Павел Буланже - Краснокожие

• Название: Краснокожие
• Автор: Павел Буланже
• Издательство: Паблик на ЛитРесеd7995d76-b9e8-11e1-94f4-ec5b03fadd67
• Жанр: Очерки

В помещенном ниже очерке описана, на основании точных, не вымышленных рассказов, жизнь индейцев одного северо-западного племени в Соединенных Штатах – жизнь, которою в недавнем еще прошлом жили все индейцы.

---

Когда Летящий Лис вернулся с луком и стрелами, оба мальчика, спеша утолить голод, стали собирать ягоды и так увлеклись этим, что забыли про охоту, пока не услыхали голоса матери, звавшего их к вигваму.

Во время их отсутствия сестра их, пятнадцатилетняя девушка – Белое Облако, принесла в глиняном кувшине воды и принялась помогать матери готовить завтрак. Она отправилась в кладовую достать кукурузы.

Кладовая семьи была устроена на большом соседнем дереве. Сучья его были переплетены ивовыми ветвями, и там стояли корзины с кукурузой и пшеницей. В хорошее время, когда охота бывала удачна, тут же вешались медвежьи окорока и сушеное оленье мясо. Теперь в кладовой почти ничего не оставалось. Каждый раз, когда брали из нее скудные запасы; дети тщательно заделывали вход в кладовую, чтобы белки не пользовались тем, что там было.

А с белками шла постоянная борьба: маленькие зверьки зорко следили за кладовыми индейцев и не упускали случая поживиться, если они были плохо заделаны. В особенности несносны были белки тогда, когда у них самих истощались запасы. Но и индейцы не оставались в долгу перед ними.

Заячий След с Летящим Лисом отправляются за хворостом.

В трудные времена они решались на то же, что делали и белки: шли в лес и разыскивали кладовые белок. На-днях еще Летящий Лис сыскал в лесу такую кладовую белки, в ней было уж мало запасов, но все-таки он с торжеством принес домой целую охапку отборной кукурузы и орехов.

Белое Облако, принеся кукурузу, высыпала ее на камень и стала размалывать ее другим сглаженным камнем. Когда зерна были размолоты, мать прибавила жолудей и всыпала все это в глиняный горшок, в котором закипала уже вода. Чтобы жолуди не очень горчили, мать намочила их еще с вечера. А без жолудей нельзя было: очень уж мало оставалось кукурузы.

Солнце высоко поднялось на небе, туман совсем рассеялся. Взошедшее солнце ярко играло и сверкало в каплях росы.

Когда семья уселась за завтрак, из-за кустов появился и отец семьи – Вор-ра-пи; за плечом у него висел убитый им заяц. Дети оживились, глаза у них заблестели, но никто не выдал своей радости, что наконец-то они сытно поедят. Индейцы привыкают таить в себе и радость и горе, привыкают с пеленок не высказывать своих чувств. Только девочки иногда выдадут то, что они чувствуют, но на то они и девочки, – рассуждают мужчины. Девочки слабее мужчин, мужчина их оберегает, заботится. Мужчина должен привыкать терпеть все, бороться с трудностями и лишениями, выносить терпеливо страдание и горе. Когда явится радость, индеец знает, что радость не долговечна. К радости надо относиться так же равнодушно, как и к горю.

Индейское селение из нескольких вигвамов.

И в этом скромном вигваме и во всех других люди привыкли к тому, чтобы жизнь их текла ровно, гладко, не вызывая ни того отчаяния, ни той бурной радости, которые бывают у белых людей.

Понемногу с самого детства индейцы приучают себя к тому, что голод – такое же явление, как дождь или мороз. После дождя можно высушиться, а когда защиплет мороз и станет холодно, надо быстрее пробежаться и согреться. Так точно, когда голодно, надо потуже затянуть пояс и терпеливо ожидать лучших дней, а пока промышлять тем, что есть под руками.

Молча сидела вся семья за завтраком, черпая из общего горшка теплую кашицу деревянными ложками. Ложки эти были сделаны ими самими и сделаны были очень грубо: в куске дерева было выдолблено маленькое углубление, чтобы зачерпнуть из горшка жижу. Если же случалось есть мясо, то кусочки его брались прямо руками или тонкой палочкой.

Вор-ра-пи изредка взглядывал проницательным, острым взглядом на жену и детей. Это был серьезный, высокий, сильный мужчина, которого жившие в этом селении индейцы выбрали своим вождем. Много было у него хлопот, над многим надо было подумать. Весь его народ доверял его мудрости, верил тому, что он о нем позаботится, не даст его в обиду.

