Владимир Кулаков - Сердце в опилках

• Название: Сердце в опилках
• Автор: Владимир Кулаков
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-98296-126-6

События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался  навсегда…

В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции. Во многих случаях осталась без изменений лексика некоторых реальных героев. Здесь много юмора и разных хитросплетений ежедневных ситуаций. Читатели найдут для себя ответ на вопрос: «Кто же такие цирковые, какие они?..» Люди, выходящие ежевечернее на залитый прожекторами манеж в блёстках и богатых ярких костюмах, на глазах публики творящие чудеса, оказываются в быту обыкновенными людьми со своими проблемами, желаниями, слабостями и страстями. И лишь манеж превращает их в необыкновенных людей. Собственно, такие они и есть…

---

Захарыча, казалось, знал весь мир – столько людей к нему обращалось и пользовалось его услугами, на все голоса и оттенки произнося спасительное – «Захарыч»! Он так к этому привык, что, пожалуй, и сам с трудом помнил своё имя…

Пашку заинтересовал этот вопрос и он его задал.

– Никита, вообще-то… – как-то неуверенно ответил Захарыч на вопрос. – Никита Захарович Стрельцов, девятьсот десятых годов рождения! – может, впервые за долгие годы представился он. – Казачьего сословия. С Дону…

У него были могучие разлапистые руки, добрые и шершавые, с заскорузлыми, узловатыми, пожелтевшими от табака пальцами. Когда он ими касался лошадей, те громко пофыркивали, млели и улыбались глазами…

Руки Захарыча были постоянно чем-то заняты: то выпрямляли какую-то проволочку, то что-то строгали, шили, клепали. И только поздно вечером они, наконец, обретали ненадолго покой. Пашка глядел на них и думал: «Сколько же вы переделали и перевидали за свои семьдесят с лишним лет!..»

После репетиции номера с лошадьми и уборки конюшни Захарыч с Пашкой садились чаёвничать. Это было нерушимой традицией. Стрельцов заваривал свой фирменный крепчайший чай, а Пашка приготавливал гору сухарей. До этого Пашка думал, что заварка нужна только для цвета: чай – это так – кипяток с сахаром, не более того.

Захарыч много поведал ему о чае: где и как тот растёт, о чайном листе, о способах его сбора и заварки, – как это делают в Грузии, в Узбекистане, Азербайджане и других республиках. У старого циркового был специальный заварной чайник, почерневший от времени, который он бережно заворачивал в специальную тряпку на переезды. Под столом стояла самодельная электроплитка с ковшом для воды – непременные объекты для внимания пожарных во всех цирках. Тем не менее, они путешествовали с Захарычем, наверное, с тех пор как появилось электричество.

После чаепития Захарыч сворачивал свою «термоядерную», (как окрестил её Пашка Жарких), самокрутку. Через минуту он окутывался сизым ядовитым туманом, являя собой что-то среднее между паровозом Черепановых и проснувшимся Везувием. Курил Стрельцов исключительно махорку или самосад, которые покупал на местных базарах, считая сигареты с папиросами «дамским» баловством. Глядя на внушительных размеров самокрутку, Пашка как-то съязвил:

– Теперь я понимаю, кто виноват в том, что «капля никотина убивает лошадь»! Твоим «фугасом», Захарыч, можно угробить целый табун этих несчастных животных!

– Вот и не кури! Плохая привычка! Не бери с меня пример! – Захарыч с наслаждением затянулся, дрогнул небритым кадыком и пустил струю дыма в приоткрытую дверь шорной. Его глаза – два слегка замутнённых возрастом синих озерца, довольно поблёскивали из-под кустистых седых бровей.

«Ему бы бороду – вылитый Дед Мороз! – улыбнулся про себя Пашка. – Хотя, нет, тот не курит…»

В своей жизни Никита Захарович Стрельцов осилил всего четыре класса церковно-приходской школы, осиротел и попал в балаган. Там и прошли его «университеты». Но несмотря на это, Захарыч завидно грамотно строил свою речь и удивительно много знал.

– Курсы младших командиров да книги – вот, брат, мои ликбезы! – ответил старик на очередной Пашкин вопрос. Оставалось только удивляться, когда он успевал читать, при своём почти что двенадцатичасовом рабочем дне.

Захарыч строго посмотрел на своего помощника:

– До твоей учёбы мы тоже доберёмся! – пригрозил он пальцем. – Восемь классов в наше время – это хрень какая-то. Этот… как его… – Захарыч пощёлкал пальцами и поднял глаза к задымлённому потолку шорной, словно там была шпаргалка. – Ага! Атавизьм это. Вот!..

Глава пятая

…Ольга влетела с манежа за кулисы разъярённой кошкой. Причёска её была взлохмачена, глаза метали искры. За ней лёгкой трусцой проследовали партнёры по номеру Виктор и Алексей. Это были здоровенные ребята, не очень артистичные и пока «слабоватые» как нижние. Номер был новым, парни старались как могли, но получалось не всегда, как хотелось…

– Мать вашу!.. – начала орать Ольга, как только закрылся за ними занавес. – Вы что, охренели сегодня?

