Литературно-художественный журнал - Этажи. №2. Март 2016

• Название: Этажи. №2. Март 2016
• Автор: Литературно-художественный журнал
• Жанр: Биографии и Мемуары

Журнал имеет электронную и печатную версии. Печатный вариант выходит с периодичностью три раза в год. В него отбираются лучшие публикации, размещенные в электронном журнале. Сайт журнала: www.etazhi-lit.ru Рукописи принимаются по эл. адресу: [email protected]

---

– Извините, вы не меня ждете? А давайте, будто бы меня? Ну, ну, что это у нас глаза на мокром месте! Знаете ли вы, что вот здесь, где стоит Тарас Шевченко, на этом самом постаменте прежде стоял Николай Первый? И тот, и другой усачи, но заметьте разницу: у одного усы вверх, у другого вниз… что бы это значило? Ну вот, так-то лучше – у вас милая улыбка.

Он протянул ей букет ландышей, и они пошли, не спеша, по бульвару, потом по Крещатику к Днепру. Наяву он оказался выше, вместо телогрейки серый плащ, сумка через плечо, шарф и берет, как у парижанина. Татуировки на пальцах не было, хромоты тоже, его и звали иначе: не Борис, а Денис, и был он не историк, а художник – но это все неважно, должна же чем-то отличаться действительность от сна. Ничего, думала Оксана, я наяву тоже другая. Расстались вечером, условились встретиться через неделю.

На почту Оксана в ту ночь не попала. Как же так, думала она утром, неужели проговорилась? Вроде нет, только охнула, когда он сказал, что художник. Он еще спросил:

– Вы не любите художников?

– Нет, просто давнее вспомнилось, – отговорилась Оксана.

Воскресенье она провела у родителей. Перебирала с мамой фотографии, надписывала имена и даты. Мама не всех уже помнила, это было грустно.

В понедельник вышла из дому – и увидела Дениса.

– Вы знаете, я решил не ждать до субботы. У меня сегодня совершенно свободный день. Можно, я вас провожу? – и он взял у нее из рук сумку.

Этой весной Оксана помолодела, ходила легко, улыбалась без повода и писала Володе веселые письма. Потолочным ангелам Денис тоже понравился.

12

– Оксанка, а давай, как поженимся, махнем на Ладогу, к моему бате? Места там – закачаешься! Тебе дадут отпуск летом?

– Погоди-погоди… Ты мне делаешь предложение?

– Ну! А что ж, ты думаешь, я тебе делаю?

Оксана хотела ответить в том же тоне, как бы между прочим, но не выдержала, бросилась ему на шею, рассмеялась, заговорила о чем-то, сама потом не помнила о чем.

Поженились тихо, без помпы. Привела мужа к родителям, посидели, выпили. Денис вообще-то не пил, но ради такого случая рюмку рябиновой настойки опрокинул. Отец потом басил по телефону:

– Ну, дочка, ну ты мужей выбираешь, хочь стой, хочь падай! То среди всех евреев Киева спроворилась найти пьяничку запойного, пусть земля ему будет пухом. Теперь из москалей вычипыла одного непьющего. А что оба малюют, так то из-за твоей хохлацкой красы, скажи спасибо матери. Художник мимо такой натуры пройти не может!

– Ой, тато, знали б вы, какую он меня встре… – и осеклась, испугалась. О почте же нельзя наяву.

Там ее руки были изношенными, с опухшими суставами – должно быть, и лицо под стать рукам. Так что вряд ли его привлекла красота. Хотелось расспросить мужа, как она выглядит в сновидениях, но днем нельзя, а во сне это не казалось важным. Как и прежде, они встречались в ночь на воскресенье, каждый со своей посылкой. Оксана путалась в именах мужа, но во сне он смеялся – и легко извинял ее. А наяву она не путала имен.

Когда и где он готовил свои посылки? Наверное, в мастерской – там среди холстов, что хочешь можно спрятать. Продукты тоже он брал непонятно где – видно, у него свои источники. Денис так убедительно делал вид, что не знает о ночной почте, что даже переигрывал. Как-то, в самом начале, воскресным утром спросил:

– А куда мешок с печеньем делся, вот тут стоял?

Она прижала палец к губам и взглянула так, что он осекся и больше не спрашивал. Денис у нее шутник, но есть, знаете ли, вещи, которыми шутить не следует.

13

Случалось, кто-нибудь из них не мог найти на почту дороги. Оксана всякий раз пугалась, не понимала почему. Потом во сне спрашивала у мужа, но этого даже он не умел объяснить.

Наяву с мужем трудно было поговорить серьезно – отшутится, обнимет, подхватит на руки, закружит – вот и весь разговор. Ни с того ни с сего, на пустом месте рассорился с Оксаниным отцом. Старик хотел его поддразнить, он всегда всех поддразнивал:

– Слухай, Денис, ото был у меня друг, всю жизнь Лениных писал. Так родня его как сыр в масле каталась! Кого б тебе такого писать, щоб гроши лопатою гребты?

