Виктор Сбитнев - Адский огонь

• Название: Адский огонь
• Автор: Виктор Сбитнев
• Жанр: Детектив

Герой романа «Адский огонь» – Альберт Нидерквель, журналист частной газеты «Курьер». Редактор посылает его на Гриву, где странным и страшным образом горят избы одиноких старух. Причём горят вместе с хозяйками, которых жестокие злоумышленники привязывают простынями к кроватям. Огонь – главная тема во всём романе. Это и огонь, в котором погибают старушки, и алчный огонь, который разъедает людей изнутри, выжигая в них всё человеческое. Но добро побеждает, оно делает лучше и самих героев романа.

---

– По-моему не по сто пятой, а за причинение смерти по неосторожности, – не согласился с прокурорским капитаном Альберт.

– Вы читали дело? Очень хорошо! – Искренне обрадовался Гараев. – Сами представляете, что здэс за охотники такие! Нет, у нас на Кавказе, если оружие в руках, не пьют вовсэ, хоть и вина кругом залейся! Оружие – вещь сэрьёзная…

– Ну, оружие к разным людям в руки попадает, – не согласился Альберт. – На Кавказе, кстати, тоже. Я, простите покорно, знаю об этом не хуже вас, потому что по мне в вашем благословенном крае неоднократно стреляли. Кстати, вы про Гуляевку забыли, но время ваше выходит, а потому ещё пара коротких вопросов.

– Скажите, вот вы современный, не сочтите, пожалуйста, за фамильярность, вменяемый человек, и, как я осведомлён, квалифицированный юрист, верите в такие редкие совпадения? И весной, и летом – в тайге всё шло гладко, а тут в течение недели сразу почти десяток, заметьте, однотипных пожаров со смертями? Ведь не было в этом году, как вы заметили сами, в тайге ЧС, а людей сгорело больше, чем в прошлом, когда пылала вся область, даже к окраинам Города пожары подобрались, даже в Москве над Красной площадью всё небо дымом заволокло! – С заметным оттенком несогласия и даже негодования обратился к заместителю прокурора Альберт. – Ну, хоть на ушко мне шепните, а я со своей стороны обещаю об этом никому не говорить…

– Если чэстно, уважаемый Альберт, то у меня по этым дэлам нет определённого мненья. С одной стороны, Вы как будто правы, а с другой – Грива, в чём я не раз сам убеждался, край особенный, со своими сэкретами и тайнами. Вот Вы, судя по всему, воевали в Чечне или Дагестане, и, навэрно, ощутыли, что там возможно такое, чего невозможно даже прэдставит здесь, в России. Но Грива – это не совсэм Россия, это такой особенный островок, жить на котором можно лышь при условии соблюдэнья определённых правил или законов. Это как кому больше нравится. Я бы даже сказал не «жить», а «выживать». Вот Борис Петровича сычас заберут в Город, мне бы радоваться да к его месту присматриваться, но я, если честно, боюсь. Только между нами, – соглашусь, навэрно, если пообещают через пару лэт в Город или в какой иной областной центр. Там, по крайней мэре, всё ясно, без этой таёжной мистики. А тут порой даже самого себя понять не можешь, не то что какую-нибудь полусумасшедшую бабку из Гробовщины…

– И последнее, если можно, – попросил, привставая, Альберт. – Вот вы говорите «эти дела», а не дело. Стало быть, каждый пожар – это отдельный случай? Это я уже, так сказать, официально спрашиваю, возможно, для печати.

– Пока – так точно. Может, в будущем вскроются некие дополнытельные факты, что здесь, на Гриве, неоднократно случалось в прошлом. Например, почти четыре года мы считали, что грибника Дубровина, отставного полковника, задрал и съел мэдведь, потому как в лесу никаких его следов найдэно не было. Но этим летом болотные пузыри в трёх вэрстах отсюда подняли из топей остатки его рубахи и ботинок. Криминалисты прышли к выводу, что тело утопшего полностью разложилось, и метановый поток подхватил часть его высвободившейся одежды. При этих словах они пожали друг другу руки, и Альберт, хоть и не достиг своей цели, остался Гараевым вполне доволен. Тремайло же, даже по отзывам невзыскательных заиграевцев, был человеком вызывающе эгоистичным, а сотрудником весьма посредственным и безынициативным. Может, оно и к лучшему, решил Альберт, что я попал на его заместителя.

Глава пятнадцатая. Обед, после которого ничего не хочется…

– Пойдём – ка, брат, перекусим в кафе, – предложил Семёну Альберт, – а то после твоей ухи всё сухомятка да сухомятка. Так и до гастрита недалеко.

– Говорят, здесь в лесничестве неплохо кормят. – Поделился своей осведомлённостью полицейский. – Там у лесников своя ведомственная столовая, неподалёку от Заиграева, в посёлке Лесное. На выезде обратили внимание на огромный провал посреди улицы, из которого торчал зад красной «Нивы» с местными номерами. Ещё вчера его на этом месте не было.

