Борис Грозовский - Читая экономистов

• Название: Читая экономистов
• Автор: Борис Грозовский
• Жанр: Публицистика

Впервые под одной обложкой собраны публикации Бориса Грозовского о важнейших книгах экономической и политической тематики. «Читая экономистов» – это конспект идей современных экономических гуру, представленный сквозь призму проницательного взгляда журналиста.

---

Власть в коалиции была распределенной: X поддерживал правопорядок и получал знаки внимания от племени, а Z охранял его полномочия, принимая поклоны от «аристократии» – X и Y, и пользовался сексуальными привилегиями. Иерархия самцов четко определяет их сексуальные права. В это время другие самцы могли спариваться лишь украдкой от него (во время правления X тот отвечал за 75% спариваний в группе). Дело не в «мужественности»: самцы с высоким социальным рангом нетерпимы к соперникам – отгоняют их от самок во время течки. Бывают и сексуальные контакты, санкционированные вождем: иногда Z поддерживает своего соперника Y, чтобы ограничить сексуальную активность союзника по коалиции – X. Нередки у самцов и сексуальные сделки такого типа: Z разрешает Y спариться с самкой после того, как Y долго занимался с Z грумингом. Власть X и Y опиралась на «народ», а коалиционная власть Z поначалу стояла на плечах «знати».

Самые волнующие события в Арнеме нашли отражение лишь в эпилоге книги о политике шимпанзе, охватывающей 1976—1979 годы. Спустя год возросшая нетерпимость Z заставила его разорвать союз с X: теперь он не давал ему совокупляться с самками. Воспользовавшись этим, Y отвоевал утерянную власть: по силе он не уступал Z и в отличие от него пользовался поддержкой самок. Но вожаком он пробыл всего 10 недель. Однажды ночью X и Z учинили над ним кровавую расправу: оторвали яички, откусили пальцы на руках и ногах, нанесли несколько глубоких ран. Из-за потери крови Y умер на операционном столе. Цареубийство! Шимпанзе знали, что произошло: наутро главный союзник Y, одна из самок, была крайне агрессивна к Z, в одиночку продержав его четверть часа на дереве.

Групповая жизнь шимпанзе – рынок власти, секса и социальных услуг, пишет де Вааль, все основано на взаимности. Если этот принцип нарушается, особь, не получившая причитавшееся ей по праву, мстит обманщику. Мы, как и шимпанзе, тратим на получение власти и ее удержание много времени и сил, но мало кто честно в этом признается себе и другим. Люди стесняются говорить о власти, пряча тягу к ней за стремлением спасти отечество. Как и шимпанзе, люди беспрерывно участвуют в политике. Эта политика конструктивна: ее результат – иерархия, помогающая поддерживать в группе баланс и стабильность. В стаях обезьян, откуда удалили вожаков, быстро возрастал уровень агрессии – сообщество расползалось по швам. Как и людям, политика помогает приматам договариваться и поддерживать порядок. Те, кто говорит, что животные не люди, забывают, что люди тоже животные, замечает де Вааль.

Forbes, 16.10.2015

Сетевая власть: как государство управляет обществом

Мануэль Кастельс. Власть коммуникации. М., Изд. дом Высшей школы экономики, 2016

Поставив под контроль принадлежавшие государству медиасети, Владимир Путин поставил все медиагруппы под контроль или в прямую зависимость от государства.

Власть зависит от контроля за коммуникацией, коммуникационная власть – в самом сердце структуры и динамики общества. Так начинается переведенный только что на русский язык издательством НИУ ВШЭ учебник выдающегося социолога Мануэля Кастельса «Власть коммуникации». Он обобщает работы Кастельса 1990—2000-х годов, посвященные власти в информационном обществе (оригинал вышел в Oxford University Press в 2009-м). У Кастельса, родившегося в 1942 году, есть личный опыт борьбы против власти, запрещающей читать и говорить: в 18 лет он боролся с франкистским режимом, распространяя среди рабочих листовки марксистско-демократического толка. «Тогда я не знал, – говорит социолог в предисловии к книге, – что послание эффективно, только если получатель готов к нему, а источник сообщения поддается распознаванию и заслуживает доверия».

