Слѣпецъ пустой, не видитъ онъ,
Какъ онъ униженъ, сокрушёнъ
Распятымъ Богомъ на Крестѣ.
Блуждая въ чёрной пустотѣ,
Онъ умеръ самъ, печальный духъ.
Но ты, Харонъ, отверзи слухъ
Къ мольбѣ изъ грѣшныхъ устъ моихъ.
Ты, перевозчикъ душъ людскихъ,
На нихъ взираешь свысока.
Предъ Бездной огненной рѣка
Отъ ада отдѣляетъ насъ,
И грѣшники въ свой судный часъ
При видѣ огненной рѣки
Дрожатъ отъ страха и тоски.
Ты равнодушенъ къ ихъ мольбамъ.
Отъ ада отдѣлённый самъ
Широкой огненной рѣкой,
Везёшь ты ихъ въ Аидъ. Покой
Имъ не данъ будетъ въ царствѣ тьмы,
Ихъ обречённые умы
Въ пустынномъ царствіи тѣней,
Терзаетъ безконечность дней.
Въ забвеньѣ тягостномъ блуждать
Живые будутъ. Только вспять
Не поворотишь ты, и тьма
Собой взоръ падшаго ума
Затмитъ навѣки – что тебѣ?
Вѣдь къ этой тягостной судьбѣ
Не ты ихъ вёлъ, но невдомёкъ
Имъ жизни жалкой ихъ урокъ.
Они избрали этотъ путь
Своею волей, не свернуть
Теперь имъ съ этого пути.
Не смогутъ Истину найти
Они, погибшіе. Тогда
Рѣка въ забвеньѣ, въ никуда
Встаетъ предъ ними въ свой черёдъ.
Но грѣшниковъ погибшій родъ,
Забвенье, боль, печаль и хладъ —
Весь гибельный, гнетущій адъ,
Содома мерзость, ворожбу
И вѣру въ sвѣзды и судьбу,
И похоть плоти, и очесъ,
И прелесть гибельныхъ словесъ,
Суккубовъ сладострастный стонъ
Ты презираешь, о Харонъ.
Я ненавижу эту тьму,
Какъ ты. Скажи мнѣ, почему
Не повернёшь ты для меня?
Зачѣмъ безуміемъ огня
Мой поглощать погибшій умъ?
Въ безсмысленности тяжкихъ думъ
Чего обрящу я себѣ?
Прошу, вернись! Иной судьбѣ
Хочу послѣдовать я“. „Нѣтъ! —
Отвѣтилъ равнодушный дѣдъ. —
Сама ты выбрала, душа!
Теперь смотри, чѣмъ хороша
Была въ земномъ забвеньѣ ты.
Плыви же въ царство пустоты!»
По хладной огненной рѣкѣ
Я плылъ въ неспѣшномъ челнокѣ.

II. Аидъ

И понялъ я, что жизнью мнѣ
Далось насытиться вполнѣ,
Но я былъ слѣпъ: не зная sла,
Его творилъ я безъ числа
И вожделѣнью потакалъ,
И просвѣщенья не алкалъ,
Чтобъ духъ возвысить, наконецъ,
Познать Начало и Конецъ.
Я признаю свою вину:
Хоть сладка гладному уму
Христа спасительная вѣсть,
Земнымъ усладамъ предпочесть
Не смогъ я тихій свѣтъ Христа,
Душа не стала въ Немъ чиста.
Глупецъ! Безумный рабъ страстей!
Я для возвышенныхъ идей
Былъ такъ возвышенно далёкъ
И былъ безумно одинокъ
Въ своёмъ стремленьѣ, и глаза
Надменно пялилъ въ небеса.
О Боже! Этотъ вѣкъ любя,
Я такъ далёкъ былъ отъ Тебя!
Я ненавидѣлъ sла порокъ,
И самъ къ себѣ я былъ жестокъ,
Души возжаждавъ чистоты.
Но я сгубилъ свои мечты!
