Ипатий Лютый (Казанский) - Сказки русского мира (беспощадные, но со смыслом)

• Название: Сказки русского мира (беспощадные, но со смыслом)
• Автор: Ипатий Лютый (Казанский)
• Жанр: Публицистика
• Год: 2015
• ISBN: 978-966-03-7398-3

«Сказки русского мира» – книга, которая в самое ближайшее время развалит российскую путинскую квазиимперию, потому что бьет прямо под дых, если изволите, метит в сакральные места и псевдодуховные скрепы, разрушая пропагандистские мифы, советские и постсоветские клише и штампы, наносит ответный удар подлости, хамству, лжи, лицемерию, которые воцарились как на царском троне, так и в душах царских подданных и правят свой бал в стране, которая все дальше и дальше отдаляется не только от цивилизованного мира, но и от элементарных правил приличия, с каждым днем все больше напоминая зарвавшегося гопника, который, нацепив на адидасовский костюм георгиевскую ленточку, орет про «крымнаш», «дедывоевали», «укроповжечьнапалмом» и «америкуврадиоактивныйпепел».

Предупреждение: эту книгу следует читать осторожно! Возможен культурологический шок! Запрещено читать людям без чувства юмора!

---

Был цветок с одной стороны какой-трепетный и наивный, а с другой – жесткий и мерзкий, какими бывают дети старшего подросткового возраста.

Кстати, Серега обожал все, что связано с авиацией, и мечтал поступить в Казанское военно-авиационное училище. Но провалил экзамены и теперь вот почти год слонялся без работы, изредка отжимая у малолеток мелочишку и мобильные телефоны. Тырил детали на радиорынке, сливал бензин у зазевавшихся мажоров, а еще подрабатывал на СТО у Талгата Валиева мойщиком.

Аньку тогда он так и не выебал. Хотя член достал и начал им тыкать в ее горящие бедра, но как-то очень быстро нервно-нервно задышал, напрягся и замычал, орошая пылкой юношеской росой ее розовое платье, которое тут же покрылось вязкими пятнами, удивительно напоминавшими черные космические дыры, в которых исчезает все!

– Вот урод, обкончался! – возмутился Александр Баширов Анькиным голосом. Платье зашуршало, цветок исчез, а сам Серега, перевалившись через спинку лавки, начал долго и мучительно рыгать водкой, шапанским, пивом, заварными пирожными и бутербродами с сыро-копченой колбасой, которыми они весь вечер закусывали в школьном буфете под песни группы «Дискотека Авария». Кусочки хлеба и колбасы застревали в носоглотке и мучительно пекли слизистую. Где-то неподалеку звучал бессмертный хит Миши Круга «Владимирский централ». Начиналась страшная и непредсказуемая, полная чудовищных ловушек и опасностей взрослая жизнь.

В тот день ничто не предвещало счастья. Проснувшись рано, когда отчим уже отправился на работу, а мать, которая до трех ночи смотрела сериал «Бедная Настя», еще спала без задних ног, Серега решил сходить на рыбалку.

Первый отчим, с которым они прожили совсем недолго, подарил Сереге на его десятилетие спиннинг. Старый советский прут «Ленинград». «Гост 31654, цена 10 руб. 00 коп» – написано на зеленой пластиковой ручке. С «Невской» катушкой и набором кормушек, крючков, поводков и прочей рыбацкой дребедени, которая так тешит романтические детские грезы об огромном леще, сазане или, чего доброго, настоящей стерляди, которая, несмотря на катастрофическую экологическую ситуацию, еще водится в не до конца умершей Волге.

Сегодня Серега решил порыбачить неподалеку от Арского кладбища на Казанке. С детства любил эти места, да и память об утонувшем тут первом отчиме каким-то щемящим мистическим холодком приятно теребила душу. Ничего особенного. Напился с друзьями, и ночью решил поплавать. Искали неделю. Нашли возле ближайшего шлюза. Раки уже сожрали нос. Неприятное зрелище. Хороший был мужик. Николаем звали. Из тамбовской бригады. Пять лет за вооруженный грабеж под Нарымом зону катал. Вышел по амнистии, остепенился, решил семью завести. А тут, вишь, какой облом. Именно у Николая Серега научился по-блатному цыкать зубом, сплевывать через губу, материться, характерным голосом говорить: «Малой, дай рубасик!», специфически, как гусак, гоготать горлом, немножко «ботать по фене», ну и сидеть по-тюремному «на птице».

Его похоронили на Самосыровском кладбище. После Николая остались еще два спиннинга, куча снастей и несколько фотографий в семейном альбоме. Мать прилежно сохраняла о нем память и ухаживала за могилой, ибо друзья Николая время от времени присылали ей денег, раз в год приезжали на поминки и даже установили черный гранитный памятник с обломанной по первому плану березой, церквушкой с пятью как-то чуть криво нарисованными куполами, колючей проволокой в верхнем правом углу и надписью «Жил, как умел. Ушел не так, как хотел. От тамбовской братвы. Помним. Скорбим».

По-быстрому, запарив кипятком «геркулес» на прикормку, Серега кинул в старый советский рюкзак пару бутербродов с докторской колбасой, набрал из-под крана бутылку воды и, прихватив из мамкиной пачки «Мальборо» штук пять сигарет, спустился в обосцанном лифте вниз и вступил в самый удивительный и волшебный день в его жизни!

