Владимир Янсюкевич - Игра с тенью

• Название: Игра с тенью
• Автор: Владимир Янсюкевич
• Жанр: Русское современное

В молодости писатель Вадим Бросов пережил утрату своего лучшего друга, поэта-импровизатора. Спустя годы он принимается за роман о нём, в котором пытается докопаться до истинных причин его трагической гибели.

---

Бросов встал, поднял руку, дабы обратить на себя внимание, одновременно стыдясь своего плебейского жеста. Но она и без того сразу направилась прямиком в приготовленный им угол.

– Господин Бросов? – спросила негромко, но приветливо, твёрдым голосом, богатым обертонами и приятно вибрирующим, пристально разглядывая его фигуру.

Бросов почувствовал, что краснеет. Ещё никто не называл его господином. Тем более, такая эффектная женщина, не попавшаяся даже в обычно урожайные сети Махлевского. И хотя она выглядела младше его лет на пять, вмиг представил себя инфузорией под микроскопом, суетящейся на одной месте в поисках опоры. Она накатила на него океанской волной, и он едва не захлебнулся. Он уже был её рабом, а она госпожой. Эта начальная встреча и определила характер их будущих взаимоотношений.

– Да, это я, – голос прозвучал хрипло и глухо, он откашлялся, тайком вытирая о брюки вспотевшие ладони, ибо из накатившей волны протянулась к нему рука помощи.

– Рада встрече.

– Что вам предложить… Чай? Кофе? Бутерброд?

– Обойдёмся без бутербродов, – её большие, правильно очерченные, губы тронула ироническая улыбка, она раскусила его мгновенно. – Кофе со сливками, в маленькой чашке, сахар один и на блюдце.

– Понял. Присаживайтесь. Я сейчас…

Разговор был коротким, но предельно содержательным. Тронова довольно чётко обрисовала суть вопроса, снабдила Бросова необходимыми материалами в виде рекламных буклетов по теме и со значением пожала руку, уже на прощанье. Бросов в этот же день приступил к заданию и не мыл руку, приложившуюся к её руке, до тех пор, пока не поставил точку. Задание оказалось для него лёгким, воображение не подвело. Заказчица осталась довольна и тут же подбросила ещё одно: сценарий для рекламного видеоролика на телевидении. И это задание он выполнил довольно изобретательно и в кратчайшие сроки. Но когда Тронова стала расплачиваться с ним за проделанную работу, он решительно отказался от вознаграждения, чем не столько удивил её, сколько поставил в затруднительное положение. Однако она быстро сориентировалась – пригласила в ресторан. От ресторана Бросов не отказался…

Нельзя сказать, что он влюбился в неё, но что покорился ей – бесспорно. Положить её на лопатки, как советовал Махлевский, Бросову так и не удалось – она легла сама в нужный момент, и сама диктовала и в первый, и все последующие разы, что ему, Бросову, делать. И тот, кто в определённый момент оказался снизу, действовал таким образом, словно он был сверху, а пребывающий наверху, принял на себя роль подчинённого.

Со временем подобное соотношение ролей в их связи усугубилось и стало напоминать ему расклад в той самой революционной ситуации, описанной вождём мирового пролетариата, которая в течение семи десятилетий была известна каждому советскому школьнику: когда низы уже не хотят.., а верхи не могут… Они прожили вместе неполных семь лет, и на четвёртый год их супружества между ними стали возникать характерные для взаимного отдаления диалоги типа нижеследующего:

– Почему ты разговариваешь со мной в приказном тоне? – возмутился однажды ни с того ни сего муж, до того годами безропотно сносивший подобное к себе отношение.

– Потому что я говорю тебе, что надо делать, а ты не делаешь! – парировала удивлённо жена.

– А почему я должен делать так, как ты говоришь?

– Потому что так будет лучше!

– Для кого лучше?

– Иди ты, знаешь куда!

Бросов приободрился – подобные ответы возникают, когда крыть нечем.

– Не знаю, назови точнее. Может, вместе наведаемся.

– Только без меня!

– А это выход, Матрона! – бросил он с улыбкой.