Меня желаній пламя жгло,
Впустилъ я добровольно sло,
Sѣло что въ душу въѣлось мнѣ.
Теперь она подвластна тьмѣ.
Вези, вези меня, Харонъ!
Туда, гдѣ sла надменный тронъ
Надъ Бездной высится одинъ,
Гдѣ одинокій господинъ
Въ потокъ печальныхъ, мрачныхъ думъ
Свой погрузилъ заблудшій умъ.
Въ порокѣ сладкомъ, можетъ быть,
Забуду я, какъ жаждалъ жить.
Пристала къ берегу ладья.
Увѣренно на берегъ я
Ступилъ съ ладьи той, и теперь
Для жизни мнѣ закрыта дверь.
«Привѣтствую! Тебя я ждалъ», —
Печально падшій духъ сказалъ.
Я удивился: «Это ты,
Мой геній падшій пустоты!
Я не нарушилъ договоръ,
Себѣ я вынесъ приговоръ.
Я не сумѣлъ его порвать:
Страдалъ я – буду вѣкъ страдать
Въ забвеньѣ адскомъ – ты виной
Тому, что сдѣлалось со мной!»
И падшій духъ отвѣтилъ мнѣ:
«Я самъ страдаю въ томъ огнѣ!
Мнѣ надоѣла эта роль,
И душу мнѣ пронзаетъ боль.
Но обречёнъ теперь навѣкъ
Со мною, падшій человѣкъ,
Быть въ Безднѣ сей порочной ты,
И извращённой красоты
Сполна вкусишь ты, и во власть
Ея ты пожелаешь впасть.
Пойдёмъ, погибшій. Пусть твой умъ
Развѣется отъ мрачныхъ думъ».
И мы пошли, и плача гласъ
Я слышалъ всюду возлѣ насъ
И вопль погибшихъ, падшихъ душъ.
Обречены мы! Свѣта ужъ
Мы не увидимъ, и навѣкъ
Забылъ насъ Богочеловѣкъ.
Владыка тьмы – нашъ господинъ.
Надъ преисподней онъ одинъ
Всевластно правитъ. Передъ нимъ
Предсталъ я, sлобою томимъ.
«Привѣтствую тебя, герой!
Не ждалъ я встрѣтиться съ тобой!
Пади же!» – мнѣ онъ приказалъ.
Я усмѣхнулся. Не упалъ
Я предъ смердящимъ сатаной.
«Не бойся, духъ, объятый тьмой, —
Мнѣ голосъ сладостный жены
Сказалъ. – Мы всѣ обречены!
Деметры радостная дочь
Познала вѣковую ночь,
Объятій сладость и тепло,
Что даритъ міровое sло.
Душа, не бойся, можетъ быть,
Огонь желаній утолить
Мои служанки смогутъ. Ты
Не бойся падшей красоты.
Вкуси, познай, не будь же глупъ!
Ты наслаждайся жженьемъ губъ,
Грудей горячихъ красотой.
Сей соблазнительной мечтой
Не насладился ты бы тамъ,
Гдѣ жжетъ проклятый свѣтъ Христа».
И Персефона, наклонясь
Къ Аиду, въ ротъ ему впилась
Губами дикими. Вполнѣ
Она предалась сатанѣ.
И дивный, сладострастный гласъ
Въ волненьѣ бѣшеномъ тотчасъ
Услышалъ я: «О, мой герой!
Теперь я встрѣтилась съ тобой.
Мой рыцарь милый, я ждала
Тебя въ порочномъ мірѣ sла,
Сама порочна. Но любовь
Иную мнѣ укажетъ новь,
Небесной сдѣлаетъ меня.
Въ сіяньѣ солнечнаго дня
Сольёмся мы въ единый духъ.
Чтобъ огнь страсти не потухъ,
Я буду вѣкъ тебя ласкать,
Возлюбленною будешь звать
Ты Афродиту. Ты забудь
Весь свой земной минувшій путь.
Люби, мой другъ, не будь же глупъ!
Моихъ вкусить прекрасныхъ губъ
Желали многіе. Но ты
Вкуси желанной красоты!»
