Алексей Дьяченко - Люблю

• Название: Люблю
• Автор: Алексей Дьяченко
• Жанр: Русское современное

Роман «Люблю» – прежде всего психологическая книга. Образец классической литературы, сочетающий в себе глубину чувств, сокровенность с истинно русским размахом. Герои книги – молодые люди. У каждого своя история, полная нежности и драматизма, добавляющая красок и остроты, но не выбивающаяся из канвы повествования. Первые опыты общения с противоположным полом, соблазны, страсти и, как следствие, страдания. Душевные борения, преодоление страстей и подведение итогов.

---

Окружённые глухими заборами, с садами и огородами, стояли и радовали глаз бревенчатые дома. Из-за заборов лаяли собаки, а по улицам мирно бродили козы. Людей козы не боялись и в жаркие летние дни бесстрашно подходили к колонке, утолить жажду. Пили из не просыхающей лужи.

Дом, в который направлялись Степан и Фёдор, был на Козловке самый красивый. Неимоверных размеров, построенный в форме сказочного терема, он поднимался на три высоких этажа, был крыт медью и ни собак, ни коз возле себя не терпел. В детстве, шагая через Козловку к ближайшему кинотеатру, Фёдор всегда засматривался на этот терем. Но, сколько ни старался, никогда не замечал в нём хоть каких-нибудь признаков жизни. Окна, выходящие на дорогу, всегда были зашторены и не единой души вокруг. Мог ли он тогда предположить, что будет когда-то приглашён в этот таинственный дом самим хозяином? Нет. Даже мысли такой не могло зародиться.

Однако войти через парадное крыльцо не удалось Фёдору и на этот раз. Не доходя до терема, Степан сказал: «сюда» и друзья свернули на улицу, проходившую параллельно той, на которой стоял дом-красавец. Подняв голову и увидев в синем небе воздушного змея с длинным, красным хвостом, Фёдор подумал: «Неужели ошибся? Нет, не мог. Второго дома в три этажа на Козловке нет».

– Мы с чёрного хода, – сказал Степан, как бы отвечая на его мысли.

Он смело подошёл к крепкому, глухому, двухметровому забору с табличкой: «Осторожно, злая собака» и повернув ручку самодельного замка, открыл калитку. Молча вошли. Шли мимо пустой собачьей конуры, мимо одноэтажного бревенчатого дома, не подававшего признаков жизни, обходили фруктовые деревья и по тропинке, очень скоро, подошли к терему с тыльной стороны, которая так же, как и фасадная, была безлюдна и тиха. Но, когда друзья, выйдя из сада, оказались на усыпанной гравием площадке, у самого дома, то прямо как из-под земли, перед ними появился молодой поджарый мужчина лет тридцати пяти, одетый в дорогой спортивный костюм и спортивную обувь. У него были светлые глаза, казавшиеся тёмными и три неестественно белые, будто седые, ресницы, заметно выделявшиеся среди других и при первом же взгляде на лицо, привлекавшие к себе внимание.

Взгляд он имел холодный и голодный, как у дикого зверя. Голова поворачивалась только вместе с туловищем, шея не работала. Был похож на волка, которого Фёдор видел в зоопарке. Мужчина имел самый недружелюбный вид, но узнав Степана, как-то сразу подобрел и, поздоровавшись крепким, коротким рукопожатием, ничего не сказав, достал из курточки сигарету с зажигалкой и закурил.

– Пойдём, чего ты? – Сказал Степан остановившемуся в нерешительности Фёдору и, открыв дверь, почти втолкнул его в тёмный длинный коридор, с другой стороны заканчивавшийся дверью выходившей на парадное крыльцо.

В стенах коридора были две двери, одна крест-накрест забитая досками, другая с обычным звонком. По-хозяйски уверенно Степан позвонил, сделав один длинный и один короткий звонок.

– Здоровеньки булы, Марко, – сказал он, шутя человеку открывшему дверь. – Мы к Корнею Кондратьичу. Он знает, я звонил.

– Здравствуйте. Рады видеть, – не заставляя себя долго ждать, ответил Марко и, впустив гостей в прихожую, закрыл за ними дверь.

Одет он был в домашний, стёганый халат. Из-за чего Фёдор, в первое мгновение, принял его за хозяина, но как только Степан назвал его Марком, то это представление сразу же исчезло.

Это был полноватый мужчина возраста, который определяется как далеко за сорок. Загорелое и обветренное лицо имело приятный цвет. Имел значительную лысину на лбу и темени, и не большие островки жиденьких черных волос, на шее и над ушами. Был шрам, проходивший через глаз, по лбу и щеке, и глаз там был стеклянный. Стеклянный глаз был светло-серым, а собственный темно-карий. Нижняя губа выступала вперёд, придавая лицу выражение пренебрежения ко всему и вся. Подбородок был круглый, маленький, его почти что не было.

Заискивая, вставая на цыпочки и подтягиваясь к самому уху Степана, Марко стал что-то нашёптывать. Понять, что шепчет, было нельзя и, сделав несколько безуспешных попыток, Фёдор стал смиренно ждать, чем всё это закончится. Сказав: «договорились», Степан взял Фёдора за предплечье и повёл за собой.