Но это был ещё не выход. До выхода оставалось несколько лет. И с тех пор Бросов стал называть жену Матроной. Гласно – как бы играючи объединяя в одном слове имя и значимую фамилию. А негласно, подспудно – за её командную должность в семье, которую она присвоила себе не совсем демократическим путём, то есть, без предвыборной суеты – в отсутствие предварительных дебатов и последующего семейного голосования. Мария была женщиной умной, образованной и волевой, она сразу поняла значение своего нового крещения и приняла его безоговорочно, как должное. А в недалёком будущем, когда они уже расстанутся, даже утвердила его в качестве бренда своей фирмы. Собственно, семьи в её классическом варианте у них не существовало изначально. Они поженились на перевале веков. Он тогда был начинающий писатель, только что вернувшийся из Чечни. После бесконечных ночёвок в горах под обстрелом, после изнуряющей жары и дикого холода, в кровавой атмосфере ненависти и восточной непредсказуемости, после многих месяцев грубого походного быта, сопряжённого с ежечасным риском для жизни, о чём он пока никому не рассказывал (были моменты, когда он праздновал труса), оказаться в тёплых объятиях красивой женщины было для него сущим раем. Она его вырвала из пут депрессии, и он прилепился к ней, чувствуя некоторую благодарность за избавление. И здесь Махлевский опять оказался прав – лекарство для Бросова было найдено, и, что самое главное, оно подействовало. Пришлось целую неделю поить приятеля. А вот насчёт отстёжки от гонораров было сложнее. В какой-то момент Бросов сел за письменный стол и за год, пытаясь восстановить прежние, сожжённые на варварском костре, записи, сочинил серию репортажей (репортажей не в прямом смысле, а как авторский приём) о Чеченских событиях, свидетелем которых ему пришлось быть. И вот уже замаячила впереди слава подобная славе автора «Севастопольских рассказов». Матроне понравилось то, что написал её муж, и она решила его облагодетельствовать. Выделила энную сумму, нашла издателя, обрисовала ему подробно, во всех мелочах, каково должно быть издание – с подачи мужа, разумеется – и всё уже было на мази, подписан контракт и проект был запущен в производство. Но ближе к тому дню, к которому был обещан сигнальный экземпляр, они узнают, что издатель якобы обанкротился и смылся за границу, подальше от своих заказчиков. И, как выяснилось позже, к изданию книги даже не приступали.

С этого дня Матрона заявила мужу, что снимает с себя ответственность за судьбу последующих его публикаций, не вложит в них ни копейки, а займётся делом более надёжным и, что немаловажно, весьма прибыльным. Пускать деньги на ветер не входит в её планы, достаточно и того, что отец потерял.

Отец Матроны в советское время был директором крупной торговой базы, которая поставляла продукты высшего качества в различного рода номенклатурные учреждения. И это объясняет многое. Сидя на дефицитном товаре, трудно было удержаться от соблазна – попользоваться своим положением. Но его торгашеская нечистоплотность в новые времена обернулась привилегией. Тот, кто считался вором и спекулянтом при «развитом социализме», стал авторитетным человеком при «диком капитализме» (капитала, как оказалось, без воровства не нажить, и потому народонаселение в то время наши демократы планомерно приучали к мысли, что искусный грабёж с подачи государства есть не преступление, а даже некая коммерческая доблесть). И нажитый (то есть, «прихватизированный» источник национального дохода) капитал должен был непременно пойти в дело, с тем, чтобы в недалёком будущем снабжать грабителя неслыханными дивидендами. Но, как видите, не повезло – «грохнули невзначай», по выражению Казимира Махлевского, такие же «капиталисты», конкурирующие загребалы. А его дочь, оказавшаяся умнее и расторопней папаши, на оставшийся в её владении наследственный капитал решила закрутить свой, чисто женский, бизнес. И надо сказать, преуспела в этом.

Их окончательная размолвка произошла после того, как она узнала себя в одном из персонажей его нового рассказа. Как-то утром, в воскресный день, Бросову захотелось пивка, и он отправился за ним в ближайшую палатку, оставив неоконченную рукопись на столе.

Матрона в это время бродила туда-сюда по комнате – сушила феном волосы и, в очередной раз подойдя к столу, краем глаза полюбопытствовала, о чём же теперь пишет её неудачливый муж и почему не показывает написанное, как случалось раньше. И углубившись в чтение, отключила фен, села и вдруг поняла, что это про неё. То есть, не совсем про неё, ибо некоторые обстоятельства, описанные в сюжете, не сходились с обстоятельствами её жизни, но списано явно с неё, именно она внушила автору весь негативный пафос прочитанного ею отрывка, она это усекла мгновенно. Ей хватило одного абзаца для того, чтобы дыхание стало тяжёлым, а глаза налились ядом. Вот этот абзац:

«…её бы нарядить в парчовое платье на фижмах, да накинуть на плечи алую мантию, отороченную собольим мехом, да водрузить на голову императорскую корону, да вложить в руки скипетр и державу, была бы вылитая Екатерина Великая»…