Дѣвица руку на плечо
Мнѣ уронила. Горячо
Огнёмъ мнѣ шею обожгло:
То соблазнительное sло
Её лобзало. Только вдругъ
Освободился я отъ мукъ
На мигъ – и чудный ясный свѣтъ
Явилъ мнѣ дивный силуэтъ.
Она спала. Ея едва
Дрожали губы, и слова
Мои не слышала она,
Въ забвеньѣ утопая сна:
«Ты спишь, безпечная. Во снѣ
Ты улыбаешься. Но мнѣ
Не зрѣть небесной красоты
Души прекрасные цвѣты
Мнѣ не сорвать. Но всё жъ позволь
Излить тебѣ печаль и боль.
Хоть въ адъ я ввергнутъ, силъ лишёнъ,
Но тихо въ твой безпечный сонъ
Безликой тѣнью я войду,
Безумный, словно бы въ бреду.
Но ты не бойся, ангелъ мой.
Безликой тѣнію слѣпой
Увижу я въ послѣдній разъ
Сіяніе небесныхъ глазъ.
О Ѳеотима! Ты прости,
Не сохранилъ я на пути
То знанье, что стяжалъ съ трудомъ.
Я не войду въ небесный домъ.
Изъ царства тьмы въ твой чудный свѣтъ
Я принесу тебѣ букетъ
Изъ асфоделій. Лишь Аидъ
Ихъ сохранилъ прекрасный видъ.
Души твоей въ нихъ ароматъ
И тонкій, ядовитый смрадъ,
Какъ будто тѣло въ тишинѣ
При блѣдной, мертвенной лунѣ
Смердя безжизненно лежитъ.
Мы всѣ умрёмъ. Не избѣжитъ
Никто сей участи, но ты
Уйдёшь въ рай дивной красоты,
Куда къ тебѣ я не приду.
Безумный! Въ видимомъ аду
Навѣкъ я заперъ самъ себя,
Но буду вѣчно жить, любя
Тебя въ безумнѣйшемъ огнѣ.
И ты не вспомнишь обо мнѣ».
«Въ чёмъ дѣло, милый? Что съ тобой? —
Дѣвица молвила. – Ты мой!
Забудь о томъ, кого любилъ.
И сладостный любовный пылъ
Ты подари мнѣ». Sлобно: «Нѣтъ!» —
Проскрежеталъ я ей въ отвѣтъ.
Я оттолкнулъ её. Тотчасъ
Услышалъ я ужасный гласъ:
«Ты зря отвергъ её. Меня
Лишилъ ты сладкаго огня».
«Кто ты?» – спросилъ я. Страшный sмѣй
Шипя, отвѣтилъ: «Асмодей.
Любовь и ревность – всё во мнѣ
Перемѣшалось. Сатанѣ
Не испытать всей глубины
Блаженства, sлобы… и вины.
Лишь мнѣ доступно это. Но
Пора тебѣ бы знать давно:
Изъ темноты шелъ тщетно ты.
Ты здѣсь, средь адской пустоты!
Забудь о жизни. Пусть Ѳанатъ
Тебѣ внушитъ забвенья хладъ».
И демонъ съ огненнымъ мечомъ
Предсталъ предъ мною, и въ плечо
Онъ мнѣ оружіе вонзилъ.
И я упалъ, лишившись силъ.
Очнулся. Вижу: въ облакахъ
Лечу я, и несётъ въ рукахъ
Меня мой призракъ безъ лица.
Святаго райскаго вѣнца
Не заслужилъ я, но небесъ
Достоинъ я вкусить и здѣсь.
Здѣсь – вѣчно меркнущій закатъ,
И былъ я несказанно радъ
Въ печали помнить о быломъ.
