Юрий Меркеев - Дерево Иуды

• Название: Дерево Иуды
• Автор: Юрий Меркеев
• Жанр: Русское современное

Это первая в России история о судьбе ВИЧ-инфицированных, основанная на реальной истории. Впервые о книге было рассказано на телеканале ТНТ в программе «СПИД. Скорая помощь».

---

Тётушка Андрея по отцовской линии Надежда Николаевна Волкова была дома. Встретила она своего племянника не очень ласково. Худая, но очень крепкая старушка, прожившая всю свою жизнь без детей и без мужа, в конце жизненного пути помешалась на кошках и на одном из своих племянников Максиме, сыне своей младшей сестры, тоже незамужней. Надежда Николаевна вообще плохо переносила людей, а тем более родственничков, сваливающихся на голову откуда-то издалека, да ещё и с проблемами. Она и так-то терпеть не могла гостей с проблемами, у неё у самой проблем был полон дом: куда ни посмотри – одни проблемы. Даже краны на кухне и в ванной болтались как покойники на виселице – некому было починить. Туалет протекал, благо старушка жила на первом этаже. Соседи были никудышные. «Жалобщики и сволочи, каких еще не видывал свет».

Внешне тётя чем-то была похожа на высохшую щуку – губы у неё были длинные, тонкие; зубы мелкие, острые, хищные. Глаза – маленькие, живые, но совершенно без сострадания. Сострадание было съедено жизненным наждаком, как купюры Волкова московскими постовыми милиционерами.

Плеснув Андрею жидкого чая, она сходу начала жаловаться ему на ничтожную пенсию и на то, что ей приходится подкармливать чужих кошек.

– Верка, сестрица моя, уехала жить на дачу, а на мою шею повесила всю эту свору… – Она указала на трёх смирных кошечек, которые, нахохлившись, сидели около трёх пустых мисок. Очевидно, в ожидании хоть какой-то еды. – Один вот этот, Маркиз, – тётя неожиданно заулыбалась, засветилась какой-то странной радостью, – Маркизушка мой… Жрёт как здоровый мужик. Верка же… она негодяйка! Хоть бы часть своей пенсии мне оставила. Куда там, мне ж ведь кушать не надо. Я ж ведь святым духом питаюсь. Две рыбки на завтрак съем и сыта весь день. А ведь этим обормотам каждый день рыбу давай, ещё и не всякую есть станут. Твари избалованные. Маркиз, тот молодец, жрёт как плотник, всё подряд. Меня скоро съест. Раньше я молоко только себе покупала, – вновь запричитала она. – А теперь и им тоже. Вот и подумай, Андрей, как жить? Как жить-то?

Она кинула кошкам три кусочка ржаного хлеба, и они набросились на них, как на только что пойманную добычу. Тётушка, очевидно, держала их в чёрном теле, как и саму себя.

– Твой отец-то, чай, денег пришлёт? – спросила она напрямую, хотя лицом повернулась к окну. – Мне ведь кормить тебя не на что.

Андрей допил чай и поблагодарил тётю за угощение. У него не было ни аппетита, ни силы на гнев, всё оставил в дороге.

– Пришлет, – коротко ответил он.

– Когда?

– Не знаю. Мне нужно остановиться у вас на несколько дней, пока не найду работу.

– Ой, с работой у нас туго! – замахала она руками. – Максим-то Веркин уже полгода себе подыскать ничего не может. Вот ещё и он на шее сидит. А ведь он – парень с высшим юридическим образованием. Юристом раньше по фирмам работал. А сейчас пьёт он, сильно пьёт. До первого гонорара работает, а потом запой на полгода. – Она вдруг строго посмотрела на Андрея. – А у тебя с этим как? Отец раньше писал, что ты с наркотиками связался. А это, наверное, ещё хуже?

Андрей молчал.

– Мне ведь даже сегодня тебя покормить нечем.

Свалившийся на её голову племянничек вытащил все оставшиеся у себя деньги и протянул их старушке.

– Я, дорогая тётя, от суда убегаю неправедного, – устало проговорил Андрей. – Никому из соседей не говорите, что я к вам приехал, чтобы толков лишних не было. Пойду помоюсь и попробую заснуть, очень устал в дороге. Откровенно говоря, я ещё не совсем выздоровел. Болел.

Взяв деньги и пересчитав их, тётя немного оживилась.

– Иди-иди, – засуетилась она. – А я пока в магазин сбегаю. Что-нибудь к обеду куплю. Полотенце бери любое. Все чистые. Только кран с горячей водой на полную не открывай. Может отвалиться. В общем, ушла я. Да этим обормотам чего-нибудь куплю. А то Маркизушка мой меня точно сожрёт скоро.

Андрей вытащил из своей сумки полотенце, зубную щётку и станок для бритья и поплёлся в ванную. Все предметы личной гигиены он теперь носил с собой – не дай бог, кто-нибудь случайно воспользуется станком для бритья или зубной щёткой! Отныне любая гигиеническая халатность с его стороны могла обернуться смертным грехом.

