Алла Лазарева - Пределы и точки невозврата

• Название: Пределы и точки невозврата
• Автор: Алла Лазарева
• Жанр: Русское современное

Сборник «Пределы и точки невозврата» представляет собой чистую эклектику, через которую можно расслышать гул мироздания, отчетливо понять звук нашего времени. Герои между собой никак не связаны, можно даже сказать, что эта книга – просто слепой набор сцен из жизни разных людей: герои то появляются, то исчезают, сменяясь новыми, и внешнюю связь между ними найти почти нереально. Но эта разобщенность и разорванность бытия на фрагменты жизни разных людей, доведенные почти до ПРЕДЕЛА, дает на своем пике абсолютную целостность. Да, люди, герои, события формально никак не связаны между собой, потому что они больше, чем связаны – они едины в пространстве своих «пределов и точек невозврата», протекающих во внутренней жизни каждого человека.

---

Было зябко, руки мерзли, по дороге проезжали автомобили, и Олег даже не пытался увернуться от брызг из-под колес. Он шел по дороге, уже не чувствуя тяжести сумки, которую нес в руке, потому что эта тяжесть меркла по сравнению с тяжестью обрушившегося на него понимания, что он ходит по кругу и никак не может его разорвать. Он думал о том, что скоро опять вернется в Москву, и снова среда затянет его, в этой столичной круговерти он снова забудет ее, и тогда зачем, для чего была эта встреча?

Все как сильно изменилось с тех пор, когда был он подростком: его одноклассники выросли, выучились, родили детей, отрастили щетины, сделали карьеры, некоторые уже развелись и на висках поседели, а некоторых уже нет в живых. Да, все изменилось с тех пор, но при этом как будто бы ничего не изменилось. Он остановился на остановке, растерянно вглядываясь в промозглую декабрьскую пустоту, наполненную маленькими искрящимися снежинками. Снежинки тихо как будто бы нехотя опускались на землю и таяли, коснувшись земли, а те, которые были близко к проезжей части, смешивались с грязью, которую давили отъезжающие автомобили.

«А вообще была ли она, эта женщина? – вдруг подумал он. – Или мне опять все показалось?».

ВОРОВАННАЯ ЖИЗНЬ

– А мерчендайзера вашего кастрировать надо! – сказала громко Элеонора Васильевна, подойдя к кассе продуктового магазина. Она отвела глаза и подумала, правильно ли она произнесла это слово и не будут ли из-за этого смеяться на ней. Над ней не смеялись, скорее, недоумевали, зачем эта женщина в возрасте пришла выяснять отношенья к кассиру. Тем более, что одета Элеонора Васильевна была странно: на голове у нее была шелковая цветная косынка, тонкие губы густо накрашены ярко-красной помадой, особо выделялись на ее бледном лице зеленые тени, и довершали ее образ казавшаяся необъятною шуба и сапоги на высоких каблуках, на которых ей трудно было ходить. Все вместе это выглядело феерически и вызывало неловкую улыбку у окружающих, которую хотелось показать, как только она уйдет. Но Элеонора Васильевна не торопилась. Не для того она надела все лучшее сразу. Она думала, догадываются ли они, смотря на нее, что видят перед собой самого настоящего вора, а на воровство Элеонора Васильевна решилась осознанно.

Она выносила этот план, она его продумала до мелочей, родила, как рожают ребенка. Это был сознательный акт, на который ее толкнула нужда, но нет, не нужда в материальном смысле, а нужда в плане духовном. Для нее, оставшейся без мужа, который умер, и сына который женился и уехал подальше, больше нечем было порадовать себя, изменить свою жизнь к лучшему, внести в нее хоть капельку жизни. Воровство для нее было чем-то вроде акта свободы, безумия, желания показать себя и вырваться из тисков старости, когда уже ничего не происходит, и когда память постоянно поставляет ее, как медленную пытку воспоминания, унижающие ее достоинство. Она часто вспоминала, как на рынке ей однажды сказали: «Женщина отойдите, это дорого стоит, вы все ровно не будете брать». Это было больно, и это боль требовала выхода в самых причудливых формах. Вот она и решила украсть колбасу, дорогу, сухую, целую палку, в самом дорогом супермаркете, который могла найти недалеко от дома. Она хотела не просто украсть, а украсть мощно, с вызовом, и эта косметика на ее лице, а в обычной жизни Элеонора Васильевна почти не красилась, сияла на ней почти как боевая раскраска. Она вышла на воровство как бой со своею судьбой, которую не могла принять, а глаза продавцов и зевак сейчас смотрели на нее, похихикивая над ее внешней неадекватностью, и ничего не понимали.

