Эллина Наумова - Прихожанка нарасхват

• Название: Прихожанка нарасхват
• Автор: Эллина Наумова
• Жанр: Детектив

У Полины, как всегда, все наперекосяк. Утром один юноша умолял спасти его от гибели. Вечером она сама кинулась на помощь другому. И едва унесла от него ноги. Как говорили когда-то, бывает хуже, но реже. Только на следующий день выяснилось, что хуже некуда.

---

– Обязательно помогу вам, Полина. Наконец кто-то понял, что проблемы подростков надо обсуждать с людьми опытными, а не с ними самими. Поднимайтесь ко мне прямо сейчас.

Я захватила шоколадный рулет и предстала перед Альбиной Львовной, скорее, скалясь, чем улыбаясь. Мысль о том, что окно ее кухни выходит во двор, и именно она могла видеть, как мы с Женей шагаем к гаражам, не давала покоя. Я с трудом усмирила себя, прикинув, сколько амбразур на той стороне дома, и, какому массированному обстрелу чужими взглядами мы подвергаемся каждый день.

Вик Измайлов – человек сложный. Наше знакомство пришлось на пору, когда я всем признавалась, что родилась старухой. Дескать, с малолетства все знаю, все понимаю, скукотища. Полковнику это почему-то не нравилось. Он раз признал, что я начитана не по годам, но попросил перестать кокетничать молодостью. Я упорствовала в собственной пресыщенности. И однажды он не стал мягко подтрунивать надо мной, а заявил:

– Хватит убеждать себя, будто ты влюбилась в меня благодаря ощущению прожитых лишних двадцати лет. По мужскому самолюбию очень бьет.

Такое истолкование меня поразило. Я в буквальном смысле слова застыла с отвисшей челюстью. Вик легонько вернул мой подбородок на место и куда-то ушел из дома. «Мог бы подсластить пилюлю, сказав, что моя способность удивляться – есть признак незамутненной юности», – подумала я. И именно за отказ заботиться о произведенном его словами впечатлении полюбила несносного моралиста сильнее прежнего. Это я к тому, что, оказавшись в гостях у Альбины Львовны, челюсть от отпадания удержала, но дара речи лишилась.

Раньше мне не доводилось у нее бывать. Вернее, в голову не приходило напрашиваться с визитом. Я вообще не обременяю соседей просьбами, но изредка возникают обстоятельства, когда позарез нужно не для себя. Хотя народ в подъезде живет простецкий. Лена с девятого этажа говорит, что в детстве бабушка «достала» ее пополнением запасов на случай ядерной войны. Поэтому теперь она принципиально не покупает соли и спичек. И мы их даем, оберегаем ее нервную систему. Правда, однажды Анна Ивановна возмутилась:

– Иди к черту, Ленка, нынче не моя очередь солить твою кашу, а Галькина.

Ваня же с пятого, к которому обиженная просительница кинулась жаловаться, осудив черствость Анны Ивановны, участливо поинтересовался:

– Лен, ты мыться-то пробовала? Мыло, что соль и спички, без него тяжко. Не тушуйся, включай в список. Если с каждой квартиры по куску, для гигиены надолго хватит.

Ленка поблагодарила за идею. Осмысляет, надо полагать. Сам Ваня раз в две недели «занимает» электродрель. Жильцы утомились спрашивать, что зарастает у него с такой регулярностью, а он в ответ перечислять собственные физиологические отверстия. Посему последний год он берет инструмент у меня. Я обхожусь без комментариев. И Ваня всегда подмигивает мне вместо «спасибо». Но все рекорды побирушничества побила Верка, моя непосредственная соседка, когда ворвалась в полночь к Измайлову с воплем:

– Николаич, одолжи презерватив! Ты мужик одинокий, у тебя должен быть. И только ты в этом паршивом подъезде еще не спишь. Не отшатывайся! Легче тебе будет, если я снова на аборт пойду?

Пробормотав: «Только не на аборт», сердобольный полковник презентовал любительнице безопасного секса резинку и с тех пор по возможности обходит ее стороной.

Альбина Львовна никого в дом не пускает. Приоткроет дверь на длину цепочки, выслушает просьбу, скажет либо: «Не располагаю», либо: «Ждите», закроет дверь и вскоре снова проверит свою цепочку на прочность. Смерит ожидающего взглядом, пробормочет: «Через порог нельзя», бочком вышагнет на площадку, вручит то, что просили и, отмахнувшись от россыпи благодарственных фраз, скроется в своей раковине. И всегда на ней бесформенный атласный халат, смешной сатиновый тюрбан и просторные цветастые тапочки. Она даже Пончика встречала и провожала на лестнице. И на чай меня приглашала там же. Жаль, что тогда я отказалась. Все равно состояние было полуобморочным – легче адаптировалась бы к зрелищу. А тут, на неповрежденную стрессом голову… В просторной комнате стояла антикварная мебель – изящная, по-настоящему красивая, качественно отреставрированная и отменно ухоженная. Причем никаких музейных ассоциаций не возникло. Просто захотелось поджать живот, расправить плечи, вскинуть подбородок и поправить несуществующую прическу. Сэр Пончик галантно поднялся при моем появлении с шелковой подушки, поклонился головой и хвостом, после чего с достоинством улегся снова. А как еще можно опускать телеса на оттоманку, идеально подходящую вам по размеру? Вода для собаки была налита в хрустальную ладью.

