Александр Махнёв - Огоньки (сборник)

• Название: Огоньки (сборник)
• Автор: Александр Махнёв
• Жанр: Русское современное
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-906858-07-8

В книге автор устами своего героя рассказывает о жестоком и трудном прошлом простого человека, фрагментах или, образно говоря, наиболее ярких «огоньках его памяти», о прожитых годах.

Одним из наиболее сильных повествований в книге является рассказ «Без вести пропавший». Написанный в период празднования 70-летия Победы советского народа в Великой Отечественной войне, он обнажает горькую правду войны. Три с половиной миллиона солдат в этой войне пропали без вести. Герой этого рассказа – один из них.

Повесть «Гофброкер», рассказы, миниатюры, иронические зарисовки, изложенные в сборнике, – это добротные авторские наблюдения жизни. Они написаны ярко, легко, приятны для чтения.

---

Где-то по пути многочасовая остановка на узловой станции. Предстоит горячий обед на местном продпункте. Для нас, курсантов, это приятное событие: и есть хочется, и надо бы размяться и отвлечься от надоевшей теплушки.

Столовая – огромное помещение, в котором за один присест разместился весь наш эшелон. В центре зала на помосте играет духовой оркестр нашего училища. И вдруг приятный мужской голос запел под оркестр ещё неизвестную песню. Это была «Тёмная ночь».

Представьте себе: 1944 год, война в полном разгаре, мы едем в безвестность – и такая задушевная песня. Пел её лейтенант Подгорныц, как сейчас помню его, красавец, любимец училища.

Парад Победы

В феврале 1945 года, закончив обучение в училище, я получил назначение в 989-й краснознамённый Печенегский артиллерийский полк РВК. Полк воевал в Заполярье и после перемирия с Финляндией был направлен в Горьковскую область, в Гороховецкий лагерь на переформирование.

Получив первичное офицерское звание младшего лейтенанта, я первое, что сделал, – написал рапорт с просьбой направить на фронт. Но вместо положительного решения получил взбучку и, естественно, отказ. Здорово я тогда переживал. Однако служба есть служба. У взводного было много хлопот, а если учесть, что подчинённые порой по возрасту были старше в два раза, ясно, что трудиться было нелегко. Но бывалые фронтовики относились ко мне по-отечески. Я быстро втянулся в службу.

1 мая 1945 года полк участвовал в параде в Москве. Война шла к концу. Мы занимались подготовкой маршевых батарей для фронта.

Вечером 8 мая я заступил дежурным по офицерской столовой. После окончания ужина и завершения приготовлений к завтраку лёг на скамью и заснул.

Часов в шесть утра прибежал посыльный и срочно вызывает меня к комбату. Оказывается, два часа назад полку объявлена тревога, личный состав погрузился на машины, полковая колонна уже вытянулась на шоссе Горький – Москва. Никто из нас не знал, куда и зачем мы едем, хотя было понятно, что едем по направлению к Москве.

Где-то часов в девять, уже в Подмосковье, от местных жителей мы узнали, что Германия капитулировала. Колонна остановилась, нас окружили женщины, дети, старики. Все радовались, многие плакали.

Вечером полк остановился в подмосковной деревне Шумилове, что на Горьковском шоссе. Здесь в лесу был развёрнут лагерь.

Большинство офицеров на нескольких «студебеккерах» отправились в Москву и там на Красной площади участвовали в исторических торжествах в честь победы советского народа над фашизмом.

Потом мы узнали, что полк был поднят по тревоге и передислоцирован под Москву в соответствии с приказом Сталина о проведении Парада Победы советского народа над фашистской Германией.

Всё время до 24 июня, дня парада, у нас было занято тренировками, получением и приведением в порядок материальной части артиллерии и транспорта.

24 июня ночью мы выехали в Москву, долго колесили по каким-то закоулкам, к утру сосредоточились на Манежной площади. Ночью и весь день моросил мелкий дождь, было прохладно. Мы основательно промокли и промёрзли, однако всеобщее торжество и радость Победы согревали не только наши души, но и тела.

Наш полк прошёл по Красной площади в составе артиллерии Московского гарнизона. Колонна состояла из 122-мм гаубиц и «студебеккеров». На этом параде я ехал переодетый в форму рядового в кузове первой машины, ближайшей к Мавзолею.

За две минуты, что мы проезжали Красную площадь, каждый из нас стремился прежде всего увидеть Сталина, его окружение. Военные, а их было много на трибуне, мелькнули общей голубой полосой. Высший генералитет впервые был обмундирован в мундиры цвета морской волны. Мне показалось, что я видел Сталина, хотя какое там видел, наверно, только показалось, как я ни косил глаза в сторону трибун, за пару минут всё мелькнуло полосой, и Сталин, и его маршалы, и знамёна у Мавзолея. Обидно, но правофланговому нельзя было поворачивать голову. Я сейчас понимаю, самая, казалось бы, счастливая минута моей жизни мелькнула цветной полоской перед глазами. Жаль. Но чувство гордости за доверие, которое я, мой полк получили, участвуя в Параде Победы, осталось у меня на всю жизнь.

