Наталья Волохина - Озорушки

• Название: Озорушки
• Автор: Наталья Волохина
• Жанр: Русское современное

Ироничные философские сказки, однозначно, с гораздо большим смыслом, чем кажется на первый взгляд. Надеюсь, что читатель отнесется ко всем моим претензиям на смысл и писательство снисходительно. Каждый берет, что берет, а если нужно объяснять, то объяснять нет смысла.

---

Глянул Господь – все идет по плану…

2006 г.

Царевна, которая стала лягушкой

Жила-была одна Царевна красоты несказанной, ума необыкновенного. И родители у нее были: мама и папа – Царь с Царицею. Тоже люди неглупые и симпатичные. Воспитание, конечно, Царевне дали царское. Обучили всему, что полагается царской дочке знать. Была она способная, училась прилежно, так что, к совершеннолетию умела вести себя по-царски. Царственные мудрые повеления и ответы давать: «Да! Нет! Не позволю! Казнить! Помиловать!». И тому подобное. А если ответа подходящего не было, царственно молчать. Мол, не достойны, плебеи несчастные, даже взгляда моего. Или брови грозно хмурить. Умела и пройтись с царственной осанкой, и сидеть величественно на троне, сколько этикет требует. Словом, настало время девушку замуж отдавать. Невеста она была видная и богатая, так что женихов набралось порядочно. Один даже приглянулся ей.

Вот тут-то беда и случилась нежданно-негаданно. В самый разгар смотрин раздался шум-гром и ворвался прямо в тронную залу Змей Горыныч. Народ попрятался, кто куда мог, а кто не смог, просто на пол повалился.

– Что же это вы, Ваши величества, неосторожны, так и убиться можно, – сочувствовал Змей, поднимая царственных родителей, – а у вас, между прочим, товар драгоценный, а у нас купец. Прошу выдать за меня дочку вашу – Царевну, потому как я воспылал к ней страстью.

Сказал и огнем дыхнул так, что все занавески, как бумага папиросная, вмиг сгорели.

– Ну, вы как? Даете родительское благословение? – А Царь с Царицей не только слово вымолвить, но и рта раскрыть не могут.

– Вы, я вижу, онемели совсем от счастья, вам время нужно, чтобы опомниться. Я завтра прилечу. Только вот думаю, как бы аккуратнее спланировать, чтобы терем царский ненароком не задеть, да еще пару деревень. Сено, я видел, у вас совсем подсохло, – загоготал он, так что стены затряслись, и улетел, только запах гари остался.

Рыдали много, даже голосили, особенно Царевна. Потом поутихли. Стали рассуждать, что, мол, жизнь, она дороже, что дело молодое, стрепится – слюбится. К том же, жених он богатый, вон, сколько добра нахапал. Сунуться, опять же, к нему никто не решится. Царевна поразмыслив, решила, что это даже лучше, когда у мужа три головы, с какой-нибудь, да договоришься.

Согласие дали и закатили пир на весь мир. Пили – ели, а жених, аж в три глотки. Паркет поломали и разъехались.

Постепенно Царевна к мужу попривыкла, вздрагивать перестала, и дома он редко бывал, все больше по делам. А как появится, какую-нибудь безделицу принесет. Она же и так, как сыр в масле каталась. И все бы хорошо, да пришла беда, откуда не ждали. Был у дракона брат – близнец, из одного яйца с ним на свет появился. Решил он жениться. Взял себе в жены Королевну тоже симпатичную и неглупую. Характер у золовки был спокойный, покладистый. А беда из-за самого деверя, змея проклятого, приключилась.

Жили они по соседству, в гости друг к другу захаживали. Вот как-то зашла Царевна к Королевне в гости, а той муж подарок как раз принес – волшебное блюдечко и наливное яблочко. Все в нем было видно, как в самом лучшем телевизоре с самой лучшей спутниковой антенной. Много было у Царевны чудесных вещей, а такой не было. Пришла она домой и тут в первый раз заметила, что с лицом у нее что-то неладное, вроде как позеленела слегка. Слугам взбучку дали, как водится, на конюшне. Зеркало выдраили до блеска, но зеленоватый оттенок все же остался. Все шестеро ушей прожужжала Царевна мужу, спать всю ночь не давала, только он все одно твердил, что не может ей блюдечка достать, потому как, оно одно на всем белом свете. Утром слуги, как Царевну узрели, вмиг попрятались, поняли, что им от такой зелени зеркало век не очистить. А она, как свое отражение увидела, так еще и волдырями покрылась от злости. Зеркала все перебила и у себя в покоях заперлась. Змей ей и сапоги – скороходы, и скатерть – самобранку принес, а она только кричит не своим голосом, аж шея раздувается. Приводил муж к ней и свою давнюю приятельницу Бабу – Ягу. Только и она ничего сделать не смогла. Царевна с каждым днем все зеленей и пупырчатей становилась. Постепенно разговаривать перестала, только шею раздувала и квакала. Так Царевна окончательно превратилась в лягушку. Горыныч за женой ухаживал – мух, комаров приносил, корыто с водой поставил, каждый день с ней разговаривал. Но потом все реже и реже стал в её покои заглядывать. Мужчина он был молодой, в полном расцвете сил, всего триста лет недавно стукнуло. И присмотрел себе невесту – Царевну Несмеяну. Такая видно у него судьба была, не везло ему на невест. Но змей, как и все мы, надеялся на лучшее. Да и где же их, невест царских, наберешься? А лягушку он перед свадьбой отнес подальше, на болото. И еды полно, и жильем обеспечена. Осталась Царевна – лягушка на болоте одна – одинешенька. Хотела было жалобно заквакать, но тут возле нее стрела упала, она ее подняла и стала рассматривать. Тогда-то ее и нашел Иван – царевич, но это уже совсем другая сказка…

2006 г.

