Виктор Сбитнев - Янки при дворе губернатора

• Название: Янки при дворе губернатора
• Автор: Виктор Сбитнев
• Жанр: Детектив

Янки, которые приезжают в российскую глубинку обучать детей местного интерната английскому языку, на поверку оказываются агентами влияния, задача которых не только перевоспитать русских подопечных, но и перевооружить их политически. Для этого они вывозят наиболее одарённых из них в Штаты, в порядке культурного обмена. Но идут месяцы, а наши дети по-прежнему остаются в Америке. И вот в лесной край приезжает опытный журналист из частной газеты «Курьер» и начинает своё независимое расследование.

---

– А чуть что – это что? – С иронией в голосе спросил Альберт.

– А по-разному бывает. Сначала они всё чаще на интернат тратились, положительный имидж себе зарабатывали. А в последнее время, мне так кажется, приплачивают нашему руководству…

– И за что же?

– Ну, чтобы на всю их деятельность здесь оно смотрело не слишком пристально, и вообще… Например, выделяло им больше времени для общения с нашими детьми, не препятствовало ведению факультативов по изучению американской истории и истории их религии и культуры и прочее…

– История и культура – это вообще-то неплохо, – с сомнением в голосе заметил Альберт.

– Это, смотря как преподавать. Они это делают в очень агрессивной форме. Главная идея всех этих факультативов – это убедить наших детей в том, что США – это самая свободная и демократичная в мире страна, а соль – в том, что она намного лучше России. Например, они очень много говорят о победе США над СССР в ходе экономического и военного соперничества в 70 – 80-е годы прошлого века. Убеждают наших детей в том, что вторжение советских войск в Афганистан – это самая чёрная страница новой истории и прочее в этом же духе. Со многими вещами мне трудно спорить… Может, многое из того, что они внушают нашим детям, и действительно было в нашей и их истории, только это наши дети, а их эти американские миссионеры пытаются сделать не нашими! Это что, справедливо?

– Нет, конечно. Это не только не справедливо, но и незаконно! – Альберт явно переживал это обстоятельство не менее болезненно, чем Ксения. – Это, в сущности, иностранная пропаганда против нашего государственного порядка, нашей нации в целом, да ещё и в стенах нашего учебно-воспитательного заведения. Времена, конечно, изменились, но вмешательство во внутренние дела государства иностранных лиц по-прежнему является преступлением и карается, по меньшей мере, высылкой из страны. Хотя мне думается, что эти господа заварили кашу куда по круче! И вы, Ксения, должны мне помочь. Это, если хотите, наш с вами гражданский долг. Звучит хоть и громко, но, по сути, очень точно. Альберт невольно глянул на загорелые Ксеньины ноги, и в груди у него сладко заныло.

А в голове Альберта роились мысли…

После этого разговора няня Груня вновь предложила племяннику отдохнуть, но на сей раз «в теньке», под пологом, раскинутым в сенцах просторной пятистенки. Отгородившись от комаров и прочей сосущей гнуси, Альберт невольно вспомнил Пушкина: «Ох, лето красное, любил бы я тебя, когда б не зной да пыль, да комары, да мухи». Потом пришла неприятная мысль о том, что, в общем, разговор с Ксенией получился каким-то назидательным, не свойственным ему в принципе. Ну что это значит: «Вы должны мне помочь», «Это – наш гражданский долг»? Какая-то «Молодая гвардия» получается… 21-го века. Нет, здесь надо действовать иначе, под прикрытием что ли, как говорят нынешние оперы… И, прежде всего, собрать максимум информации об этих америкосах, об их миссии, о целях деятельности и ожидаемых результатах сотрудничества. Но редактор Швед ждёт статью в ближайший номер. А я, если напишу какую-нибудь поверхностную ерунду, то только спугну. Они затаятся, и тогда фиг к ним подберёшься. Нет, со Шведом придётся договариваться насчёт долгой перспективы, а пока отбояриться какой-нибудь времянкой. Ну, очерк что ли напишу какой-нибудь судебный. Или статью о незаконной порубке лесов. Тут, кстати, лесничество недалеко, надо будет туда проехать и какой-нибудь репортаж прямо с делянки организовать. Вот тебе и оправдание командировки… В груди Альберта колыхнулись радость и предвкушение предстоящего расследования. В этом приятном состоянии он и уснул… Пробуждение было не совсем приятным, как это обычно бывает перед закатом солнца. Лениво посмотрев на часы, Альберт понял, что проспал около трёх часов. «Однако! Что же я ночью-то делать буду?», – посетовал он на самого себя. А няня Груня, завидев его пробуждение, уже разводила самовар.