Ольга была выдающейся «верхней» – лучшей в жанре «ханд-вольтиж». Это признавали все. Возможно поэтому была требовательной до самодурства. На манеже она летала из рук в руки партнёров отточенным совершенством, исполняя потрясающие отрывные трюки, безукоризненно приходя в точку после любого пируэта или сальто-мортале.

Но здесь, в этом номере, её умение скорее мешало. Теперь она исполняла трюки на металлической палке, которую партнёры держали в руках. После акробатических прыжков приземляться гимнастке приходилось на тонкую «жёрдочку». Задача партнёров была поймать Ольгу и сбалансировать в нужной точке…

– Оля, тише, за «портянкой» – люди!.. – попыталась успокоить кричащую артистку пятидесятипятилетняя дрессировщица собак Людмила Тимофеевна Котова, намекая на не такой уж и плотный занавес форганга. Она курила, покусывая свой любимый длинный мундштук, прислонившись к стене, как стоят «барышни» в марсельском порту, поджидая подгулявших «кавалеров», готовых за пару «весёлых» минут растаться с несколькими монетами. Её напомаженные губы были вызывающе ярко-красного цвета. В этом была вся Людмила Тимофеевна…

Котова! Это был огненный коктейль Молотова из безвкусицы, неуловимого шарма, увядшей женской красоты, великовозрастной сексуальности и комизма. Эта женщина жила как хотела, как ей нравилось. Она была старше своего нового мужа Алексея, партнёра Ольги, на четырнадцать лет. Любила выпить. Жила без комплексов – открыто и свободно. Некоторым с ней было легко. Другим – нет…

При первой встрече она ошарашивала своей вульгарностью и темпераментом. С ней боялись вступать в дебаты даже начальство из главка и именитые артисты. Она сама была – Именем!

Для неё не существовало авторитетов. Котова признавала только истину, какой она ей виделась. Без раздумий защищала слабого. Всегда поддерживала начинающих. Она пробивалась с «низов»…

Это был человек без «двойного дна». Находиться с ней рядом было мукой – в любой момент ты мог оказаться объектом её внимания – и тогда берегись! В то же время – интересно и радостно!

Она разговаривала невероятно смачно, колоритно и остроумно, используя какой-то то ли акцент, то ли диалект-говорок, свойственный персонажам Бабеля из «Одесских рассказов».

Котова была матерщинницей. Редкой. Так виртуозно в «Союзгосцирке» не ругался никто. Это не было площадной бранью, которая оскорбляет нормального человека. Это являлось, скорее, своебразным искусством использования ненормативной лексики, которое сначала вгоняло в ступор, потом хотелось слушать и слушать – настолько «рождаемое» становилось неожиданным и цветасто-остроумным «шедевром».

Из классического мата она ухитрялась сплетать и выстраивать многоэтажные «версальские дворцы» в стилях: барокко, рококо, ампир – со всеми свойственными им пилястрами, винтообразными капителями, завитушками и кучеряшками. Её «перлы» разлетались по циркам «почтовыми голубями».

Котова стала прижизненно цитируемым классиком русского мата…

– Сколько можно меня ронять! – аж повизгивая, вопила Ольга, нет-нет да переходя тоже на ненормативную лексику. От злости она готова была вонзить свои когти в партнёров и пустить в ход весь накопившийся яд взбешенной «королевской кобры». – Меня пассировать некому! Я что, б…, за воздух цепляться должна? Какого… не подходите, вы же – нижние!..

– Оля! Тише!.. – Котова с показательно равнодушным видом пустила очередное роскошное колечко дыма.

Ольга вместе с «ядом» снова выплеснула парочку крепких, «не девичьих» выражений.

– Оля, девочка, не оскверняй свой ротик, тебе не идёт! Прибереги его для более приятных вещей! Это я без мата, – шо щи без томата…

– Что тише, Тимофевна! Они меня сегодня три раза на задницу усадили! И надо же, блин, как назло, – телевидение снимало!..

Её партнёры, Виктор Селиванов и Алексей Анфиногенов, стояли опустив головы и жилистые ручищи. Алексей, последний муж Котовой, в жизни был приветлив, но неразговорчив. Все слова за него обычно говорила «Тимофевна». Виктор, тот вообще в день говорил обычно два слова: «здравствуйте» и «до свидания». Если произносилось что-то ещё, сверх нормы, считалось – Виктор «разболтался»…

Сегодня же, пока Ольга «оценивала» их работу, Витя полушёпотом выдал партнёру недельную норму слов:

– Не, Лёх, ну чё мы в самом деле: бабу – и на жопу!

Ольга всхлипывала от бессилия, может даже хотела заплакать, но в гневе как-то не получалось:

– Блин! Зрители ржут! А я, вместо комплимента, то и дело задницу отряхиваю!..

– Оля! Что ты волнуешься, как целка в первую брачную ночь! Ну, напала на тебя «падучая»! Зато покажут по телевизору, в программе «Здоровье», – «успокоила» гимнастку опытная артистка, которая повидала на своём веку и не такое. – Тебе ещё прыгать и прыгать! Своим тощим тухесом ты причешешь манеж ещё не один раз!..