В прежние времена, когда земли было очень много, когда белых не было еще в Америке, когда по обширным бесконечным степям-прериям ходили бесчисленные стада быков-бизонов, дело вождя племени было еще сложнее. Надо было узнать, когда лучше всего племени переселиться в другие места вслед за бизонами, где больше всего изобиловала дичь, и народ не страдал бы от голода. Надо было обдумать, как делить добычу, чтобы никто не страдал от лишений, когда другие пользуются избытком, как защитить народ от нападений враждебных племен и т. д.

Теперь было проще, хотя тоже очень трудно.

Стада бизонов исчезли с тех пор, как явился сюда белый человек и застроил землю городами, селениями, железными дорогами. Стало трудно добывать дичь в лесах: и лоси, и лани, и медведи, – все двинулось дальше на запад, к Скалистым горам, в те пустынные неплодородные места, которые не нужны были пока еще белому человеку. Двигались за этими испуганными стадами диких зверей и индейцы, старые хозяева страны, но все же охота была теперь плоха. Земли становилось все меньше, передвигаться бывало все труднее и труднее, потому что повсюду были владения белых людей, которые не подпускали к себе индейцев, не любили их, презирали, не считали для себя дурным делом обидеть их, даже убить.

И у индейцев понемногу нарастала злоба и презрение к этим грубым и кровожадным белым.

Белый без нужды, когда он сыт, убивает животных и птиц, рубит леса, огромные деревья и строит такие дома, в которых могут жить сотни человек, а живет один.

Белый может обмануть. Он обманом взял у них землю и гонит их все дальше и дальше…

И трудно вождям народа сдержать в людях своего племени чувства презрения и ненависти к белым. А эти чувства всегда готовы вылиться в восстание, в стремление перебить всех белых, лишь бы освободиться от их ненавистного присутствия здесь, в их когда-то прекрасной и такой богатой стране, где было столько простора, столько лесов, столько дичи.

Знает все это Вор-ра-пи, но знает он также, что у них, индейцев, договор с белыми. По этому договору индейцам принадлежит только та земля, на которой они сейчас живут. Нельзя индейцам выходить за пределы ее, как бы трудно им ни было. Не могут теперь индейцы по этому договору драться с белыми, не могут враждовать и воевать с кем бы то ни было. Белые обязались заботиться о том, чтобы никто их, индейцев, не обижал. А если у них не хватит пищи и негде им достать себе пропитание, белые обязались давать индейцам кукурузу и пшеницу.

Знает это Вор-ра-пи и старается о том, чтобы народ его твердо исполнял данное им обещание. Нет для индейца большего позора, как нарушить свое слово. И хотя Вор-ра-пи видит, как белые часто обижают и обманывают индейцев, он объясняет себе это тем, что белые – еще дикие, недоступны им еще те понятия о чести и справедливости, которыми живут индейцы.

Да, трудно стало теперь передвигаться, подолгу остаются индейцы со своими вигвамами на одном и том же месте и стараются разводить около вигвамов кукурузу-мондамин, рис и пшеницу, дыни, табак, разводить так, как учили их тому их предки.

Семья покончила с завтраком. Мать с дочерью отправились к мондамину – посмотреть, как он растет, посмотреть, не проросли ли среди него сорные травы. Пошли полить мондамин водой из озера, напитать его жаждущие корешки, как учил их этому их мудрый вождь Вунавмон, о котором столько рассказов сохранилось в народе.

Мальчики тоже ушли. Летящий Лис захватил рыболовные снасти и пошел на озеро, к стоящей там пиро́ге, а Заячий След опять нырнул в лес на охоту.

Один Вор-ра-пи молча и сосредоточенно сидел около тлевших углей очага и докуривал свою длинную трубку. Наконец и он поднялся, потянулся и направился к вигваму Великого Лекаря.

II. Предание о Мондамине

Вигвам, в котором жил старый, старый Ягу, стоял почти в чаще леса. Ягу не мог уже лихо мчаться на коне, не мог бродить по лесам и озерам за дичью, притупились его глаза, ослабели его когда-то ловкие, быстрые ноги. Сидит Ягу все дни у себя в вигваме, а в теплые дни выйдет под тень и плетет корзины, делает стрелы, – искусник большой был Ягу. Но искуснее всего он был на рассказы. Никто не знал столько преданий, передававшихся индейцами от поколения к поколению, как старый Ягу. Он был живой книгой. И потому около Ягу всегда бывал народ, всегда старались послушать его.

И когда на небе заблестят яркие звезды, когда лес застынет в немой тишине и уснет гладкое зеркальное озеро, – около Ягу непременно собираются старые и молодые индейцы. Сойдутся, усядутся на земле, закурят трубки и сосредоточенно слушают его бесконечные рассказы.

Вот что рассказывал Ягу о благодетеле индейцев Мондамине:

Это было давно, так давно, что самые старые старики еще не рождались на свет. Жил тогда в народе храбрый и мудрый Вунавмон.