Дарья Шарова - EMOJI

• Название: EMOJI
• Автор: Дарья Шарова
• Жанр: Русское современное

Книга, написанная профессиональным психологом, служит опорой читателю в любой период его жизни, в момент сложный или трудноразрешимый, в момент любой из эмоций. Малая проза и поэзия книги созданы для вдохновения читателя, для понимания читателем своих переживаний, томных или пугающе ярких. Книга «Emoji. Книга душевной поддержки» поможет разобраться в себе, поможет понять себя, поможет быть выслушанным и понятым, когда это действительно нужно. Это книга поддержки – твой близкий, понимающий друг.

---

Четыре года она видит в нём подарок своей мамы, и все четыре года благословит её имя.

Глава 2. Грусть

Легко себя почувствовать лишним

Легко себя почувствовать лишним,
В стороне глотая обиду,
Отстраниться от внешнего вида,
Оставаясь в дневном затишье.
Легко почувствовать груз безделья
В безызвестности и ненужности,
И вкусить легко бренной чуждости
В центре массового веселья.
И нетрудно узнать в друзьях
Неизвестные лица взрослых,
И легко не найти из всех прошлых
Радостей трудодня.
Проще некуда быть унылым
Не вышагивать по дорогам,
И поддаться зудящим тревогам
В себе несчастливом.
Просто слишком признать поражение,
И увидеть в себе «ничто»,
Убаюкиваться в сомнениях,
Не уснув огорчённым, легко.

Весна в одиночестве

В снега окрашенное небо
Полу-вечерней дремотой,
Спускалось медленно весной,
Затишьем белого эдема.
Звучали холод, тишина, благоговенье.
Всё умертвлялось в белизне:
Порочность, жизнь, оцепененье.
И растворялось в немоте
Просторность помыслов и мнений.
Пустой, увядший строй,
В каком сокрытых огорчений
Сместил безликостью покой.
Парили… медленно парили.
Касалась рук бесплотность сна.
Парило в небе безразличьем
Пустая снежная весна.

Звуки осени

О чём звучат не облетевшие листья
Желтизной обдаваемые вечерами,
Когда сидишь на скамейке часами
и размышляешь невольно о жизни?
В глубине ли сердец у прохожих
Та же осень безмолвна и тиха,
Проходящих и чем-то тревожных
Осень та ли в душе не поникла?
Те ли листья опали недавно,
Чьими краски уже не гордятся.
Кто бы стал им сейчас приклоняться,
Тем висевшим когда-то парадно?
Неузнанным останется, брошенным,
облетевшим, глазами покинутым
Пласт, осенним мгновенье воздвигнутый,
Не в честь улиц листвой запорошенных.
Та ли осень не мне только сниться,
И прекрасная, и омертвлённая,
Где при множестве нам невольного,
Звучат о чём-то опавшие листья.

Тоска

Прошло не более часов
С последней встречи дней совместных,
Но наступает миг известный
Мне чувств и виденья не снов.
Что ждать уступков быстротечья?
На что не выбросить часы?
Что наша жизнь, когда не сны?
Когда мы стали человечней?
Минутам прошлым отводилась
Лишь интереса часть главенства,
Теперь в себе таю нетленство,
В годах не умершего детства,
Томленьем вымеренных чувств.

Оставленность

В ночи покорного слуги,
Бессонно шедшего дуэтом,
Дорога вилась поздним летом
Под звук увядших ног в грязи.
Тянулась тень едва заметно
По статным лесовым стенам —
Сопровождаемым стволам,
Стоящим в гуще безответно.
Слуга, не дремля шёл вперёд,
Бесстрастен и безлик,
Был пуст и немощен старик
Начавший свой обратный счёт.
Слуга, взирая равнодушьем,
Вступая в новый поворот
Менял лишь тон свободным нот
В репертуаре малозвучья.

Прогулка по осени

Осенние дни, придающие мыслям
Невзрачности серого неба,
Запутанный мир-воплощение листьев,
Забытая старая тема.
Всё возвращается, искренность взгляда,
Меняет свои повороты,
И отходящий вдаль, как преграда,
Прослышит смиренности ноты…
Меняется всё, словно вечности образ,
Под тихим, забытым молчаньем,
Прекрасности жизни и тлеющий голос
Существенны милым мечтаниям.
На пороге бессмертных сюжетов
Глубочайшие мысли о мире.
Проникновенности этих моментов
С даром блаженства сравнимы.

Мы не утопим дней в стакане чая…

Мы не утопим дней в стакане чая,
Мы не пожмём друг другу рук,
Но и узнать на вкус разлук
С тобой мы тоже не сумеем.
Нас не попросят быть чуть тише,
Не рассмеёмся мы в ответ.
И в самый горестный момент
Не будем мы сидеть на крыше.
Не будет споров и коллизий,
Совместно мы не упадём,
Не будет нас с тобой вдвоём,
За обе наши жизни.