После получасового отмачивания в горячей воде он едва сумел вылезти из ванны; однако собрался с силами и заставил себя, что называется, от греха подальше, ванну тщательно вымыть. Надежда Николаевна ещё не вернулась из магазина. Андрей осмотрел квартиру. В однокомнатной хрущёвке всё казалось каким-то узким и маленьким. Единственная приличная у тётушки вещь из мебельного гарнитура, красивый сервант с золочеными окантовками, был почему-то закрыт на большой и нелепый с виду висячий замок. «Ко встрече со мной, что ли, готовилась на таком высоком уровне? – недоуменно пожал плечами Андрей и рассмеялся. – Иначе зачем амбарный замок в квартире? Ну, тётушка, любительница кошек! Наверное, боится, что я у неё что-нибудь украду и пущу это в столицу Австрии… вену?! А, впрочем, у неё ж другой племянничек есть, похожий. Как видно, научена горьким опытом общения с братцем-алкоголиком Максимом, сыном тёти Веры… Да, генетика, наследственность, кровь… волчья…».

На стене висел огромный портрет тётушки в молодости, написанный маслом на холсте, очевидно, каким-то очень бестолковым непрофессиональным художником. Тётю Надю он приукрасил до… безобразия, сделал лицо кукольным и ненастоящим. В портрете, конечно, угадывалось некоторое сходство с натурой, но в целом была такая лубочная мазня, которую можно было простить разве что влюблённому юноше. А впрочем… Влюблённость предполагает стремление к гениальности, всплеск эмоций, порыв к вечности. Здесь же был обыкновенный куриный бульон, разновидность сериальной пошлости, плоскостопие таланта, запечатлённое в произведении искусства. Андрей решил непременно расспросить тётушку об авторе этой картины. Однако то, что лицо Надежды Николаевны в молодости было совсем иным – жизнелюбивым, весёлым, открытым, – это он помнил ещё по фотоальбому отца. Как-то Андрей даже забавлялся тем, что сравнивал фотографии одного и того же человека в разные периоды его жизни и прослеживал любопытный закон: почти все лица к старости как будто мельчали. В них появлялось что-то недостойное, мелкое, неприглядное. Куда-то исчезал волевой подбородок, бесследно пропадал открытый и смелый взгляд, в линиях губ было всё меньше решительности… это, как правило, у мужчин. А у женщин просто исчезала всякая индивидуальность. Красавицы налитые сморщивались и высыхали подобно оставленному без почвенной влаги плоду фруктового дерева. Дурнушки так и оставались дурнушками. И если сравнить два женских лица этих двух категорий, то к концу жизни у обеих категорий тип был один – старческий. Да. На примере семейных фотоальбомов, считал Андрей, можно было доказывать теорию Дарвина о бесконечной приспособляемости всех живых организмов. В своё время эта теория пугала Волкова… но только в своё время. Наркомания наполовину перенесла его в ту область жизни, где действовал закон джунглей – не выживешь, если в какой-то момент не превратишься в волка. Вот и научился он, когда это было необходимо, оборачиваться зверем. Хотя всякий раз, когда он проделывал над собой это, чувствовал, что насилует своё естество. Естество у него было другое – человеческое, а образ жизни – волчий.

Андрей ещё раз с усмешкой взглянул на амбарный замок. В самом деле, приедь он к тётушке года три назад, то первым делом обшарил бы кухню: у старых одиноких тётушек там почти всегда хранилось фамильное столовое серебро. Однако сейчас, несмотря на физическое недомогание, он приехал сюда иным. Ему хотелось побороть своё прошлое, сделать его не таким режущим сердце, утихомирить боль, рвущуюся фонтаном из скопища грехов, тупиковых ситуаций, озлобленности против мира и ненависти к человеку вообще. Забыться на время с помощью лекарства лживого, ненастоящего, лишь приглушающего боль, он умел. Но не было в этом умении и капли того, что ведёт к исцелению. Когда у человека что-то очень сильно болит, у него есть два пути – унять эту боль с помощью наркотиков и думать, что исцелён; или найти толкового врача и действительно исцелиться, даже если для этого потребуется лечь на хирургический стол под скальпель. Однако память о прошлом была ещё слишком свежа и не отпускала его, и ненависть к людям тоже не отпускала. Андрей понимал, что для исцеления от этой ненависти потребуется время, много времени, ни одна запущенная болезнь не лечится быстро. Это только в сказках бывает, когда, прыгнув сначала в кипящее молоко, а затем в ледяную воду, человек исцелялся до обновления своего существа. В реальности было иначе. Исцеление – путь долгий, и Волков, несмотря на свою наполовину звериную кровь, понимал это Человеческим естеством, понимал ясно и был готов действовать. Мало-помалу, по капельке… что-то будет меняться, меняться будет он сам. И это несмотря на то, что он дошёл до последней черты, за которой уже была видна смерть. Диагноз?! Что ж, Волков выживет, несмотря ни на что, выживет, потому что он так устроен!