– Алик! – Окрикнула она племянника. – Ты давай скорёхонько умывайся и дуй в боры за шишками. У меня, однако, все кончились… Заодно малину там посмотришь. Может, завтра с тобой по утру и сходим. Она в сосняке дюже крупная и мошка к ней не липнет. Тут Альберту вдруг вспомнился недавний сон про малину…

Альберт утвердительно махнул няне – дескать, хорошо и стал переодеваться в «лесное», то есть в защитные рубаху, брюки и шляпу с сеткой от комаров, которую, впрочем, редко опускал на лицо, предпочитая хоть и проблемную, но свободу для осязания, обоняния и слуха. Так легче и дышалось, и думалось. А подумать ему предстояло о многом.

В это время из раскрытого окна тёткиной избы донесся обожаемого Альбертом голос Коли Расторгуева: «Я думал о многом, я думал о главном, смоля папироской во мгле…». Песня в руку, – решил Альберт и, прихватив на веранде выгоревший рюкзак под шишки, двинулся к сосновой опушке. А в голове его уже роились разные варианты происходящего в школе-интернате.

Во-первых, и это самое простое и вполне возможное, американцы, войдя в профессиональный педагогический раж, решили построить детский рай, так сказать, в одном, отдельно взятом интернате. Добиться успеха любой ценой – это у них главное и, пожалуй, резко отличающее их психологию от нашей, с одной стороны, более размытой и даже рыхлой, а с другой – более объёмной, полифоничной. И это уж как кому и что нравится. Если это так, то американцы должны были увлечь своим энтузиазмом многочисленные общественные организации США. Иначе, откуда деньги? В то же время, изрядная доля этих фондов кормится из рук Госдепа и напрямую – ЦРУ. Во-вторых, и это куда более сложное, но возможное почти наверняка, американские педагоги – это, на самом деле, и не педагоги, а профессионалы американской разведки, которых можно весьма быстро «заточить» и под педагогов, и под инженеров, и даже под членов Академии Наук Российской Федерации. С этими играть в их игры не только неперспективно, но и опасно. Впрочем, можно и выиграть… хотя бы за счёт своей нестандартности. Так, порой, случается. Ну, и, в-третьих, и самых простых, формально договор между сторонами более-менее выполняется. Просто, Ксении, выросшей на наших российских блинах, изначально не нравится это американское присутствие в её селе. Тут и антиамериканская пропаганда, в основном в области культуры, сыграла свою роль. И конечно, эти массовые убийства в школах США…

Бегство от огня

Между тем, аккуратная лесная тропка привела Альберта к густым зарослям малинника, сплошь облепленного крупными спелыми ягодами, но ужасно колючего и поросшего по низу злющей крапивой. Альберт съел в охотку десятка два ароматных малинин и от греха ретировался к исполинскому муравейнику, опоясанному метровой косой песка, по которой мураши проворно тащили в своё жилище разных букашек и червяков, листики, палочки и ворсинки. Альберт чрезвычайно любил наблюдать за мурашами, которые напоминали ему людей. Ещё в детстве дядя, просидевший за антисоветчину десять лет, рассказывал про огромные таёжные муравейники, каждый из которых, в сущности, был отдельным тоталитарным государством, где всё велось по чётким правилам огромного государственного общежития. Все в нём работали на общее благо, чётко выполняя свои функции. Альберт подошёл к муравейнику и привычно, как ему вдруг показалось, погрузил в него руку. Когда мураши облепили её до самой кисти (выше он их стряхивал веточкой рябины), он неторопливо достал руку и, наслаждаясь лёгкими муравьиными укусами (толстую кожу рук они фактически не прокусывают), стал аккуратно «обивать» их второй рукой. Выдавая толики своей кислоты, насекомые падали в траву и убегали по своим неотложным «государственным» делам. Когда процесс был завершён, Альберт поднёс ладонь к ноздрям, осторожно вдохнул и поплыл «в ту страну, где тишь и благодать». Ему было хорошо и спокойно. Слёзы медленно текли по его щекам, а мысли – в одном необходимом сейчас направлении. Он вдыхал муравейник ещё и ещё, и всё чётче понимал, что интернат – тот же муравейник, только маленький, более слабый, а потому в него и сумели проникнуть «внешние организмы», как выражался его дядя Роберт Нидерквель, умерший два года назад в сосновом бору на берегу Рейна.

Альберт отошёл от муравейника, поскольку его обитатели уже добрались до его чувствительных щиколоток, и, натянув носки повыше, стал прикидывать план ближайших предприятий. «Сначала, – думал он, – я переговорю ещё хотя бы с одним – двумя работниками интерната с тем, чтобы в случае чего не попасть впросак. А вот дальше, видимо, придётся „засвечиваться“ в качестве корреспондента областной газеты, которому поручено написать о том, как тут все чрезвычайно готовы к приближающимся лесным пожарам. Всё равно, через день – другой слух о моём появлении станет фактом местной, в том числе и интернатской жизни. А, стало быть, кто-то сделает соответствующие выводы и станет действовать по неизвестному, но скорее всего не приятному для меня сценарию.»