О Несчастном Ване и Добром человеке

Жил-был Несчастный Ваня. Вернее сказать, сначала он был просто Ваня. Родился, научился ходить, говорить, ложку держать. Это поcле несчастья начались. Выяснилось в одночасье – ложку он держит не так, и гости его засмеяли. Тогда есть стал потихоньку, в закутке, чтоб никто не видел. Потом в школе так хорошо объяснили, что говорит он не то и не так, что парень заикаться начал и говорить стал, как можно меньше. А как женился, узнал, что и ходит не туда – надо направо, а он налево. Но даже когда он только направо ходить стал, лучше не стало, потому как ходил не так. Ваня совсем есть, говорить, а главное, ходить перестал. Сидит сиднем и все. Жена с тещей его бросили, и мужик вовсе одичал. Оголодал, оброс, даже как будто мхом слегка покрылся и в скамеечку свою врастать начал.

Шел мимо Добрый человек, видит, что-то торчит из земли – пень – не пень, бревно – не бревно. Подошел поближе, присмотрелся, а ОНО живое, глазами моргает. Добрый человек и спрашивает: «Ты кто?». Ваня только мычит и моргает.

– Не бойся, говори, я тебя не обижу.

– А м-м-м-можно?

– Можно – можно!

– А как можно?

– А как хочешь!

– А я забыл, как хочу.

– Ты начни помаленьку, там вспомнишь.

Рассказал Ваня Доброму человеку, все как было, тот и говорит:

– Так ты голодный, поди, Несчастный Ваня? Вставай-ка, да иди, поешь.

– А как вставать?

– Да, как получится?

– А где поесть?

– Да, Вон там.

Встал Ваня и, вот чудо, пошел, дошел до Вон там и поел. Вернулся к лавочке, а Добрый человек его дожидается.

– Что ж ты, Ваня, вернулся?

– Не знаю я, куда еще можно идти.

– Хоть куда: и Вон туда, и Вон сюда.

Стал Ваня ходить Вон туда, Вон сюда, Вон там. Постригся, похорошел. Кушает, как хочет, говорит, что хочет и совсем не заикается.

Много ли мало ли времени прошло, только шел мимо скамеечки Ваниной Добрый человек. Глядь, а Ваня снова там сидит, причесанный, умытый, но какой-то невеселый.

– Почто, Ваня, на лавочке сидишь, почто невесело глядишь, не летаешь соколом Туда, Сюда?

– А что я Там не видал? И Там всё видел, и Сям все знаю.

– Ой, ли? Вон где, за углом, пиво свежее.

– Не хочу пива, меня от него пучит.

– А Вон тут баранина жареная – объеденье!

– На что она мне? Я здесь хлеба с маслом поем, оно и ладно.

– А Вона где девки в красных сарафанах песни поют, зазывают.

– Не нужны они мне. Я еще жену с тещей забыть не могу, все вздрагиваю.

Поуговаривал его еще маленько Добрый человек да дальше пошел, дела, видать, у него были.

Много ли – мало ли времени прошло, возвращался Добрый человек той же дорогой. Видит, на том месте, где раньше Несчастный Ваня сидел, не то пень, не то колода. Подошёл, присмотрелся, пихнул ногой, оказалось, пень трухлявый. От пинка он весь и развалился. Так умер Несчастный Ваня. А лет ему было всего…

2007 г.

Собачья жизнь

Родилась одна Собака. Вернее, сначала она не собака была, а щенок. Бегала, резвилась, грызла все подряд, ела, что дадут и что найдет. Но постепенно выяснилось, что бегать можно только на длину цепи, есть можно, что и сколько дадут, а, главное, делать нужно только то, что велят. Велели же, разное, скучное: лаять на кого нужно и то не взаправду, а чтобы боялись; вилять хвостом ни в коем случае нельзя – узнают, что добрая. Самое нестерпимое – обнюхивать, кого нравится, НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕЛЬЗЯ!

Постепенно бегать, лаять, вилять хвостом понарошку стало скучно, и Собака делала все эти ранее приятные вещи только по необходимости. Хвостом виляла иногда – перед хозяевами; лаяла хорошо поставленным басом, не вставая с места, только когда кто-то близко к хозяйскому добру подходил; брезгливо, неохотно обнюхивала породистого пса-медалиста, которого ей каждую весну приводили. От него у нее и дети были. Только были они с ней недолго. Через месяц-другой после рождения щенков увозили в престижную школу-питомник и больше Собака их никогда не видела. Словом, жизнь настала собачья. И от этой собачьей жизни выть хотелось по ночам, но было нельзя.