Анатолий Зарецкий - НА ИЗЛЕТЕ, или В брызгах космической струи. Книга вторая

• Название: НА ИЗЛЕТЕ, или В брызгах космической струи. Книга вторая
• Автор: Анатолий Зарецкий
• Жанр: Русское современное

«Круглый идиот», – подумал я. С таким идиотизмом вряд ли подумаешь о других людях, даже близких. Как же! Ты вышел в астрал, ты поднялся над людьми, ты можешь знать прошлое Человечества в деталях. Интересно, а как насчет будущего? Наверняка и здесь есть перспективы, иначе зачем весь этот огород? А что же Валя? Это теперь всего лишь сущность. А тогда причем здесь скорбь?.. Что ж, похоже, это лишь мой удел – всю оставшуюся жизнь оплакивать мою Королеву, мою Валю-Валентину.

---

Вскоре Боря подал заявление об увольнении по собственному желанию.

– Ну и куда же ты собрался? – спросил сразу заговоривший Гурьев.

– Какая вам разница, Прокопыч, – ответил почувствовавший свою независимость Боря, – Главное, там буду получать в полтора раза больше, чем здесь.

– Где же такие деньги дают молодым специалистам? – удивился Мокшин.

– А там я не буду молодым специалистом. Это здесь, сколько ни работай, все буду считаться юнгой, и носить за Прокопычем документы.

– Чем ты, Боря, недоволен? – обиделся Прокопыч, – Ты же сам себя так поставил.

– А теперь вот выставляю, – завершил разговор Боря. Вскоре его уволили…

Следующим беглецом стал наш ветеран Леня Мокшин. Его уход был скандальным. Много суеты, бесплодных разговоров и уговоров. Леня стоически прошел все инстанции и вскоре исчез. А через месяц неожиданно объявился ведущим инженером в группе Коли Корженевского.

Группа Гурьева была обескровлена. Снова встал вопрос перераспределения работы. В результате центральный блок Мокшина передали Отто, а разгонный блок Захарова перекочевал в группу Бойкова. И я опять оказался в гордом одиночестве, но с гигантским объемом работы.

Всю зиму работал, не поднимая головы, а когда поднимал, видел вокруг лишь разброд и шатания. Группа занималась, чем угодно, но не работой.

– Люба, как идет разработка документации блока А? – спросил как-то Степанову.

– Прорабатываю исходную документацию, – профессионально ответила Люба.

– А поконкретней? – попытался хоть что-то уточнить.

– А конкретней… Честно говоря, даже не знаю, что делать, – прямодушно отметила она то, что было видно невооруженным глазом.

– А что Гурьев?

– Говорит, жди Афанасича. Он разработает, а мы все потом по образу и подобию.

– А как же план?

– А в плане пишем – проработка исходной документации.

– Хоть прорабатываете? – спросил я, а в ответ – тишина…

Примерно так же ответили и другие «разработчики» – Отто и Жарова. Ну и ну.

Глава 16. Командировки

Весной меня посетили коллеги из Куйбышева – Маркин и Солдатов. Оказалось, со дня нашего знакомства они уже несколько раз бывали в Москве, но ввиду занятости так и не смогли встретиться ни с Кузнецовым, ни со мной. Сейчас же они приехали с реальным планом создания универсального оборудования для испытаний пневмогидравлики ракет, который мы обсуждали еще до начала работ по программе «Буран».

– Знаешь, Толя, – сказал Маркин, – Наше КБ сейчас может заказать такое оборудование для центрального блока. А вы сможете применить его для всего «Бурана». Гена уже поработал с нашими конструкторами и привез схемы типовых модулей. Хотелось, чтобы ты посмотрел и дал свою оценку.

– Нет проблем, Саша. Посмотрю с большим интересом.

– И еще… Ближе к лету мы собираемся в Харьков. Наше КБ там заказывает арматуру. Хотим предложить им делать наши модули… Сможешь составить нам компанию?.. С Мазо я договорюсь… Заодно Харьков посмотришь. Бывал там раньше?

– Еще бы! Мой родной город.

– Вот здорово!.. А то ни Гена, ни я в Харькове еще не были, – обрадовался Маркин.

Целую неделю мы с Солдатовым правили схемы и спорили до умопомрачения. К концу недели облик оборудования «нарисовался», и мы расстались, довольные друг другом…

Ближе к майским праздникам позвонил Боря и сообщил неожиданную новость – наша «тетя Клава московская», как мы ее называли, чтобы отличать от тети Клавы Зарецкой, решила навсегда уехать из Москвы. Оказалось, выйдя на пенсию, она все лето и осень прожила в Харькове. И ей настолько понравилось, что за зиму нашла выгодный обмен.

Тетю Клаву московскую я любил с детских лет. Она ассоциировалась у меня с Москвой. Проездом в Кораблино мы всегда останавливались в ее коммунальной квартире в Оболенском переулке. Позже в той квартире остался Боря с семьей, а тете Клаве дали комнату на Фрунзенской улице. Соседей стало меньше, но квартира, как и в Оболенском, была коммунальной. А тетя всю жизнь мечтала об отдельной квартире. Похоже, что только путем обмена ей, наконец, удалось осуществить свою мечту.