Клевало тогда так себе. Серега примостил спиннинги на кирпичики, повесил колокольчики, а сам растянулся на теплом бетоне покатой набережной. Дорогой он заскочил на рыболовный рынок на Фатыха Амирхана и купил на последние деньги пол порции навозных червей. Пока старая толстая Фатима ковырялась в перегное и запаковыла наживку в газету «Вечерняя Казань», он незаметно умыкнул порцию свежей гороховой мастырки. На то и ловил.

До девяти утра клева вообще не было. А потом, когда открыли шлюзы, и вода начала двигаться, один раз бренькнул колокольчик и затих.

Умиротворенно шумела автострада за спиной. Над старыми кладбищенскими вязами и березами поднималось солнце. В эту утреннюю пору на покатом парапете он был один. В оба края, куда не глянь – пусто. Среда. 19 мая. День рождения советской пионерии. Рабочий день. Казань трудится вовсю после майских праздников, и только Серега отдыхает.

Вытащив из нагрудного кармана майки сигаретку, он с наслаждением закурил, глядя на лоснящуюся от света, радужно переливающуюся воду. Еще в апреле ему пришла повестка в армию, но он ее тут же порвал и выбросил. Через две недели пришла повторно. С ней он проделал тот же трюк. И только неделю назад военком лично подстерег его в подъезде и, заручившись подписью в листе регистрации о вручении, хлопнул по плечу, хохотнул и поздравил очень даже своеобразно:

– Гуляй, салага, на полную! Двадцать пятого жду в военкомате. Не придешь – срок получишь. Гарантирую! – На том и откланялся.

Забухал с того дня Серега люто.

Денег наодалживал, а отдавать – хрен его как знает? Может, забудется. Теперь был на абсолютной мели. В армию идти не хотелось по одной очень щепетильной причине. Как бы это пояснить… Вот представьте себе: отслужит Серега полгода, а потом и год. Станет старослужащим. Отрастит усы, расслабит ремень, закинет кепку армейскую на затылок, в подшивной материал завернет пружинку, чтобы лучше смотрелось, в погоны вставки загонит и будет по части гоголем ходить. А как-то вечером в клубе соберутся старослужащие, накатят водочки, запьют «Буратино», колбаской магазинной закусят да, поскидав кителя, закурят. Под водочку и сигаретку разговор сам собою на баб повернет.

Одного телка в Наро-Фоминске верно ждет, каждый день СМС-ки целыми простынями строчит. У другого – целая жена настоящая, да малой уже родился. У третьего – несколько беспорядочных контактов, но хоть есть что вспомнить. В такой компании Сереге не комфортно будет. Можно, конечно, набрехать с три короба, но все поймут, что брешет, ибо всякое там устройство женское только на мониторе компьютера и разглядывал, а как оно там на правду – не знает. Негоже, одним словом, в армию целомудренным идти. Вот какая проблема Серегу мучает, сердце гложет, дух выхолащивает, уверенность в себе подрывает. «Выебать кого-то оченно мне нужно!» – думает Серега думу свою вязкую, полную туманной неопределенности. Затянулся сигареткой поглубже, заложил окурок под средний палец и далеко ним в воду выстрелил. Пшикнул в воде бычок, тонкую, прощальную струйку дыма пустил, да по водной глади медленно в сторону Саратова отчалил.

И вдруг «бам-бам», «дилинь-дилинь»! Запрыгал, забился в истерике кончик того самого спиннинга ленинградского, что отчим покойный подарил.

Сиганул диким приматом к нему Серега, от спешки и неожиданности сам в воду чуть не кувыркнулся. Подсек профессионально колокольчик, сорвал да в карман спортивных штанов сунул, ибо учил в свой час Николай отрока: «Только мудаки, прокуроры да генералы МВД в отставке колокольчик со спиннинга не снимают, когда рыбу на берег вываживают».

Чувствует: есть, сердешная! Бьется на том конце, в стороны водит. Тяжело так сразу определиться с размерами. Но, судя по сопротивлению, точно за килограмм будет!

Вот они, секунды самые ценные рыбацкие! Которые тайну загадки глубоководной к разгадке неумолимо ведут. Квинтэссенция любимого мужского увлечения – увидеть, кто же там червяком ли мастыркой соблазнился, угадать по спинке еще неясно в воде проглядывающей сорт трофея: окунь, лещ, сазан, голавль или язь красноперый?

Крутит Серега катушку, стальную проволоку диаметром 0,15 мм из воды выматывает, а из глубины мутных вод будто сияние солнечное к нему движется. Не верит глазам своим обычный казанский гопничек. То не красно солнушко, а сама рыбка золотая к нему в руки идет. На мастырочку родная клюнула, ибо червяков навозных пучок рядом с глазом ее сияющим висит.

Без подсаки выволакивает ее на парапет Сереженька, берет осторожно в рученьки, а рыбка и говорит ему человечьим голосом:

– Отпусти меня, добрый молодец! Любое желание твое исполню!

– Ни хуя себе! – удивляется Сереженька. – А чего не три?

– Силушки уже не те, – жалостливо рыбка губами надутыми шлепает. – Хуевая экологическая ситуация вокруг промышленной агломерации здоровье мое сказочное подрывает. Соли тяжелых металлов, химотходы да стоки вод канализационных ядовитые не способствуют полноценному исполнению трех желаний. Так что загадывай скорее одно да обратно меня в реку отпускай, ибо задохнусь и подохну прям на День советской пионерии. Тогда несчастья на твою голову свалятся! И загремишь, родной, не в Уфу, в обычную часть мотострелковую, а отправишься в Хабаровский край на вышку радиолокационную оператором. Там от излучения жесткого сперва импотентом сделаешься, а уж после демобилизации через три года от острой лейкемии подохнешь. Обещаю!