Игорь Евтишенков - Римская сага. Том VI. Возвращение в Рим

• Название: Римская сага. Том VI. Возвращение в Рим
• Автор: Игорь Евтишенков
• Жанр: Русское современное

Надежда вернуться домой ещё никогда не была так близка к реальности, как сейчас. Однако дорога домой оказывается не такой короткой, как кажется. Лацию приходится стать воином и сражаться рядом с новыми боевыми товарищами. Недалеко от границ римской провинции Азия он встречает друзей, которых давно считал погибшими, и теперь больше, чем когда-либо, горит желанием принести пользу своему городу и народу, однако многие его наивные порывы не находят отклика у граждан Рима.

---

Никто так и не успел понять, что произошло. Все были так увлечены сильным и мощным замахом Паржаваза, настолько красиво выглядело его мускулистое, вспотевшее тело в лучах яркого солнца, что никто не обратил внимание, как поверженный чужестранец приподнялся и вытянул вперёд свою палку. Тем немногим, кто случайно заметил это, показалось, что он умолял о пощаде, опираясь на руку. Однако сам Паржаваз этого не видел. Он только почувствовал, как что-то упёрлось ему под рёбра, твёрдое и острое. Воин хотел взглянуть вниз, но было уже поздно – растянувшееся дугой тело не дало ему это сделать. Руки рванулись вниз, как водопад с отвесной скалы, и увлекли за собой плечи, голову и грудь. Всё произошло в одно мгновение: острый конец палки пробил кожу, как лист папоротника, дерево вошло глубоко в грудь и остановило мощный удар, который замер где-то на половине. Паржаваз вздрогнул и сломался пополам, как будто невидимая стрела пронзила его в самое сердце. В полной тишине вельможи и слуги, онемев, смотрели на красный конец палки, который торчал у него из спины возле левой лопатки. Воин медленно уронил голову на грудь, руки безвольно повисли вдоль туловища, и вся эта груда мышц медленно стала заваливаться набок. Уже мёртвый, он рухнул рядом с Лацием, подняв в воздух небольшое облако пыли. Над площадью повисло зловещее молчание. Никто не ожидал такого конца. Все уже предвкушали, что душа убитого чужестранца покинет разрубленное тело и тигры станут рвать его тело на части, а слуги с блеском в глазах будут славить своего раджу, разнося заранее приготовленные угощения…

Синг Бугхараджа медленно поднялся с трона. Потом снова сел. Стоявший перед ним человек со шрамом опирался на палку и смотрел на него печальным, усталым взглядом, как будто превратился в брахмана. Все видели, что чужестранец не плачет и не умоляет о пощаде, и для раджи это было невыносимо.

Лаций тем временем вытер свой посох о шёлковые шаровары мёртвого воина и сделал шаг вперёд. Кровь бросилась радже в голову.

– Схватить его! – завизжал он тонким пронзительным голосом. – Ведите сюда тигров! – кричал он заметавшимся вокруг трона рабам и стражникам. – Быстрее! Ну, что ж, если мясо не идёт в пасть тигру, тигр сам придёт за мясом… – Синг лихорадочно сжимал рукоятку украшенного камнями кинжала, то лихорадочно вынимая его из ножен, то снова засовывая обратно. Он жаждал крови. Именно сейчас, на глазах у всех.

Глава 11

Лаций стоял, опираясь на посох, и ни о чём не думал. На него навалилась странная апатия, как будто он достиг в своей жизни давней и заветной цели и теперь ему уже не к чему было стремиться. Странно, но боль в колене стала глуше. И только попавшая в рот пыль вызывала неприятные ощущения. Он чихнул и сплюнул шершавую слюну на землю. Мир вокруг приобрёл какие-то мягкие, плавные очертания, всё стало круглым, спокойным и тихим, как будто он надышался той странной травы, которую брахманы бросали перед праздниками в огонь. Меднокожие люди с чёрными глазами и масляными блестящими волосами что-то кричали на непонятном языке, напоминавшем шум перекатывающейся гальки. Они отчаянно махали руками и пугали его копьями. Но он не шевелился, опираясь на палку и думая о том, что в этот день боги невероятно долго испытывают его на прочность. Ему очень захотелось закрыть глаза и открыть их уже в другом мире. Усталость, страшная усталость навалилась на него в этот момент, и, не в силах сопротивляться ей, Лаций опустился на землю.

Тигров привели довольно быстро. Стражники окружили их большим кольцом, выставив вперёд копья и затолкав внутрь круга. Звери злобно рычали и огрызались на болезненные толчки, поднимая лапы и стараясь зацепить копья когтями. Вскоре они устали и повернулись к сидевшему на земле Лацию. Рядом с ним лежало мёртвое тело Паржаваза. В воздухе пахло кровью, и звери стали скалиться. Один из них, по имени Фархат, подошёл к Лацию и несколько раз дёрнул головой. Редкие длинные усы зверя подрагивали в такт глухому рычанию, но он не показывал клыки и не прижимал уши, как обычно делал перед прыжком.