А мне стало грустно. Без тети Клавы московской Москва, казалось, станет совсем другим городом. К тому же, где теперь будет останавливаться мама, приезжая в Москву? Как мы обрадовались, когда в начале декабря получили ее телеграмму. А вечером позвонил Боря, и оказалось, мама и тетя Клава едут из Харькова вместе. Мы встретили их и привезли на Фрунзенскую. И вдруг мама заявила, что не поедет ко мне, а останется у тети Клавы. Вскоре приехала тетя Нина из Кораблино, и 9 декабря мама и обе тетушки все-таки приехали поздравить меня с днем рождения. Но остаться у нас категорически отказались. Это было лишь временное перемирие. Военное положение сохранялось…

И вот накануне майских праздников мы с Борисом и Геной проводили тетю Клаву московскую в Харьков. А вскоре мне пришлось навещать Бориса в больнице. Он попал туда с тяжелым приступом, и ему предстояла сложная операция.

Я ехал к нему с камнем на душе, а Боря встретил меня в палате, как всегда, бодро и даже весело. Вокруг стояли капельницы и другие медицинские приборы, а он шутил и смеялся.

– Боря, что с тобой? Действительно так серьезно? – взволнованно спросил я любимого брата.

– Серьезней не бывает, – с улыбкой ответил он, – Легко можно дуба дать… Да не переживай ты так, Толик. Еще погуляем с тобой напоследок.

– Ну, ты даешь, Боря, – поражался его словам, которые никак не вязались с его крепкой фигурой и бодрым состоянием духа, – А может все обойдется? Я вижу, ты-то не унываешь.

– Не обойдется, Толик… А уныние – последнее дело. Попал в дерьмо – не чирикай… Улыбнись, Толик… Еще успеете меня схоронить.

Меня же охватил ужас от одних только его слов. Неужели человек в ожидании близкой смерти действительно видит мир по-иному и может радоваться каждому из немногих оставшихся ему дней? Ведь и Людочку я не видел грустной в ее последние дни. Лишь однажды, да и то ненадолго. А она-то знала свой смертный приговор – «стопроцентный летальный исход».

Недели через две Бориса выписали. Я навестил его уже в Измайлово. Он, как обычно, был занят фотографией. Было впечатление, что все наладилось. Боря ни о чем не рассказывал, а я старался его не тревожить. И так было, о чем поговорить.

– Выпить хочешь? – неожиданно предложил брат.

– Страстного желания не испытываю, – ответил, зная, что Борису нельзя, а я его буду только смущать.

– А я вот испытываю, – вдруг заявил он и откуда-то из-под стола достал бутылку коньяка и лимончик.

– Боря! Тебе же категорически нельзя! – ужаснулся я.

– Мне теперь все можно, Толик, – ответил он, налил рюмку и тут же залпом выпил. Потом налил мне и снова себе, – За полгода не сопьюсь, а сопьюсь, легче помирать будет. Ну, давай… За здоровье, которого нет.

Мы выпили, а Боря, похоже, останавливаться не собирался.

– Хватит, – решительно остановил его.

– Ну, хватит, так хватит, – спрятал он бутылку и снова принялся за дело.

Вскоре мы распрощались. Оказалось, навсегда. Живым я его больше не видел, хотя раза два мы говорили по телефону…

Сразу после праздников меня снова направили в Днепропетровск. В этот раз со мной ехал представитель Службы Главного конструктора Виктор Милованов. В гостинице нас поселили в одну комнату. Казалось, так веселей, но неожиданно Виктор заболел. На заседания пришлось ходить одному, а по вечерам ухаживать за больным. Собрав силы, Милованов на пару дней все-таки вышел на работу. Но после этого ему стало еще хуже. Продержавшись неделю, мы уехали. Уже в Москве выяснилось, что у него было воспаление легких.

Я был расстроен, что так и не удалось выбраться в Харьков. Утешался надеждой на возможную поездку с Маркиным и Солдатовым.

И они не заставили себя ждать. В разгар лета объявились у нас. Пробыв неделю в Москве, они собрались выезжать в Харьков в воскресенье. По договоренности с Бродским, выехал в пятницу с тем, чтобы выходные провести у родителей.

В воскресенье планировал съездить к маме Людочки, чтобы узнать, где теперь могилка любимой. Я даже не надеялся, что удастся попасть к моей святыне в этот приезд, но хотелось хотя бы узнать, где она.

Увы… Мне не удалось даже это. Уже с утра к нам в гости пришли две незнакомые девицы. Думал, что это подруги младшего брата, но его дома не было. Неожиданно засуетилась мама, а меня вдруг стали мучить подозрения – уж ни для меня ли она так расстаралась. Обе девушки молодые, симпатичные. Одна даже чем-то напоминает Валю-Валентину, но в упрощенном исполнении.

– А это и есть ваш знаменитый Толик, тетя Надя? – бойко спросила та, которая похожа, – Ничего… Похож, – тут же выдала она оценку. Ну и ну…

– Он самый и есть, – взял инициативу в свои руки, – И действительно пустое место, да и похож, разумеется, – завершил свое представление с нескрываемой досадой. Девчонки неожиданно звонко рассмеялись.