Макс Фрай - Энциклопедия мифов. А-К

• Название: Энциклопедия мифов. А-К
• Автор: Макс Фрай
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-092522-3

Эта книга была придумана 1 ноября 1995 года, в тот самый день, когда автор «Лабиринтов Ехо» создал новый документ в текстовом редакторе и написал: «Никогда не знаешь, где тебе повезет» – фразу, с которой начинается длинная сага о приключениях сэра Макса.

Ну, то есть на самом деле не «придумана», а просто возникла перед внутренним взором автора – вся, целиком. А потом снова исчезла практически без следа, как это часто случается с внезапными озарениями. Но время от времени автору удавалось что-то вспомнить и записать.

Эти записи неоднократно гибли под развалинами уничтоженных черновиков, но с завидным упорством возвращались к жизни, преследуя автора во сне и наяву, а чаще всего – на заболоченных перекрестках между дремотой и бодрствованием. В конце концов книга победила авторскую неспособность ее написать. И теперь она есть.

Эта книга содержит не слишком внятный, зато предельно честный ответ на вопрос «Кто такой Макс Фрай?» И множество новых вопросов, ответы на которые автор и сам хотел бы получить.

---

– Давай, заходи домой, соска, – спокойно сказала женщина. – Нефиг топтаться в подъезде.

Нина не обратила внимания на грубое обращение; она почему-то испытала облегчение, решила, будто слова означают, что дела на сегодня закончены, а значит, ужаса не будет, по крайней мере, не будет настоящего ужаса. Они просто поговорят, и пускай эта женщина говорит ей все, что захочет, любые гадости, если ей так нужно. Может быть, она потом успокоится, или еще лучше: поймет, что натворила, и расплачется, и позволит вызвать врача, который спасет «Басика», а потом она, Нина, будет ходить к нему в больницу, а квартиру они быстро сменят, или даже вовсе уедут в другой город, и эта ужасная женщина никогда их не найдет; ее, сумасшедшую, вообще посадят в тюрьму за покушение на убийство или запрут в клинику, где ей и место, и все будет хорошо…

Эти размышления почти успокоили Нину, по крайней мере, она поняла, что уже вполне может закричать, позвать на помощь соседей; голос послушается ее, и рот не будет открываться беспомощно и бесшумно, как у аквариумной рыбы, пожизненной узницы человеческих представлений о домашнем уюте.

Ада почувствовала перемену в ее настроении и коротко сказала:

– Квакнешь – убью сразу. Пока соседи будут решать, стоит ли выглядывать на твой вой, я успею не только на другой конец города уехать, а пешком в Париж уйти. А так… Может, и выживешь, я пока не решила. Давай, заноси его в дом.

– Как? – тупо переспросила Нина. Собственный голос испугал ее: это был надломленный голос женщины, попавшей в беду, а не тихий мелодичный голосок «хорошей девочки», которой ей так нравилось быть…

– Херак! – передразнила незнакомка и небрежно пнула Нину носком тяжелого армейского ботинка (Нина недолюбливала такие ботинки и не доверяла людям, которые их носят, а уж женщины в подобной обуви всегда вызывали у нее отвращение, смешанное с испугом, – выходит, не зря). Удар был не слишком болезненным, он скорее походил на повелительный жест, чем на начало избиения. Нина подумала, что такими беззлобными, но рассчитанными ударами мясники загоняют свиней на бойню… мысль оказалась настолько дикой и точной, что разум почти оставил ее, она не могла (не хотела, не решалась) бороться, и склонилась над телом своего любимого мужчины, чтобы перетащить его в коридор их общей уютной квартиры, как велела эта ужасная женщина.

Ада молча наблюдала за ее попытками сдвинуть мертвеца с места. Минуту спустя, она с досадой констатировала, что сцена затягивается, и тихо сказала:

– Ты давай, шевелись, а то я решу, что проще уложить тебя рядом. Жить-то хочешь, небось, сука тупая?

Нина послушно заторопилась, напряглась и втащила тело в коридор.

– Как же вы все… цинично предсказуемы! – усмехнулась Ада, входя следом.

«Все кончено, – подумала Нина. – Все кончено, потому что меня сейчас будут убивать. Здесь, прямо на этом половичке. Убивать. Меня. Будут. Сейчас», – твердила она себе, и вдруг обнаружила, что страх покинул ее, осталась лишь растерянность, но и та понемногу проходила. Терять-то больше было нечего. Жизнь закончилась, уже закончилась, и единственное, что можно было сделать… впрочем, сделать нельзя было ничего в любом случае.

20. Аушаутс

Бог целостности, неповрежденности, ‹…› он отгоняет болезни и даже грехи.

А потом случилось нечто невероятное. Дверь в глубине коридора распахнулась настежь, и из Нининой спальни выскочил незнакомый мужчина. Растрепанный, в застиранной добела джинсовой куртке, глаза зажмурены, словно он собирался безотлагательно сыграть с ними в «слепого кота», – а истекающие кровью тела, убийства и прочие скучные вещи могут немного подождать, не так ли?

Нина видела его впервые; впрочем, это как раз неважно: сейчас она, пожалуй, не узнала бы и бывшего однокурсника; она и на родителей своих смотрела бы, наверное, с ласковым недоумением, тщетно пытаясь понять, кого напоминают ей эти славные люди. Все пустое, значение имело только одно: из ее спальни, словно по волшебству, выскочил посторонний человек. Он оказался в коридоре именно в тот момент, когда ей стало окончательно ясно, что помощи ждать неоткуда – и вот, вдруг… Нина умиротворенно сказала себе, что это явился ангел-хранитель, чтобы спасти ее жизнь; спустился, наконец, с небес, пусть даже с изрядным опозданием, и теперь ответственность за дальнейшие события – на нем. А она, Нина, умывает руки.