– Иди, иди, – одними губами сказал ему Лаций. Он, не мигая, смотрел в жёлтые глаза и чувствовал, как ровные удары сердца отдаются мягкими толчками в кончиках пальцев на руках и ногах. Его тело как будто перестало существовать, и даже мозг опустел, отпустив на волю все мысли. Два жёлтых глаза замерли перед его лицом, и Лаций растворился в них взглядом, как в огромном море. Если бы в этот момент на него обрушилась большая скала, то он бы ничего не почувствовал – для него просто перестали бы существовать эти две маленькие точки, два глаза тигра, и всё…

Фархат понюхал рваные сандалии, дёрнул головой и громко рыкнул. Затем отвернулся и подошёл к телу Паржаваза. Остальные звери тоже стали осторожно приближаться к убитому воину. Старый тигр понюхал рану на спине воина и вцепился зубами в руку. Несколько мощных рывков, и ему удалось оторвать первый кусок мяса. Остальные тоже осмелели и стали дёргать мёртвое тело за ноги и бока.

– Почему они не кидаются на него? – раздражённо выкрикнул раджа. Воины сжали кольцо плотнее, и один даже умудрился ткнуть Фархата в бок. Зверь отпрыгнул в сторону и встал на задние лапы. Придворные, охнув, отшатнулись назад, слуги и рабы закричали, а стражники крепче сжали копья потными ладонями – им не каждый день приходилось видеть такие сцены. Хлопнув хвостом по красивому полосатому боку, Фархат издал грозный рык и развернулся к Лацию. Присев на задние лапы, чтобы сделать прыжок, он замер, мотнул головой и вдруг неожиданно лёг на землю. Его большая голова опустилась на лапы, и все услышали тихое урчание.

Синг Бугхараджа поднял руку, и голоса затихли. Только тигры продолжали стоять над окровавленным телом стражника, неспешно отрывая от него куски мяса.

– Схватите его! – произнёс он хриплым голосом, показывая на Лация. – Пусть палач казнит его на рассвете у городских ворот. Посадите его на кол!

Воины стали медленно приближаться к Лацию, вытянув перед собой копья. Он смотрел на них, держа в руках палку, и не шевелился. Несколько человек положили копья и связали ему руки и ноги, после чего, осмелев, потащили к стене, где у костра их уже ждали несколько караульных и два помощника палача.

Когда его бросили под стену, Лаций упал лицом рядом с вросшим в землю камнем. В ноздри ударил тяжёлый смрадный запах гниющих отходов и испражнений. Вздрогнув, он открыл глаза и увидел скорпиона. Ему с трудом удалось отодвинуться назад, чтобы не оказаться у того на пути. Глаза сами закрывались от усталости, но Лаций успел обвести взглядом то место, где ему уготовано было провести последние часы перед смертью. Вокруг была сырая, плотная земля, из которой прямо вверх поднимались каменные стены. Запах сырости, затхлости и гниющих животных был здесь сильнее, чем возле хижин простых жителей города. Но в его воспалённом воображении этот запах уже начинало издавать его собственное тело, медленно разлагаясь под лучами палящего солнца. Он старался не думать об этом и хотел просто провалиться в темноту, но мысли снова и снова возвращались к смерти. Через какое-то время он впал в полусонное состояние, как хамелеон, и долго лежал, ничего не чувствуя. И только гулкий стук сердца в висках напоминал ему о том, что он ещё жив.

Глава 12

Два стражника сели у стены и достали еду. Один отошёл за водой. В это время пришёл начальник городского караула с какой-то весёлой новостью. Они смеялись и жили своей неприхотливой жизнью и будут точно так же жить завтра, когда его уже здесь не будет. Они убьют его и будут жить… Эта мысль не исчезала, но не казалась такой невыносимой, как раньше. Она была, скорее, печальной.

Палач выслушал начальника караула и продолжил своё занятие – точить конец толстого дерева. Рядом уже лежал один кол, теперь он готовил второй. Ствол был толстый и неровный. Дерево, видимо, росло в нелёгких условиях и было изогнуто в двух местах. До Лация, наконец, дошло, что кол предназначался ему, и лёгкий дурман отрешённости рассеялся в мгновение ока. Думать о смерти было легко, но видеть, как она приближается с каждым движением ножа, он не мог. Всё его существо восставало против такой несправедливости. Смерть в бою, пусть даже заранее предрешённая, не говоря уже о смерти во имя победы и славы, была не так страшна, как эта, позорная и мучительная, в одиночестве и забвении. Ведь никто, никто не узнает теперь о его долгом пути на родину, никто не сможет рассказать римлянам, сколько он сделал ради славы родного города и сколько мог бы сделать ещё, оказавшись там! Никто…

Губы тронула слабая улыбка. Он вспомнил слова Тиберия в яме, когда Чень Тан сжёг столицу хунну на реке Талас. Тиберий тоже не хотел умирать в неизвестности и винил в этом его. Лаций вдруг подумал о боли, о том, какой ужасной она будет в этот момент. Да, он ненавидел ожидание боли и вынужден был признаться себе, что больше всего ненавидел ждать. Ждать – вот что пугало его, ибо он никак не мог повлиять на время, и даже боги не внимали его молитвам. Такое же состояние было у него тогда в империи Хань, когда племянник губернатора Бао Ши собирался разбить им головы о стену. Однако тогда он был полон сил и мог бежать, ноги были не связаны… Теперь смерть снова подкралась к нему слишком близко, и мысль о том, что он не может ей сопротивляться, лишала Лация сил и воли: голова кружилась, перед глазами плыли разноцветные круги и мысли превращались в резкие крики птиц. Всё тело ужасно ныло, как бы напоминая, что дальше боль будет только усиливаться. Да, впереди его ждала не просто смерть, а долгая, мучительная и бесконечно страшная пытка. И готовил её толстый палач с глупой, довольной улыбкой на грязном лице, приближая его муку толстыми, широкими пальцами, которые были отчётливо видны на фоне плохо отёсанного кола.