Это идея о воровстве пришла к ней уже давно, где-то полгода назад, но уже после того, как умер муж, и ее проводили на пенсию. Она ходила по магазинам, приценялась, выбирала магазин, изучала товары, а главное, продумывала план, как украсть незаметно. Выбор пал на колбасу, такую Элеонора Васильевна раньше никогда не покупала, колбаса стоила дорога, тем более в таком дорогом магазине, как этот. Чтобы пронести ее незаметно, нужно было виртуозно оторвать наклейку со штрих-кодом и незаметно положить колбасу в сумку. Элеонора Васильевна тренировалась на дешевой колбасе, приносила ее домой и снимала с нее этикетку при помощи подручных средств. Руки у Элеоноры Васильевны были золотые, она была знатная рукодельница, все время что-то шила, перешивала, вязала и крючком и спицами, и теперь эти навыки ей пригодились.

Она хотела этого преступления всей душой, жаждала его, оно ей было необходимо, как свежий воздух в затхлых стенах ее невыносимой жизни. Ей давно уже надоело жить по правилам и заповедям, которые она раньше всегда соблюдала, надоело переходить дорогу исключительно на зеленый свет, и теперь на старости лет она решила рвануть на красный. А что ей было терять, если у нее больше, как она считала, ничего не осталось. Она даже была не против, если ее «заметут», поймают с поличным, перед ее глазами то и дело вставала картинка, как она сидит за решеткой вместе с «ночными бабочками», и ее допрашивают. Такие картинки она видела в кинофильмах. Она всегда знала, что если воруешь миллионы и миллиарды, то тебе ничего не будет, а если кусок хлеба или колбасу, то все может быть, и решетка тоже. Только за всю свою жизнь ни скрепки с работы не утащила, а тут позарилась на целую колбасу. Но просто взять и вынести ее – этого было мало, нужно было еще устроить скандал на пустом месте, пойти, так сказать, ва-банк. Шумный вор всегда менее подозрителен, наглость рулит. Наглость часто принимают за правоту, а тихость за слабость. Элеонора Васильевна наглой никогда не была, а тут решила постараться.

Своим поступком она как будто хотела сказать, нет, даже не сказать, а прокричать: «А вы что ж думали, я такая?! Нет, а я совсем не такая!». А еще большее удовольствие ей доставляло представлять, как об этом поступке сообщат на ее былую работу, где она проработала тридцать лет главным бухгалтером, и там все ахнут. Когда ее провожали на пенсию, то сослуживцы ей, пытаясь устроить праздник, сделали ей юмористическую сценку, где она была в образе серой мышке, и никто никогда не слышал ее голос. Эта сцена засела, как кол, в ее памяти. Обидная сценка, ведь серой мышью она себя никогда не считала. В молодости, юности, детстве, еще до того, как вышла замуж, она пела и танцевала, ей хотелось носить дорогую одежду, быть совсем не такой, какой ее сделала жизнь, но все время не хватало денежных средств. Порою не было денег даже на самое необходимое, всю жизнь она жила от зарплаты до зарплаты, муж в последние годы сильно болел, а если выдавалась лишние деньги, то она покупала что-то мужу или ребенку. А теперь ни того, ни другого в ее жизни не было, один умер, другой женился и носа не кажет, все у него дела, дела…

«А зачем, какого черта все время по заповедям? – подумала она, и на ум пришла первая из них: не укради». С нее-то Элеонора Васильевна решила и начать. Если получится. Может быть, ничего бы этого не случилось, если бы ей разрешили поработать еще, но на ее место уже метили молодые. И ее с работы «ушли» под радостные поздравления и восклицания, а также пожелания крепкого здоровья и долгих лет жизни, мол, она поработала и должна теперь отдохнуть. А как отдохнуть Элеонора Васильевна не понимала, она не знала, как ей отдыхать и за всю жизнь так и не научилась. И как можно отдохнуть, если в доме одиночество смотрит на нее со всех сторон? В одиночестве постоянно осаждали больные воспоминания, она вспоминала, как сделала аборт, но не потому, что не хотела ребенка, а потому что не на что было кормить и растить. Настоял муж, хоть она очень хотела родить девочку, ей казалось, что дочка ее поймет, по-женски, по-человечески. Но это все было в прошлом. А теперь она думала: «Сворую колбасу, принесу домой и буду жрать. Жрать всем смертям назло!».

Врач-кардиолог, у которого она наблюдалась, после смерти мужа сказал ей, что она должна заниматься чем-то, что-то делать руками, чтобы не сойти с ума. Элеонора Васильевна засела за вышивку, вязание, аппликации. Это не помогало, даже наоборот – раздражало, потому что было уже никому не нужно, и в один момент она сказала: «Все, хватит». А в ее понимании слово хватит, означало, что правда хватит. Просто хватит.

* * *

– Администратора мне! Что это такое, ничего не могу найти, все переставили! А у меня что, время что ли есть ходить тут, искать! Почему такое неуважение к людям?! – произнесла она фразу, которую слышала от оного покупателя и мысленно заулыбалась, даже восхитилось своей смелостью. «Вот бы видели они меня сейчас, – подумала она о своих бывших коллегах». Раньше же она ничего не могла никому сказать, даже если на ногу сильно наступят, толкнут или денег не додадут. Как-то было неловко, а теперь в ее сумке сияла краденая колбаса, целая палка, и ей было ловко, и страха не было, точнее он был, но на своем пике перерождался в высшую форму эйфории и ликования над собой и толпой.