– Приз зрительских симпатий. Малыша премировали на выставке, – пояснила Альбина Львовна, перехватив мой ошалелый взгляд.

Я подняла глаза на элегантную горку красного дерева. По сравнению с тем, что отсвечивало за стеклом синевой снегов в сумерках и золотом нарождающегося рассвета, толстостенная штампованная ладья действительно смотрелась миской для животного.

Мне почему-то захотелось, чтобы хозяйка манерно протянула в нос: «Остатки прежней роскоши». Или насмешливо бросила: «Супруг на мебельной фабрике трудился, а в выходные рухлядь восстанавливал». Или что-нибудь в этом роде. Во всяком случае, я еще не встречала людей, которые не пытались бы объяснить пораженному визитеру, «откуда дровишки». Но она молча сняла с головы тюрбан, стянула халат и осталась тщательно причесанной дамой в синем классическом платье из тонкой шерсти. Я с беспокойством взглянула на ноги Альбины Львовны. Они были обуты в кожаные лодочки на каблуке средней длины и толщины.

– Извини за то, что разоблачаюсь при тебе, Полина, – тихо сказала соседка. Вероятно, приглашение в святая святых предусматривало автоматический переход на ты. – Но выход на секунду в прихожую и возвращение в человеческом обличье отдает театральщиной.

– В театральщине нет ничего предосудительного, – осторожно пискнула я.

– Да, да… Весь мир театр, и люди в нем актеры… Или ты обо всем этом? Похоже на декорации? – показала на интерьер плавным жестом экскурсовода хозяйка. – Я не привыкла выделяться из толпы. Посмотрела на женщин своего возраста и достатка и начала соответствовать. Чем меньше поводов трепать твое имя в пересудах ты даешь, тем крепче твое здоровье. Не так ли?

– Некоторых это стимулирует, – не согласилась я.

– Я не нуждаюсь в стимуляторах такого рода.

Меня потрясла не стоимость наполнявших квартиру вещей. Было ясно, что они покупались в ту пору, когда оценивались в копейки, считаясь символом ретроградства. Мама рассказывала о вынесенных на помойки старинных гарнитурах и заменивших их журнальных столиках на тонких круглых ножках, диван-кроватях и гибридах мягкого стула с жестким креслом. Она тогда была маленькой, и плакала из-за того, что бабушка не разрешала тащить в дом «красивые, будто кукольные» предметы чужой обстановки. Пленила меня бездна вкуса, скорее всего врожденного, и стоицизм, с которым его скрывали. Причиной могла быть и обычная боязнь ограбления, и годами формировавшаяся собственная философия. Я бы увлеченно докапывалась до этой самой причины, не висни камнем на шее просьба Измайлова.

– Присаживайся, Полина. Я организую чаепитие.

И лишь тогда я сообразила, что все еще держу в руках пакет с рулетом, а несносный Пончик нежится на своем роскошном ложе и не вымогает угощение. Как же ей удалось заставить собаку столь разно вести себя в разных условиях? Ведь на улице этот негодяйствующий элемент, по словам выгуливавших его девчонок, не брезговал вынесенными дворнягам объедками и увязывался за каждым, кто ел мороженое. Я передала сладости хозяйке и испытующе уставилась на спаниеля. Он, не поднимая век, картинно перевернулся на другой бок. Феномен.

Мы с Севой переехали в этот дом два года назад. Поначалу я приняла Альбину Львовну едва ли не за ровесницу. Потом увидела ближе и дала ей лет сорок. И то лишь потому, что соседки трепались о пластических операциях, которым она время от времени себя подвергает. По-моему, никто не знал, каков истинный возраст одинокой дамы. Говорят, его выдают руки и шея. Но предательские части тела Альбины Львовны были в полном порядке. Я такие и у тридцатилетних видела. Чего только я про нее себе не напридумывала, участницей, каких тайных приключений не сделала. И сейчас чувствовала себя неуютно. Попробуй, побеседуй с женщиной, не имея представления, сколько ей лет. Был один проверенный способ. Старики, даже успешно молодящиеся, в разговоре постоянно стремятся из настоящего в прошлое, вспоминая себя и свое окружение в возрасте собеседника. Может, Альбина Львовна тоже себя выдаст?

– Вот и я, Полина. Как ты относишься к естественным растительным отварам?