Евгений Положий - Иловайск. Рассказы о настоящих людях (сборник)

• Название: Иловайск. Рассказы о настоящих людях (сборник)
• Автор: Евгений Положий
• Жанр: О войне
• Год: 2015
• ISBN: 978-966-03-7357-0

Евгений Положий (г. Сумы), 47 лет – известный журналист и писатель. В издательстве «Фолио» вышли его романы: «Потяг», «Мері та її аеропорт», «Дядечко на ім’я Бог», «Вежі мовчання», «Юрій Юрійович, улюбленець жінок», «Риб’ячі діти».

«Иловайск» – книга о мужестве, невероятном героизме и человечности украинских солдат и офицеров, бойцов добровольческих батальонов, батальонов теробороны, всех тех, кто оказался в конце августа 2014 года в «Иловайском котле», ставшим самым крупным поражением украинской армии в ходе войны на востоке. Это честная книга о войне, которая, как известно, никого еще не сделала лучше, и все же среди крови, огня и железа люди остаются людьми.

Автор услышал истории около сотни участников Иловайской трагедии, книга построена на реальных событиях. Тем не менее, просим считать все совпадения имен, фамилий и позывных случайными.

---

– Ты что, охренел? – завопил Дед. – Ты хоть знаешь, кто такой Кирилл?

– Кто? – удивился будущий Филарет.

– Конь в пальто! Точнее….й в рясе!

– Так я и не подумал об этом, я ж…

– Значит, все – будешь нашим Филаретом! – постановил Дед.

Вот так иногда – даже из борьбы церквей – рождаются позывные. Дед погиб под Карловкой, прикрывая отход нашего небольшого отряда из окружения. Шева говорит, геройский был мужик, шестьдесят четыре года, отстреливался до последнего патрона, сдаваться в плен отказался. А Филарет стал со временем заместителем комбата. У нашего комбата – самый оригинальный позывной в мире – Семен Семенченко. Недолго ломая голову он взял себе другое имя и фамилию, надел на голову балаклаву – и все, ищи-свищи, кто ты такой и откуда. Кем Семен был до того, почему стал заниматься батальоном, мы не знаем, и, честно говоря, не стремимся узнать. Главное, что батальон существует как боевая единица, выполняет серьезные задачи, здесь товарищеская атмосфера, сюда идут хорошие люди, а все остальное, что выходит за пределы наших позывных и времени, в котором они существуют, нас не интересует. О том, как боец жил, какая у него семья, сколько детей осталось сиротами, кем работал, мы узнаём, как правило, только на его похоронах. Там, среди родственников и знакомых, те из нас, кого командируют на прощание с покойным, словно производят информационный обмен: они рассказывают, как служил и как погиб боец, а им – каким он был в мирное время, до того, как получил свой позывной.

Очень простой позывной у Шевы.

– Шевченко – самая распространенная в Украине фамилия, так что анонимность мне точно гарантирована, – как всегда, иронизирует мой товарищ. Он младше меня на семь лет, но он значительно лучше приспособлен к войне. – Это все равно, что Мюллер в Германии или Смит в Великобритании.

– Или Рабинович в Израиле! – шутит кто-то.

– Не знаю, не бывал, – парирует Шева.

– Или Иванов в России!

– Я двоих, как минимум, знаю! – хмурится Шева, намекая на известных личностей в руководстве Российской Федерации.

Шева не балагур и не душа компании, он говорит только тогда, когда у него спрашивают. Но его уважают в батальоне, и многие прислушиваются к его словам, хотя Шева – обычный рядовой боец. Он среднего роста, не богатырь, но очень выносливый и в руках чувствуется незаурядная сила. Меня часто подмывает спросить, где он работал, где служил, откуда у него такая сноровка в обращении с оружием. Но даже наши товарищеские отношения не дают мне права задавать такие вопросы. Захочет человек – расскажет сам. Когда Шева хмурится, то становится очень похожим на своего тезку-поэта с известного портрета, только без усов и шапки, так и ждешь, когда он скажет: «Встане правда!» И когда он это действительно говорит, то есть цитирует Тараса Григорьевича Шевченко – притом, что наш Шева абсолютно русскоязычный человек, – мне кажется, что вместе с нами действительно воюет реанкарнированный Кобзарь.

Утром собираемся очень быстро. Странно, но после практически бессонной ночи мы бодры и полны сил. Батальон грузится в автобусы и машины, и мы объезжаем Иловайск стороной. С нами идут несколько «коробочек» (бээмпэ, бэхи), которые нам прикомандировали из 17-й танковой бригады, командует ими капитан Апис, широкоплечий крепкий парень, настоящий боевой офицер. Наш план – обойти укрепрайон противника и зайти в город с не обороняемой западной стороны. Около села Грабское замечаем на обочине несколько трупов, одетых в странную форму.

– Казачки, – говорит Шева. – «Всевеликое Войско Донское». Видишь, как придурковато одеты? Папахи, штаны с лампасами, будто в цирк приехали. Вояки из них никакие, зато мародерничать – всегда в первых рядах.