– Нет, Грива, и в самом деле, место особенное! – Не без пафоса заметил Альберт. – Уж, казалось бы, местный водила, всю территорию вокруг, как свои пять пальцев, изучил, а вот на тебе, угодил в яму. И как его угораздило прямо под фонарём? Тут ведь даже ночью всё прекрасно просматривается!

– Да пьяный, наверное, ехал, к какой-нибудь зазнобе спешил. – Уверенно предположил Семён. – В деревне ведь всё так: пить ни хрена не умеют. Как выпьют, то плотник хватается за топор, охотник – за ружьё, ну, а водитель – за баранку.

– Стало быть, я, если бы здесь жил, схватился бы за компьютер? – Спросил шутливо Альберт.

– Не думаю, – отвечал Семён. – Скорее всего, ты бы или затопил баню, или бы стал звонить какой-нибудь знакомой кореянке. А, может быть, что вполне вероятно, пошёл бы на спортгородок или мутузить какую-нибудь боксёрскую грушу. А вообще, Альберт, хоть я и знаю, что ты не дурак выпить, но пьяным тебя просто не представляю. По-моему, ты не умеешь пьянеть…

– Ты просто не видел, потому что мне много надо, а потому я боюсь много принимать, уж больно утром с этого плохо бывает. – Сделав кислое лицо, признался Альберт. – Слушай, а про кореянку-майоршу ты откуда знаешь?

– Ты и в ментовке, и в следственном человек известный, да и Дина Кимовна тоже на виду. – Стал размышлять Семён. – Так что, можешь считать, что твоя тайная страсть известна уже в обеих конторах. Только в этом, Альберт, по-моему, нет ничего дурного, а даже наоборот. Ты холост, она тоже там, в своём Биробиджане, разведена. Поэтому…

– Надо же, – перебил приятеля журналист, – про её развод я ничего и не знал. А теперь вот думаю, что именно из-за этого она к нам и перебралась. Через всю страну! То ли крепко любила, то ли сильно ненавидела.

– Обычно, второе бывает следствием первого, – сказал Семён и указал через боковое стекло на броскую вывеску на другой стороне дороги – «Столовая на распутье». От неё перпендикулярно дороге из Заиграева уходило в гору шоссе в соседнюю область, к какому-то местечку Заусолье. О нём Альберт прочёл в местной газете «Лесные вести», что там до революции добывали поваренную соль и вялили на продажу речную рыбу, которой местные жители даже свиней кормили. И почему, – подумал в раздражении журналист, – всё по-настоящему дельное происходило у нас до революции? Не-е-е, Михалков хоть и чересчур властолюбив, конъюнктурен, но режиссёр всё-таки от Бога. Как это тонко, а главное – больно в «Солнечном ударе» про Россию подмечено: Когда же это всё началось? Как это всё с нами со всеми случилось? Но это, конечно, не солнечный удар, это какая-то инопланетная напасть, фанги, нелюди. На чём-то ведь вызрели эти варвары, эти убийцы людей, храмов, ремёсел и молитв… Можно, конечно, вернуть историческую память, но русскую крестьянскую цивилизацию уже не вернуть. Никогда! – И в сердце Альберта неожиданно заныла глубокая тысячелетняя тоска, которой он всегда жутко боялся, потому что понять её был абсолютно бессилен.

В столовой – о счастье! – на первое подавали либо борщ, либо гороховый суп со свининой, а на второе – говяжью печень с гречей при солёных огурцах и квашеной капусте. Стоило всё это – сущие пустяки, а потому приятели прихватили ещё и чаю с мёдом и домашней выпечкой. На обжорство ушло не менее получаса, после чего оба сидели на диване под фикусом и странно молчали. Обоим в эти минуты не хотелось больше ничего: ни пожаров, ни протоколов, ни деревень со странными названиями, ни старушек с редкими фамилиями. Альберт томно мечтал о возвращении на свой двуспальный диван в общество Дины, а Семён, казалось, чувствовал на своём колене мягкую попку своего трёхлетки Мишутки, а за столом под красным абажуром – изящный силуэт жены Лоры, склонившейся над вязанием. Первым опомнился более габаритный и привычный к чревоугодию журналист. Он призывно хлопнул полицейского по спине и пробормотал что-то глупо-хрестоматийное типа «Вставайте, граф, рассвет уже полощется», а, может, и про великие дела, которые ждут где-то впереди. После этого оба решительно встали и в раскачку двинулись к припаркованному автомобилю.

– По-моему, на Гриве, – поделился своими ощущениями Альберт, – средний лесоруб ест примерно вдвое, а то и втрое больше, чем средний журналист и где-то даже и мент.

– Ну и что? Это вполне объяснимо, – успокоил его Семён. – Ведь эти лесорубы вламывают на своих лесосеках как ссыльно-каторжные на Нерчинских рудниках.

– И когда это ты про декабристов успел прочитать, Семён, в своей школе милиции? Ну, я понимаю, что про Бенкендорфа или там… Ягоду с Ежовым. Эти хоть из ваших, а на Нерчинских рудниках даже полиции не было. Спросишь, почему? – спросил Альберт. – А потому, брат, что бежать оттуда было попросту некуда, как из Гробовщины… Кругом распадки и бурелом! Как хоть мы туда доедем, а?