Денис набычился, покраснел, слова отца показались ему упреком. Оксана пыталась объяснить, что отец хотел как лучше: помочь, подсказать. Ну, неудачно подсказал, но что ж обижаться-то на старого человека? Но толком поговорить не удавалось.

Зато на почте они разговаривали подолгу и совсем иначе – проще, откровенней. Как-то во сне она спросила у мужа: почему так? Почему днем он другой? Он усмехнулся:

– Не забывай, красавица, я тебе снюсь. Какого хочешь, такого и сочиняешь.

Оксана почувствовала, как у нее задрожали губы.

– Снишься? Как ты мог сказать такое? Не шути так больше, я тебя прошу!

– Ну не буду, не буду… Понимаешь, здесь я бывший историк, старый учитель, калека – мне мало нужно от жизни. А днем я художник. Амбициозный, талантливый, как черт – и не признанный, ни одной выставки за всю жизнь. А мне за сорок.

– Что ж ты не сказал? Я бы с тобой… мы бы вместе.

– Нет, красавица, это я должен сам.

Оксана вздохнула. Вот хотя бы этот разговор – он разве возможен с Денисом? Тот бы свел все в шутку или погромче включил телевизор.

14

Володю выпустили в августе восемьдесят седьмого – и не просто выпустили, а реабилитировали. Еще год назад это казалось фантастикой. В первые дни Оксана ходила за сыном по квартире, словно примагниченная, смотрела, не могла насмотреться, как он умывается, говорит по телефону, завтракает.

У него на левой руке не было последних фаланг двух пальцев. Оксана ойкнула, когда увидела, хотела рассмотреть, но Володя отнял руку:

– Все нормально, мам.

Понятно: в эти дела ей ходу нет. Сын теперь тепло одевался, не выносил сквозняков, спал, укрывшись с головой, а чуть похолодало, стал носить перчатки – и все равно кряхтел от боли, стоило озябнуть рукам. Оксана не сразу догадалась, что это последствия обморожения. В Киеве, у ее пациентов, такое бывало редко.

Володя стал неулыбчив, вечно торопился, ценил свое время. Дал ей тетрадку стихов, просил никому не показывать. Стихи Оксане не пошли: запутанные, смутные. Почему нельзя прямо сказать, что чувствуешь, зачем это месиво слов и образов? Сыну не призналась – что зря обижать.

Читала Володины материалы к статьям о Чернобыле: о молодых солдатах на уборке после аварии, об осколках радиоактивного графита в их карманах «на память», о подростках, тайно живущих в покинутых домах Припяти – читать было страшно, не читать невозможно. Перечитывала его лагерную прозу и всякий раз плакала. Володя никогда не рассказывал, как передавал написанное на волю – мало ли кому и когда этот способ может еще пригодиться?

Оксана тоже никому не говорила о рецепте коржиков. Ей хотелось спросить у Володи, хоть намеком, хоть как, не получал ли кто в лагере таинственных посылок. Впрочем, спохватывалась она, в том лагере, где он сидел, хватало помощи родственников и друзей. Ночная почта шла в другие места, к забытым людям, к тем, у кого никого нет.

15

Поначалу Оксана волновалась, как муж и сын поладят между собой. Мужчины держали дистанцию, резкий разговор случился только однажды – за ужином, когда речь зашла о перестройке.

– Все только начинается, – сказал Володя. – Если это чудище развалится без катастрофы, нам всем очень и очень повезет.

– Эх, глянуть бы на списки осведомителей! – сказал Денис. – И не где-нибудь, а в газете «Правда». Зачем-то ж она зовется «Правдой»?

Володя положил вилку:

– Денис Матвеевич, вы серьезно? Зачем позорить людей? Вам от этого будет легче?

– Ладно, смотри: вот идешь ты по улице, а навстречу гад этот ваш, стукач. Ты подашь ему руку?

– Кстати, – вдруг вспомнил Володя, – меня на днях куратор в КГБ вызывал – да, тот самый, он до сих пор ведет мое дело. Сказал, если я хочу уехать за границу, он поможет. Я ответил, что останусь из профессионального интереса, буду диссидентствовать. Его стараниями у меня нет другой специальности.

– А он? – спросила Оксана, стараясь не показать страха.

– Смеялся! Умный же человек. Знаете, о чем мы час проговорили? Как организовать реабилитацию вернувшихся из заключения. И если органы будут нам в этом помогать, мы примем их помощь.

Володя встал, нечаянно толкнув стол.

– Извини, мам, бегу, опаздываю.

Он ушел, аккуратно прикрыв дверь, не допил свой любимый компот из дулек – сморщенных мелких груш. Оксана начала убирать со стола и остановилась с тарелками в руках.

– Деня! А ведь он единственный, кто может подать тому человеку руку. Я не могу, ты не можешь, никто – только он. Понимаешь?

Муж пробурчал, что-то вроде того, что они об этом еще пожалеют – и включил телевизор на полную громкость.