Безразличие

В метро вздыхая приглушённо
Сидел насупившись поэт,
Глазами шарил пол бездонно,
Гнетённый безразличьем лет.
Казались пресными мирами
Ему в заплесневелый миг,
Обледенелыми речами
Он умертвлял свой бледный лик.
Ему не виделись опорой
Мечта и бренная душа.
Смиренно он сидел в вагоне,
Свою болезнь не предрешал.

Глава 3. Скука

Скучный вечер

В вечернюю постылую погоду,
Проходя мимо стенных зданий,
Листа-жёлтых нависших званий,
Опьянивших красой природу,
Узнаю незнакомый пейзаж.
Горбунковская тихая местность.
Не поодаль нависшее небо.
По-осеннему тратится тенность
Отступивших на свет на время.
И созвучием льются окна,
То открытые, то без цели.
Вечереет. И всё темнее
Проходящие мимо толпы.

Скучно

И окна закрылись,
и скучно стало —
непривычный субботы вечер,
мне свободного времени мало,
но ещё меньше нашей встречи.

Скучные люди

Как же умеют наскучить люди.
Ещё не встретившиеся,
Уже забытые,
Тогда – вчерашние,
В годах зарытые.
В не прошлых фразах,
В глазах без искры
Они скучны и неказисты!
В идеях мнимости благого,
В поступках ради бестолково,
В гоненьях за бесценный хлам,
О как наскучили глазам.
Не дай же жизнь в таких начало.
Не зароди в них свой конец.
Покуда, есть другой творец
Неординарного причала.

Скука

Скука, наседающая на каждую часть тела, опоясывала, ритмично сжимала, и погружала в сглаживающий всё происходящее туман. Казалось, ещё немного и всё вокруг приобретёт формы единой плоскости. Казалось, каждая деталь растворяется кратко и неудержимо в цельном пласте стен. Искалось яркого, или, самую малость, притягательного. Но не попадалось ни глазу, ни слуху, ни того, ни другого.

Произрастали за окном тишина с редкими перебоями и обрывающий её крайне тихий ветер. К несчастью, он был слишком слаб. И как всё вокруг, он смолкал, соприкасаясь со стенами, увязая в них и теряя в связи с этим все свои ещё не окрепшие силы.

Комом в горле отзывалось буквально каждое действо этого места. Переглядывались между собой с соседних парт скучающие одногруппники, удрученно проверяя всякий удобный раз время, а оно перебирало цифры неспешно, подхватывая недвижимость окружающего. В томных глазах, осматривающихся по сторонам, нащупывалась приятная сонливость. Но, к сожалению, она не желала навестить меня, чтобы сгладить неудобное место в неудобном кабинете.

Томительным и дискомфортным виделась каждому из нас и воцарившаяся монотонность.

Почти не замечаемый преподаватель, впрочем, однозначно, мнил о важности, как своего дела, так и своей персоны. Иногда он спускал, держась за оправу, свои очки на край носа, чтобы намеренно побеседовать с публикой, но, не дожидаясь ответа от вопрошаемых, сразу же давал его сам. Он настолько был занят своими формальными достижениями и степенью, занимаемой в этом Вузе, что совершенно забывал о главной возможности своего звания. Он был преподавателем перед нами в этот момент, но в качестве преподавателя себя не проявлял. Как не проявлял и в течении каждого дня перед другими.

Задаваясь вопросом его личности, я видел в нём лишь формальность всех чинов, всех достижений, всех результатов.

Ерзанье уже не спасало. Не боясь замечаний, под натиском разрывающей скуки, я встал. Привычное для меня место в первых рядах, давало качественную картинку моих действий не только преподавателю, но и неохотно-смотрящим вперёд ровесникам, чья ответственность, выжимая последний энтузиазм к учебе, обременила присутствием в душном кабинете.

Я осмотрелся. Несколько глаз устремились на меня с оттенками вопрошания. Но мне было невыносимо скучно, и как в кислороде, я нуждался и в движении. Преподаватель, не желая меня замечать, продолжал высокопарным тоном вещать тему, начатую им, по ощущениям, несколько часов назад.

Холоднокровной и ровной поступью я донёс своё тело без смущения к окну. Открытым оно не было, и, ждущее меня, оно позволило ощутить первые потоки прохлады, как только я сумел его приоткрыть. Взгляд за пределы аудитории со проводился несколькими затяжными вздохами. И каждый из них заканчивался грустью. Она не прекращалась, как и окутывающая скука. Несколько минут я простоял в ожидании комментариев, но к моему удивлению их не последовало ни через минуту, ни через пять.

Мне невыносимо желалось закричать, но я не был готов к тому, что произошло после.