Слава Харченко - Грибы-инопланетяне

• Название: Грибы-инопланетяне
• Автор: Слава Харченко
• Жанр: Русское современное

«Грибы-инопланетяне» – это предельно короткие, лаконичные, лёгкие юмористические тексты, очень ёмкие и цепкие – зарисовки с натуры, красочные миниатюры, написанные в непринуждённом стиле, напоминающем рассказы Хармса и Зощенко, но в условиях нынешней российской жизни и со своей неповторимой нотой добродушной шутки. Это тонкий юмор с грустной улыбкой.

---

Когда я похудею, я обойду всех своих друзей. Они будут кричать: «О, ты похудел, Слава! Как ты это сделал!» А я буду только с превосходством улыбаться и ковыряться в зубах спичкой, как какой-нибудь забытый мною киногерой. Потом я наберу полную бейсболку черешни и буду есть её на глазах мировой общественности. Чтобы она запомнила меня такого бледного-бледного, выбившегося в худые из толстых под шрапнелью насмешек и унижений.

И не важно, что через полгода я верну свой былой вес, но все будут знать, что я мог, я старался, я страдал.

Телефон

У домашнего телефона пропал сигнал. Наташа позвонила на станцию и спросила: «Что делать?» Телефонистка ответила: «Надо дунуть на телефонный аппарат и подождать. Если не поможет, то вызвать мастера». Я крепко дунул, но через полчаса ничего не произошло, и мы вызвали телефонного мастера. Мастер пришел в восемь утра и в квартиру не попал, потому что мы спали. Когда мы проснулись, позвонили на станцию опять.

Телефонистка сказала: «Мастер осмотрел провода в подъезде – все нормально. Странно, что нет связи в квартире. Надо подпрыгнуть и присесть, выключить телефон на час и включить снова. Если ничего не поможет, то вызывать мастера и впустить его в квартиру».

Мы с Наташей два раза топнули (левой и правой ногой), подпрыгнули, присели и выключили телефон на час. Когда мы его включили в розетку, то связи не было. Мы вызвали мастера.

Телефонист пришел на следующий день в обед и высунул из аппарата телефонный провод, два раза постучал в розетку, плюнул, пропел Вертинского, воткнул телефонный провод обратно. Потом мы втроем в тишине ждали, что произойдет. Когда нам надоело молчать, мастер снял трубку с телефонного аппарата. Сигнал был.

Мачо

Когда я жил на Кубани, то у меня был конь Тихон. Однажды я напоил коня Тихона из реки Кубани, накормил его овсом, накинул на себя черную бурку и поскакал в Ленинград. Там я силой увел свою жену у предыдущего мужа и поселился с ней в Москве. Я ходил на работу, а жена Наташа смотрела в окно и махала платочком.

На седьмой критический год совместной жизни жена стала конючить, что она думала, что я настоящий мачо, а я оказался хрен знаешь кем. Я не вожу и не обслуживаю машину, не ремонтирую ванную комнату, жалуюсь на тяжелую жизнь и болезни, заставляю ее редактировать литературные опусы, сбросил на хрупкие плечи финансовые дела, не ору грудным басом и не ругаюсь матом. Брак оказался на грани разрыва.

Я подумал и пообещал напоить коня Тихона, надеть черную бурку и уехать на Кубань. На Кубани я закричу в степи: «Э-ге-ге-гей», – и все наладится.

Потусторонние силы

Чтобы написать что-нибудь стоящее, должны подействовать потусторонние силы. Приход их неожидан и зависит от каких-то внутренних причин до конца неизвестных человеку. Силы могут появиться ночью в туалете, на работе в момент правки годового отчета, в момент еды, когда засовываешь в рот мозговую косточку, когда обнимаешь (и не только) любимую женщину, когда спишь, бежишь, едешь или плюешь вниз с семнадцатиэтажного дома.

Без прихода потусторонних сил процесс творчества бессмыслен, ибо будешь, как дурак, бесконечно пыхтеть и мурыжиться, но даже строчечки не родится. Точнее сказать родится. Напишешь шестьсотстраничный роман или опус на четыреста тысяч знаков, но реакция публики будет отрицательной. Закидают помидорами или промолчат.

Если же потусторонние силы пришли, то даже от написанного абзаца получишь море удовольствий, и от реакции достопочтенной публики это не зависит.

Комментарии в ЖЖ

Сергеев так привык, что под его постами в ЖЖ всегда оставляют комментарии, что сильно расстроился, когда под свежей записью не обнаружил ни одного замечания читателя. Он пришел домой, лег на кровать, уткнулся в подушку и заплакал. Ему казалось, что больше ничего существенного написать не получится, потому что все от Сергеева отвернулись. Стоит ли вообще писать, если это не приносит радость общественности, если эти родные и милые буковки не сложились в значимый текст, а обратились сущей ерундой, да так, что отвратили друзей? Теперь каждый может ткнуть в его сторону пальцем, потому что этот прокол был хоть и первым, но очень болезненным.