Терять сознание было чертовски приятно, приятнее даже, чем пробуждаться от кошмарного сна. Ее тело обмякло, но губы напоследок растеклись в торжествующей улыбке. Она знала, что придет в себя только после того, как за кошмарной женщиной закроется дверь. В этот последний блаженный миг перед наступлением тьмы Нина знала и многое другое: все как бы (словно бы, будто бы – ах!) уладится; скорая помощь приедет по ее вызову вовремя, и врачи будут удивляться чудесному спасению раненого; а она, главная свидетельница преступления, не сможет вспомнить, как выглядела нападавшая: в памяти не останется ничего, кроме тяжелых ботинок, но и о них Нина почему-то промолчит, не решится рассказать седому усатому следователю с глазами больной дворняги – вот так-то… «У девочки шок», – да, именно. Шок. А потом она будет круглосуточно дежурить у постели своего любовника, поставит на уши полгорода, но добудет все необходимые лекарства, импортный перевязочный материал, греческий коньяк для хирурга, итальянскую косметику для сестер милосердия и еще кучу какой-то жизненно важной муры, но когда он (уже не «Басик», а просто Богдан) встанет на ноги, Нина поспешит от него отделаться, уйдет к другому, первому, кто подвернется. Не потому даже, что с прошлым связаны такие уж невыносимые воспоминания (невыносимых воспоминаний вообще не бывает, невыносимым может стать только настоящее), просто – теперь она знала и это – для того, кто попробовал смерть на вкус, былые привязанности не имеют никакого значения, что бы он сам об этом ни думал. И еще Нина знала, что с «хорошей девочкой», которой она была до сих пор, покончено. Именно эта девочка погибла сегодня от руки убийцы, а больше – больше никто. Что ж, она еще дешево отделалась. Как там говорила красивая Терехова в пьесе Лопе де Вега, которую чуть ли не еженедельно крутят по телевизору: теряют больше иногда…

Вот именно.

Что же до незнакомца, он достался Аде. Та не успела опомниться, как мужчина оказался в ее объятиях, еще немного, и они оба грохнулись бы на пол; при этом затылку Ады грозило опасное соприкосновение с порогом. Но Ада устояла. Она была очень сильной, хотя никогда не старалась закалить свое тело. Просто таким уж оно родилось на свет: жестким, упругим и мускулистым. Повезло.

Пока Ада удерживала равновесие и поспешно решала, что делать со свалившимся на нее свидетелем убийства (его не могло тут быть, потому что его быть тут не могло!), он открыл глаза, посмотрел на нее и улыбнулся. Улыбка эта, столь неуместная в данных обстоятельствах, показалась ей чудом. Поэтому Ада безвольно опустила руку с ножом и тихонько спросила:

– Ты откуда здесь взялся?

– Из одной несбывшейся вероятности, – он говорил нараспев, как сомнамбула. – Я был лишен судьбы, а меня научили, как найти новую. Надо просто бежать, бежать с закрытыми глазами…

– Стоп, – решительно сказала Ада. – Это меняет дело. Ничего не попишешь, пошли отсюда. Только быстро и очень-очень тихо.

Когда они вышли на улицу, ее новый знакомый встрепенулся. «Понимаю, – бормотал он, – теперь понимаю, почему я тут оказался. То кафе, оно было в этом самом переулке, на месте твоего дома…»

– Это не мой дом, – сухо перебила его Ада. – Мой дом далеко отсюда. Очень далеко. Зато машина – вон за тем углом. Поедешь со мной.

– Конечно, – легко согласился незнакомец. – Ты ведь, можно сказать, моя новая судьба – взамен утерянной…

– Да уж. Повезло тебе с «новой судьбой», – ухмыльнулась Ада, отмечая, однако, что ухмылка эта почти помимо ее воли превращается в сочувственную улыбку, а рука сама собой ложится на плечо незнакомца – нежный, дружеский, покровительственный жест. «Хотела бы я знать, от чего именно я его спасаю, – думает она. – Но спасаю, это точно…»

21. Афина

Мощная страшная совоокая богиня архаики…

Ада, Ада… Глаза серые, круглые, волосы взъерошены как перья, острые локти, тяжелые бедра. Рот кривится улыбкой: правый уголок вверх, левый – вниз. Ходит кругами по комнате, ступни утопают в тумане, словно бы невидимом, но для меня почти осязаемом почему-то… Голос резкий, каждое слово рыболовным крючком вонзается в виски. Невыносимое существо!

– Все просто: я убиваю тех, кто уничтожает дух поэзии. Поскольку, выбирая жертву, я не могу полагаться на собственные пристрастные суждения, я убиваю лишь тех, кто пишет стишки на заказ, будь это любитель, рифмующий корявые строчки ко дню рождения тещи, или профессионал, слагающий оду на восшествие очередного мудака к вершинам государственной власти… А этот идиот дал рекламное объявление в газету: «Пишу стихи к свадьбам, юбилеям и другим торжественным событиям. Качественно, недорого». Домашний телефон прилагался к объявлению; выяснить адрес – проще простого. Такие дела, Макс, такие дела…