В Грабском с начала августа стоит украинский блокпост (4001), его охраняет 40-й батальон теробороны «Кривбасс». Как бойцы тут выдерживают постоянные артобстрелы и наскоки сепаратистов, трудно сказать, но выдерживают. В середине августа наши бойцы помогали им зачищать село, с тех пор ситуация с обстрелами мало изменилась, правда, теперь они отвечают обстрелами на обстрел и держат сепаратистов на расстоянии. Нас приветствует молодой двадцатидвухлетний лейтенант-танкист с позывным Глеб. Рядом с ним мохнатый пес с позывным Полковник гоняет курицу с позывным Прапор. Через Грабское будут снабжать подразделения, которые зайдут в Иловайск, так что от стойкости 40-го тербата, 17-й танковой и других подразделений, которые держат тут оборону, во многом зависит судьба предстоящей операции. Капитан Апис и лейтенант Глеб заходят в город на четырех «коробочках» вместе с нами. «Кривбасс» геройски держит такие же блокпосты, блокируя основные пути к Иловайску, еще на трех трассах. На одном из них бойцам приходится особенно тяжело. У них ранен и госпитализирован командир, нужна броня, но никакой брони им не дают, вообще ничего не дают и ничего не говорят, кроме мата по рации и бодрой, но тупой команды: «Держаться!» И они держатся. Когда смотришь на таких парней, начинаешь уважать свою страну.

В Иловайск мы входим со стороны села Кобзари легко, без огневого контакта. Как и предполагал Семен, нас здесь не ждали. Быстро заняв и зачистив несколько кварталов с частными домами, мы укрепляемся и расставляем дозоры по периметру, штаб и база располагаются в школе. Мы не встретили здесь пока ни одного сепаратиста, а все местные жители из-за двухсторонних обстрелов сидят по подвалам и не решаются даже поднять головы.

Шева рывком открывает двери погреба, я кричу вниз:

– Всем выйти с поднятыми руками! Оружие бросать на землю перед собой! – Палец – на спусковом крючке, в руке – граната. Если мне покажется что-то подозрительным, я обязательно ее брошу вниз.

Из подвала выходят только дети, женщины, старушки и старики. Они очень боятся нас, это очевидно. Для них мы – каратели, бандеровская сволочь:

– Всех, кому за шестьдесят, вы расстреляете, – вполне серьезно рассказывает о наших планах милая бабушка в белом платочке. – А тех, кто старше пятнадцати, заберете в трудовые лагеря Коломойского.

Они удивлены, что практически все «каратели» говорят на русском языке, и не готовы принять этот факт как данность, подозревая нас в лингвистическом подлоге.

– Вы откуда сами? Зачем пришли к нам? – бросаются мирные вопросами, как комьями грязи. Они голодные и злые.

Некоторые бойцы называют города и поселки Донбасса, откуда они родом, показывают свои паспорта с пропиской, и местные начинают потихоньку оттаивать и даже берут еду, которую мы предлагаем.

– Они если не все, то процентов восемьдесят – точно против нас, – говорит, раскладывая сухпаек перед отбоем, Шева. Это наш первый прием пищи сегодня, мой первый завтрак на красной земле Донбасса. Конечно, не такая она уж и красная, но и не такая черная, как у нас, это точно. Зато ночи здесь – словно уголь, чернее «Черного квадрата».

– Зачем нам этот город? Эта земля? Этот, пропитанный пылью, воздух? Что нам тут делать? Нас тут никто не ждет. Это же не люди, это – телезрители. У них Кисилев головного мозга! – делюсь впечатлениями после общения с местным населением.

– Перевоспитывать! – зло отвечает Шева. – Только перевоспитывать – лагерями Коломойского! А если серьезно, то докторской колбасой, хорошими зарплатами, вкусными апельсинами, желательно, не наколотыми, шоколадными конфетами Порошенко – в прямом и переносном смысле. Телезрители – они тоже люди, они вкусно кушать хотят. И это – наша земля, и неважно, какого она цвета. Через пару дней посмотрим, что ты скажешь.

На самом деле это не смешно – здесь, на украинской территории, нас, граждан Украины, большинство местных жителей считают врагами. Но парадокс в том, что из-за таких, как они, мы и находимся здесь. Какой-то замкнутый круг. Шева со мной не соглашается. Зевая, он говорит, что я пытаюсь переложить ответственность за войну на какую-то отдельно взятую группу людей, а это неправильно.

– Ничего я не пытаюсь перекладывать, – возражаю я, – кроме рюкзака под головой!

– И автомата!

«Ладно, – думаю я, – посмотрим, что ты скажешь через пару дней, если земля действительно покраснеет…»

Штурм. Между знанием и верой

Что может сделать маленькие города или села всемирно известными? Древность их храмов, как Маалюля и Саидная, или гении, которые в них родились, как Зальцбург. Легендарные фестивали, которые в них проходили, такие, например, как Вудсток. Священные реки, которые протекают сквозь них, как у индусов Варанаси, или священные горы, что высятся рядом, как у китайцев, или смертоносное извержение вулкана, который уничтожил и засыпал пеплом Помпею. Но самый короткий и самый верный путь для городков и сел к всемирной славе – это война. Кто знал о существовании Аустерлица, Ватерлоо или Бородино до знаменитых битв, которые произошли в их окрестностях? Кто слышал о Конотопе или Аламо? Или Перл-Харборе? Что знали мы об Иловайске до того, как прочитали о нем в Википедии, кроме того, что это – маленький городок на востоке Украины недалеко от границы с Россией? До того, как пришли сюда?