Теперь же я, плѣненный sломъ,
Погибъ. Такъ пусть же свысока
Глядятъ, какъ канулъ на вѣка
Я въ бездну ада! «Ты теперь
Готовься, другъ! Открыта дверь
Намъ въ бездну боли. Пусть же рвётъ
Твоё сознанье острый лёдъ!» —
Сказалъ носитель мой, и вмигъ
Съ небесъ низвергъ меня – и крикъ
Услышалъ дикій я, и смѣхъ,
И гласъ, что звалъ меня на грѣхъ,
Sѣло смердя до тошноты:
То мерзость падшей красоты
Звала меня, звала къ себѣ.
Но въ вожделѣющей мольбѣ
Не похоть я узрѣлъ, но страхъ:
Онъ отражался въ ихъ глазахъ,
Безумныхъ. Снова плачъ дѣтей —
Крикъ – тишина – и хрустъ костей —
И снова ламій жалкій смѣхъ:
Огромный на виду у всѣхъ
Стоялъ изъ мѣди исполинъ,
Огнёмъ безжалостнымъ палимъ,
Онъ длинный вытянулъ языкъ,
На нёмъ – младенецъ. Дикій крикъ
Раздался вновь, съ нимъ – ламій плачъ
И смѣхъ. И снова съѣлъ палачъ
Младенца бѣднаго. Ну вотъ
Для ламій вновь насталъ черёдъ
Рожать младенцевъ въ эту пасть,
Въ которой суждено пропасть
Несчастнымъ. «Человѣче, знай,
Для тѣхъ убійцъ не нуженъ рай.
Ваалъ – любовникъ ихъ. Ему
Онѣ рожаютъ, чтобъ во тьму
Дѣтей низвергнуть. Но забыть
Не смогутъ, кто не смогъ любить,
Утробы рвущейся и крикъ,
И боль, и какъ умолкла вмигъ
Душа живая, отлетѣвъ,
Пуста, едва простить успѣвъ
Свободу, прежде чѣмъ свой вѣкъ,
Родившись, отжилъ человѣкъ.
И съ гнѣвомъ я взглянулъ на нихъ,
И, не нашедши словъ людскихъ,
Взревѣлъ отъ боли я – огонь
Изшелъ изъ устъ моихъ, и стонъ
Я, обезсилѣнный, издалъ:
«О Боже! Какъ же я усталъ!
Проклятый демонъ! Ты скорѣй
Неси меня отъ тѣхъ людей,
Бездушныхъ, смрадныхъ! Тяжело.
Я ненавижу это sло».
И я заплакалъ. Вдругъ одна
Отъ ламій мерзостныхъ жена
Отъединилась и со мной
Заговорила: «Милый мой!
Тебя я помню. Можетъ быть
Меня сумѣлъ ты сохранить
Въ болящемъ сердцѣ. Ты меня
Желалъ избавить отъ огня
И ко Христу вести. Не смогъ
Ты свѣтъ нести для той, чей богъ
Лишь похоть сладкая. Найти
Я не смогла Его въ пути,
Грѣхомъ объятая кругомъ.
Ты звалъ меня. Въ забвеньѣ томъ
Желала я, безъ словъ звала
Тебя въ любовники. Была
Я вдвое старше, и увлечь
Я не смогла тебя, чтобъ лечь
Со мной рѣшилъ ты: ты желалъ,
Чтобъ духъ мой падшій не пропалъ.
Моихъ здѣсь трое. На языкъ
Ваалу ихъ кладу – и крикъ
Я ненавистный слышу. Мнѣ
Они являются во снѣ.
И я зову ихъ. Удержать
Я не могу ихъ, и опять
Кричатъ они, меня зовутъ,
Чисты, рождённые чрезъ блудъ.
Прошу, найди, гдѣ Радамантъ!
Скажи ему, что этотъ адъ
Невыносимъ! Спроси ты мнѣ
Здѣсь мѣсто лёгкое вполнѣ».
Я оттолкнулъ её. «Мой другъ,
Красивѣй я найду подругъ
Тебѣ для жалости. Пойдёмъ.