Сергеев проплакал полчаса. Потом посмотрел на себя в зеркало и решил навсегда уйти из ЖЖ. Пусть эти зазнайки, эти ленивые упыри навсегда лишатся его пылкого и легкого пера. Тогда они поймут, чем для них был Сергеев, что он значил для литературного процесса. Ведь только он один мог завести публику, раскачегарить её до полного кипения, зажечь её глаголом и направить в нужное русло, да так что все культуртрегеры столицы были ему за это благодарны.

Потом Сергеев умылся и решил из ЖЖ не уходить. Да черт с ними, с этими читателями. Небось, сидят сейчас и ржут над Сергеевым. Назло им он не уйдет. Он не даст врагам повода торжествовать. Ради Великой Русской Литературы он напишет еще тысячу постов, разместит их в ЖЖ, и пусть только попробуют ничего не написать в ответ!

Так Сергеев и шарахался из сторону в сторону до глубокого вечера, пока не пришла с работы жена Марина и не накормила его циплёнком-гриль. Сергеев еще раз рассказал ей, что кругом враги, похлюпал носом и уснул у Марины на коленях. Наутро вчерашнее событие казалось ему глубоким бредом, и он с новыми силами полез в Интернет

Кружка

КОРПОРАЦИИ – двадцать пять лет, а служил в ней Иванов двадцать четыре с половиной года. Он пришел с первым заходом, раньше его появились только акционеры, директоры и подсобники с техничками. При выходе на работу Иванову дали хрустальную кружку с надписью КОРПОРАЦИЯ, из которой он пил чай. Всем, кто устроился на службу позже Иванова, давали кружки фарфоровые, с красно-синей надписью КорпорацияЪ. Когда сотрудники на кухне видели хрустальную кружку Иванова, то в почтении расступались перед чайником и давали ему самые лучшие булки. Это было особенно важно, потому что должность у Иванова была не руководящая, а самая проходная. Иные начальники средней руки и менеджеры ему из-за кружки прилюдно кланялись и называли по имени отчеству.

Как-то раз Иванов пошел на склад за стикерсами и увидел, как подсобные рабочие пьют в кладовке чай. Они позвали Иванова на угощение, и он достал хрустальную кружку, которую всегда носил с собой из-за боязни быть обкраденным. Когда разливали горячую воду, Иванов заметил у старого подсобного рабочего первого призыва Петра Петровича тоже хрустальную кружку. Он взял её у него и рассмотрел надпись КОРПОРАЦИЯ 1985. На кружке Иванова года не было. Руки Иванова затряслись и он ошпарился. Подсобный рабочий Петр Петрович сделал Иванову перевязку и рассказал, что в первый Новогодний праздник корпорации на хрустальных кружках указали год, но позже его наносить перестали из-за нецелесообразности.

Потом Петр Петрович предложил Иванову подарить ему кружку с годом, но тот из гордости отказался, пришел домой, не поел борща, не попил чаю, сидел, смотрел телевизор, даже забыв его включить. Когда пришли с прогулки дети, обнаружили папу остекленевшим. Только синяя жилка и билась на самом лбу.

Чужое мнение

В поэзии лучше не ссылаться на чужое мнение. Потому что, какие бы слова какого-либо критика вы не привели, окажется, что он находится в конфронтации с другими десятью критиками. На вас обязательно накинутся обиженные, чтобы утвердить справедливость.

Конфликтующие критики спокойно здороваются за руку, улыбаются при встречах, ходят в одни и те же кафе и участвуют в пересекающихся биенале. Их книжки выходят в одних тех же сериях, даже публика у них одна и та же, но есть нечеткая черта, при пересечении которой критики срываются с поводка, накидываются друг на друга, говорят гадости и глупости. Зачастую, да и чаще всего, это делается заочно, без наличия оппонента в прямой видимости. «ААА – мерзавец», – воскликнул БББ в курилке ЦДЛ. «ВВВ – негодяй», – пыхтит ГГГ, заходя в автобус, следующий по маршруту ОГИ – Фаланстер.

8-мартовская сказка

Накануне восьмого марта я пришел задерганный с работы, а жена все спрашивала и спрашивала, что я подарю ей на праздник. Я сначала крепился и сдерживался, а потом говорю: «Да получишь ты свой веник и духи!». Жена обиделась и ушла в гостиную. Сидела три часа на диване и читала Курта Воннегута. Перед сном заявила, что не хочет подарок восьмого, а требует букет черных роз в пятницу тринадцатого марта. Она сядет с ними на метлу и полетит в Тосно к теще. Я очень расстроился, потому что, во-первых, не знал, где взять черные розы, а во-вторых, боялся, что она упадет с метлы и ударится о землю.

Утром в праздник я выбежал за сигаретами на улицу и увидел, как осетинка Зарема около фруктового ларька продает бордовые мохнатые, как мохеровые варежки, тюльпаны. Я такие цветы встретил впервые. Они никогда не появлялись в Москве до этого, а я живу в столице двадцать лет. Я заплатил пятьсот рублей и купил пять штук. Я пришел домой и разбудил Наташу. Она хотела сказать, что ей нужны черные розы в пятницу-13, но увидев бордовые, мохнатые, мохеровые тюльпаны сказала: «Красота», – и все забыла, и в пятницу-13 на метлу не села.