Мануэль Кастельс. Власть коммуникации

Власть и коммуникацию Кастельс «склеивает» в одну тему гипотезой, что наиболее фундаментальная форма власти состоит в способности формировать человеческое сознание. То, как мы думаем, определяет наши индивидуальные и коллективные действия. Власть – это отношения подчинения/принуждения, но более прочные конструкции базируются не только на силе, но и на согласии. Людьми нельзя управлять как пешками. Нужно заставить их принять нормы и правила игры, внушить страх и покорность в отношении существующего порядка. Битва за изменение и применение норм в обществе происходит вокруг формирования человеческого сознания, поэтому коммуникация – эпицентр этой битвы, пишет Кастельс. Как выглядит она в сетевом обществе, когда мультимодальные массмедиа и горизонтальные сети увеличивают автономию пользователей?

Власть всегда является не атрибутом, а отношением – способностью одного субъекта асимметрично влиять на решения другого желательным для первого образом. Достичь этого можно за счет принуждения, или при помощи конструирования смыслов, или через институты. Поэтому легитимация – ключевой процесс, позволяющий государству состояться. Но она определяется согласием разрозненных человеческих воль, их способностью принимать правила, сопротивляться, артикулировать интересы и ценности. Так власть становится неотделимой от коммуникации: последняя дополняет (и иногда заменяет) применение силы. К сожалению (или к счастью – унификация радует не всех), общества не являются, пишет Кастельс, общностями, разделяющими одни и те же ценности и интересы. Они состоят из противоречивых структур, вступающих друг с другом в конфликты и переговоры. Конфликты никогда не заканчиваются – они лишь приостанавливаются с помощью временных соглашений и нестабильных контрактов.

Еще важнее коммуникация в глобальном сетевом обществе, когда у отдельных узлов сети возрастает автономия относительно центров власти. В сетях акторы самостоятельно создают информацию (а не только потребляют информационные потоки, идущие к ним из центра), самостоятельно ее направляют (распространяют) и самостоятельно выбирают, какую информацию получить и с кем коммуницировать. Изменилась модель коммуникации: вместо вещания нескольких источников на широкую аудиторию – специфические креативные аудитории, в которых каждый в той или иной степени выступает производителем и потребителем информации. Власть становится коммуникационной властью.

Пример осуществления такой власти – череда дезинформаций и мистификаций, связанная с началом войны в Ираке, пишет Кастельс.

Даже в 2006 году, после того как ложь была опровергнута, 50% американцев (опрос Harris) верили, что в Ираке было обнаружено оружие массового поражения (на пике – 69%), а 64% – что Саддам Хусейн был тесно связан с «Аль-Каидой» (организация признана террористической и запрещена на территории России) (на пике – те же 69%). Запрещенный в России ИГ (организация признана террористической) – плата за манипулирование информацией и информационное невежество. Люди склонны верить в то, во что хотят, и фильтруют информацию, чтобы адаптировать ее к предпочитаемым суждениям. Изменить старые установки, мешающие воспринимать новую информацию, очень сложно – для этого нужен «исключительный уровень коммуникативного диссонанса». Сложнее всего повлиять на изменение установок, возникших под влиянием глубочайшей эмоции – страха смерти. Тема Хусейна в сознании американцев была связана с патриотизмом и страхом перед террором. Когда этот страх активизирован, люди хватаются за каждую соломинку, становятся нетерпимы к инакомыслию и с трудом отказываются от того, что показалось единственной надежной защитой от этого страха. Только ухудшение ситуации в экономике в 2007—2008 годах окончательно разрушило одобрительную оценку американской политики в Ираке.

Сетевое общество по определению является глобальным, но пока национальные государства удерживают позиции, действуя односторонне и рассматривая глобальное управление как еще одно поле, на котором можно максимизировать собственные интересы. Еще не сложился контекст глобального управления проектами, где цель – общее дело, а не выигрыш отдельного игрока-государства. Этот устарелый подход ставит весь мир под угрозу (очевидна связь между войной в Ираке и подъемом глобального терроризма), но национальные государства в принципе не приспособлены к тому, чтобы действовать как участники сети, а не автономные образования. Ситуация изменится, когда государства будут отодвинуты и мир перейдет под управление глобального гражданского общества, мечтает Кастельс. Но возможно ли это, мы пока не знаем.

Политика разворачивается в медиа, которые являются не «четвертой властью», а пространством создания власти как таковой. В медиа распределяются властные отношения между конкурирующими политическими и социальными игроками. Но избиратели не вполне рациональны – им трудно обсуждать сложные политические вопросы, и они принимают политические решения методом «пьяного поиска», пытаясь найти самые простые способы получения информации. Это делает медиаполитику персонализированной, ведь самый простой способ получить информацию о кандидате – составить суждение на основании его внешности и черт характера. Кандидат должен быть лидером, ведь люди ищут в политике человека, похожего на них, но обладающего способностью вести их за собой.