Среди тѣней мы здѣсь найдёмъ
Лаиду-гетеру. Она
Теперь скучаетъ и одна», —
Промолвилъ демонъ. Съ нимъ вдвоёмъ
Пришли мы, зримъ – стеклянный домъ,
А въ нёмъ – старушка, больно ей
Въ зерцалахъ зрѣть теченье дней.
«О Афродита! Ты бъ могла
Разрушить эти зеркала.
Я не хочу себя такой,
Какою стала: старой, sлой —
Въ нихъ болѣ видѣть. Молодой,
Дѣвицей вѣтреной былой,
Ужъ не могу: разрушенъ цвѣтъ!» —
Она стенала. Ей въ отвѣтъ
Промолвилъ демонъ: «Ты въ огнѣ
 Томишься на потѣху мнѣ».
И мнѣ зерцало показалъ,
Я къ удивленью увидалъ
Красотку въ зеркалѣ. И я
Ей соблазнился не тая.
Но въ гнѣвѣ я разбилъ стекло.
«Пойдёмъ скорѣй! Иное sло
Я покажу тебѣ, мой другъ», —
Сказалъ онъ. Очутились вдругъ
Мы предъ Танталомъ. Сына онъ
Убилъ когда-то. Поражёнъ
Онъ наказаніемъ: вода
Кругомъ и вкусная ѣда,
Но жажду чрева утолить
Не можетъ онъ: иллюзій нить
Нещадно рвётся, лишь едва
Его къ вкушенью голова
Нагнётся въ жаждѣ. И утёсъ
Стоялъ предъ нимъ, и камень нёсъ
Сизифъ на верхъ горы. Уменъ,
Боговъ хитрѣе падшихъ онъ
Когда-то былъ. Теперь пустой
Онъ выполняетъ трудъ простой.
Я крикнулъ: «Стой! Напрасно силъ
Ты не расходуй. Что просилъ
Не получилъ ты. Смерть сама
Ты думалъ, выживъ изъ ума,
Была обманута. Но ты
Теперь въ аду средь пустоты
Тяжёлый камень обречёнъ
Катить наверхъ. Напрасно онъ
Тобой подъемлется: опять,
Гляди, онъ падаетъ. Лежать
Онъ будетъ вѣчно у горы,
И сей мучительной игры
Ты не окончишь никогда».
«Невѣрно! Скоро навсегда
Я завершу сей тяжкій трудъ.
И болѣе не буду тутъ,
Тяжёлый камень водрузивъ», —
Печально мнѣ сказалъ Сизифъ.
«О Проклятый! Зачѣмъ, скажи,
Мнѣ видѣть правду въ мірѣ лжи?
Оставь меня! Слѣпая тѣнь,
Не различая ночь и день,
Бродить я буду среди скалъ.
Христосъ мой! Какъ же я усталъ!
И демонъ sлобный не уймётъ
Огонь въ груди, что сердце жжётъ.
Дай мнѣ забыться въ страшномъ снѣ!
Дай избавленья, Боже, мнѣ!» —
Я крикнулъ. Демонъ задрожалъ.
«Не слышитъ Тотъ, Кого ты звалъ!» —
Онъ мнѣ отвѣтилъ. Въ немъ теперь
Глаголалъ человѣкоsвѣрь.
Я звалъ Спасителя – и вдругъ
Увидѣлъ я изъ свѣта кругъ,
И въ нёмъ былъ Кроносъ, Радамантъ
Былъ съ нимъ. «Войди ты въ этотъ адъ!
Христосъ! Услышь въ который разъ
Изъ Бездны нашъ ничтожный гласъ!
Мольбѣ печальной сей внемли,
И грѣшныхъ думъ не помяни,
Спаси погибшихъ! Божій Свѣтъ
Пусть приметъ насъ въ Святой Завѣтъ
И насъ спасётъ. Вѣдь тяжко тамъ,
Гдѣ ненавистенъ Свѣтъ Христа», —
Они взывали такъ. Харонъ
Къ нимъ подошёлъ, и мрачно онъ
На свѣтъ глядѣть сталъ, и слеза
Омыла демона глаза.

III. Вторженіе