Удовиченко пришёл к дяде не с пустыми руками. Принёс чемодан с вещами, собранными для отпуска, потому как двое суток остававшиеся до двадцатого, намеревался прожить в тереме. Чемодан Степан спрятал в прихожей.

Обитая шёлком и бархатом прихожая напоминала огромную шкатулку. Зеркало, висевшее на стене, это ощущение только усиливало.

– На публичный дом похоже, как я его себе представляю, – сказал Фёдор, спускаясь куда-то вниз по лестнице, когда Марко слышать его уже не мог.

– Что-то вроде того и есть, – ответил Степан, шагая впереди.

Спустившись, друзья оказались в настоящем ресторане, с эстрадой, освещённой разноцветными огнями, столами, квадратными по форме, покрытыми белыми скатертями, с небольшими светильничками, стоящими по центру, излучавшими розовый свет, а главное – с характерными для таких заведений запахами и посетителями.

– Красиво, – дал оценку Фёдор, от души удивляясь увиденному. – Это что, подпольный?

– Подвальный. Для личного пользования, – с гордостью ответил Степан и, указав на свободный столик, у самой эстрады, с табличкой «Просьба не занимать», сказал. – Садись. И на пол посмотри, ты такого ещё не видел.

Пол был синего цвета, прозрачный, светящийся, весь усеянный пузырьками различного размера. Можно было представить, что терем стоит на огромной, полированной льдине, привезённой с северного полюса.

Централизованного освещения в ресторане не было, был специальный свет, направленный на эстраду, свет от светильников, стоящих на столах и свет, скользивший по стенам, где за толстыми стёклами в изумрудной воде беззвучно бурлил и поднимался воздух.

Поражал запах в ресторане. Угадывались спиртные пары, ароматный, почти полностью поглощаемый вентиляцией, табачный дым, и сладкие, тонкие, пикантные запахи кухни. С эстрады, притопывая своим разудалым песням, пели яркие, нарядные цыгане. Да, это был настоящий ресторан и притом шикарнейший.

– Думаешь, кто здесь хозяин? – Спросил Степан, необыкновенно вдруг повеселевший. – Я хозяин. То есть, пока конечно, не я. Но дядька, стоя передо мной на коленях говорил, что в неоплатном долгу передо мной, за мать. Так что все эти у меня вот здесь, – Степан обвёл глазами присутствующих, сжал кулак и показал его Фёдору. Фёдор вспомнил, что именно так, по любому поводу, любил сжимать и показывать кулак отец Степана, Филипп Тарасович.

– Теперь смело можешь с работы уходить, – сказал Фёдор, желая сменить тему, так как знал за другом некрасивую привычку похвалить себя.

– Зачем? А-а, ты про магнитофон. Всё уладилось. В мой выходной, пока был на похоронах, в магазине, оказывается, была проверка из торга, у директрисы.

– Пистемеи Витольдовны?

– Во-во. У этой самой Пистемеи сапоги нашли. «Что ж ты не довольствуешься малым». – Это она мне говорила, когда я прощения просил. И у заведующего нашли. Вот уж кто обнаглел, так это он. Ирка рассказывала, как он бегал весь красный. Сам из кафе им кофеи на подносе носил. Они всё у него описали, акт составили, но всё же сумел, откупился. Отдал им и свою ручку с золотым пером. Это он мне потом сам рассказывал. Мишка, утром, деньги совал, я не взял.

– Помню.

– Думал, заведующий, загнал магнитофон за моей спиной.

– Ты мне это вчера говорил.

– Вот. А после обеда, только ты ушёл, пришёл заведующий, с утра его не было. Мишка ему объяснил, что я деньги не взял. Вызывает к себе. «Понимаешь, такая суровая проверка была, проверяющему твой магнитофон понравился. Я и сам, кроме всего прочего пострадал, пришлось ручку подарить». И деньги мне эти даёт. Ну, тут я ладно, когда так.

Подошёл официант и Степан, мгновенно переключившись, стал делать заказ:

– Украинский борщ, свинину на рёбрышках и овощей.

Записав всё в книжечку, спросив о здоровье и получив утвердительный ответ, официант ушёл.

– А тебя действительно здесь знают, – сказал Фёдор, ожидавший того, что их погонят из-за стола. – И сколько будет стоить украинский с сотоварищами?

– Нисколько, – ответил Степан. – Я же говорил, это не для прохожих. Ресторан для своих, для гостей. Видишь сколько, всех кормить надо.

Посмотрев по сторонам и увидев, что за каждым столиком сидели люди, Фёдор согласился. Гостей действительно было много.

– Хлеба не заказал, – напомнил Фёдор, глядя по сторонам.

– Может, по пятьдесят, для аппетиту? – Пропуская замечание о хлебе, предложил Степан.

– Ты же говорил, что нужно будет с Черногузом пить? – Напомнил Фёдор. – Споить хочешь?

– С дядькой чисто символически. Слегка пригубишь, а захочешь, можешь отказаться. А от пятидесяти грамм, под хорошую закуску, ничего не сделается. Поменьше, Макейчик, волнуйся. Чувствуй себя, как дома. Можешь даже побезобразничать.