В этот день ещё мне запомнились московские улицы. Несмотря на ненастную погоду, они были заполнены горожанами и военными. Торжество, радость, всеобщее единение, печаль по погибшим – всё это было в людях. И с какой отеческой, материнской и братской любовью относились к нам все окружающие, это описать невозможно, это надо было почувствовать.

Ну а потом была ещё одна война, короткая, но не менее жестокая. Война с Японией.

В ноябре 1945 года полк вновь участвовал в праздничном параде в честь годовщины Октябрьской революции. И вновь, как и в мае, наш 989 ГАП РГК был поднят по тревоге и направлен в Белоруссию, в Борисов.

Мне только что исполнилось 20 лет, я был младшим лейтенантом.

Культ личности

Как и все люди моего поколения, я рос, учился и воспитывался в обстановке культа одной личности – «отца народов, великого вождя, кормчего» и т. д. Иосифа Виссарионовича Сталина. Это мы сейчас говорим – культ личности, культ Сталина, а тогда, в тридцатые, сороковые годы, мы не говорили, мы верили Сталину обожествляли его. Так было. И я мог бы привести много примеров из той нашей жизни, свидетельствующих о безудержном возвеличивании и почитании Сталина.

Люди моего поколения в подавляющем своём большинстве верили в социализм и коммунизм. Эта вера шла ещё от Ленина. Сталина мы считали его учеником и продолжателем революционного дела. Все хотели хорошей жизни, ради этого шли на жертвы, подтягивали пояса, работали с огромным энтузиазмом и напряжением. Сейчас кое-кто пытается вместе с критикой и осуждением культа личности Сталина очернить всё то, что сделали в те годы советские люди.

Это абсолютно несправедливо, оскорбительно для людей моего поколения, отдавших свои силы строительству и укреплению Советского государства, его защите от немецких фашистов, японских и других милитаристов.

Уже в годы перестройки мы неоднократно встречались в печати, литературе, на радио, в телепередачах с попытками «развенчать» Павлика Морозова, Алексея Стаханова, Александра Матросова, Олега Кошевого и других. Это просто огульное охаивание, и, как мне кажется, оно направлено на то, чтобы лишить народ прошлого.

Как я лично отношусь к Сталину? Я не оригинален. Вплоть до его смерти в марте 1953 года я и десятки миллионов граждан Союза ССР абсолютно верили ему как действительному вождю партии и государства. В день его кончины миллионы советских людей плакали и горько переживали по поводу смерти вождя. Плакал и я. Все переживания того времени я видел и ощущал лично и понимал: прощаемся с лучшим человеком нашего государства. И это правда так было.

Первое и основательное сомнение в мою веру внёс Двадцатый съезд КПСС. И отношение к Сталину у меня стало двойственным. Что-то ещё было от того Сталина, которого мы обожествляли, но с этим уже не могли ужиться факты, обнародованные на съезде партии. Этот период двойственности длился довольно долго. В брежневско-сусловские времена всё делалось, чтобы снизить влияние идей Двадцатого съезда партии.

Однако постепенное опубликование материалов, разоблачающих культ Сталина, гласность после 1985 года в конечном счёте привели меня к той оценке, которой он действительно заслуживает. Это диктатор, руки которого запачканы кровью миллионов безвинных людей.

А теперь из области воспоминаний, из того, что сохранила моя память.

Начало 30-х годов. Через наше село Карымское (теперь железнодорожная станция) ежедневно проезжают десятки, сотни повозок с людьми. Не помню, не знаю, куда их везли, люди говорили, что это раскулаченных везли на поселение. Это в нашей-то глуши, в Забайкалье. Куда дальше можно было ещё ехать на поселение?

В посёлке часто проводились торги-аукционы, на которых распродавалось имущество, отобранное у этих людей.

В 1937-й и последующие годы, когда проходили так называемые процессы над троцкистско-зиновьевским и другими блоками и группами, в стране была создана такая обстановка ажиотажа, всеобщей подозрительности, что люди верили в правоту этих процессов, поддерживали их. Приходишь в школу, а там говорят, что маршал Тухачевский оказался врагом народа. Мы вырезаем из учебников портреты Тухачевского. Назавтра появляются новые враги, мы опять лезем в учебники.

Я учился в пятом классе в школе на железнодорожной станции имени Эйхе. Это рядом с Новосибирском. Нарком Эйхе был одним из организаторов массовых репрессий в Сибири. Кто же знал об этом? Он руководил «чисткой» партийного и хозяйственного аппарата, что вызвало беспрецедентную волну арестов. Входил в самую первую из «троек» периода «большого террора»[5], вынесшую тысячи смертных приговоров во внесудебном порядке.

На декабрьском 1936 года пленуме ЦК ВКП (б), на котором Н.И. Ежов докладывал об «антисоветских троцкистских и правых организациях», Эйхе резко выступил против бывших товарищей по партии: «Факты, вскрытые следствием, обнаружили звериное лицо троцкистов перед всем миром… Вот, т. Сталин, отправляли в ссылку несколько отдельных эшелонов троцкистов, – я ничего более гнусного не слыхал, чем то, что говорили отправляемые на Колыму троцкисты. Они кричали красноармейцам: «Японцы и фашисты будут вас резать, а мы будем им помогать». Для какого чёрта, товарищи, отправлять таких людей в ссылку? Их нужно расстреливать. Товарищ Сталин, мы поступаем слишком мягко»[6].