Геннадий Мурзин - Без вести пропавший

• Название: Без вести пропавший
• Автор: Геннадий Мурзин
• Жанр: Русское современное

В основу детективного романа «Без вести пропавший» положен судебный очерк, опубликованный несколько лет назад в периодической печати Среднего Урала. Описываемые события происходили в Нижнем Тагиле, крупном индустриальном городе; в романе описывается не только жуткая и почти невероятная криминальная история, но и автор уделил немало внимания социально- психологическим аспектам, постарался показать на фоне гадости и подлости честность и порядочность тех, кто каждый день противостоят злу.

---

– Как же! Каждый день по телевизору говорят.

– Ты бы пореже у телевизора сидела, и тамошний трёп поменьше слушала, побольше бы заглядывала в книги, в классику… А, ну! – отец сердито трясет рюкзачок перед глазами девочки.

Дочь, крайне нехотя, встает, берет рюкзачок и относит в прихожую. Оттуда доносится звук шлепнувшейся сумки.

– Подними и положи аккуратно на стул! – возвышает голос отец и недовольно добавляет. – И что только из нее вырастет.

Девочка стоит в проеме двери и слышит последние слова, явно же ей адресованные.

– Не волнуйся, папуль: все будет «о кэй». Вот увидишь: вырасту – организую классную рок-группу. Я даже название придумала – «Соловушка». Как?

– И ты, конечно, солировать собираешься? – в глазах отца появляются смешинки.

– Естественно!

На своем месте, у электроплиты, что-то помешивая в кастрюле, хмыкает бабушка и недоверчиво произносит:

– Ну-ну…

– А, что, бабуль, слабо?!

– Поживем – поглядим.

Девочка обиженно надувает свои пухленькие губки, отворачивается к стене и бурчит:

– Ну, бабуль, ты неисправима.

Мать ставит на стол тарелки с борщом и укоризненно говорит:

– Так нельзя, девочка, с бабушкой: не ровня.

Светланка начинает кукситься, пытаясь «выдавить» слезу. Но слеза, ну, никак не хочет появляться на глазах.

– А что она?! – восклицает девочка и начинает притворно хныкать. – Не любит меня бабуля. Сережка для нее – это да, а я… будто чужая ей.

Бабушка молчит: она-то знает хорошо эти Светланкины «штучки». Мать же ласково гладит ее по волосам и успокаивает:

– Зря ты, доченька. Бабушка тебя тоже любит. Бабушка всех нас любит.

– Да-а-а… А Сережку – больше всех.

Иван Андреевич, оторвавшись от тарелки с борщом, поднимает глаза на жену.

– А кстати: где он? Почему не за столом? Все еще дрыхнет?! Ну, я ему, – отец поднимается с места.

Его останавливает жена.

– Ешь, Ваня. Я сама схожу.

Муж, собственно, даже рад, что эту неприятную миссию исполнит жена. Он садится.

Теща недовольно крутит головой и заступается.

– Оставьте парня в покое, – говорит она. – Пущай малый лишние пять минут понежится в постели.

– Портишь, мам, внука.

– А что я говорила?! – успевает вставить Светланка и язвительно добавляет. – Сережка – Ясно Солнышко.

Бабушка обиженно надувается и отставляет в сторону тарелку.

– Ну, да! Ну, конечно! Вы знаете, как надо с детьми, а я нет… Конечно… Откуда мне знать-то? Своих-то ведь не было никогда… Вона, какая дылда, – она тычет сухоньким кулачком в спину своей дочери, – а ведь без отца вырастила… И, вроде как, ничего девка… При образовании и при деле… Не то, что у других… Вы знаете, как воспитывать, а я – нет.

Нина Викторовна выходит, чтобы поднять сына, который действительно любит больше других по утрам нежиться в постели.

Светланка хихикает. Она хихикает оттого, что ей больно уж пришлись по душе бабушкины слова «дылда» и «девка».

Отец смотрит на дочь.

– Ты почему не ешь борщ?

Девочка состроила недовольное лицо.

– Не хочу, пап. Я же девочка.

– Ну и что? Девочки не едят, что ли? Ешь, давай, и помалкивай.

– Мне нельзя.

– Это еще почему?

– Я – на диете

– Ты?! На диете?!

– Ну, конечно, пап. Не хочу я выглядеть толстушкой. Толстушек мальчишки не любят.

Отец округлил глаза. Он знает, что девочка растет не по годам, но чтобы в десять лет и о мальчишках думать?!

– Глупости! – сердится отец. – Об этом думать будешь потом.

– О чем, папуль?

– Ну… это… о мальчишках… еще рано…

– Когда, папуль, в самый раз? Когда состарюсь? Когда как бабушка стану?

Отец недовольно крутит головой.

– Пока что старость тебе не грозит.

– Пока – да. Но годы пролетят…

Иван Андреевич сердито прерывает:

– Ладно, девочка, замнем для ясности, – он поворачивается к теще. – Вера Осиповна, что нынче за дети?

Теща поджимает сухонькие губы.

– Это все телевизоры… Насмотрятся и несут невесть что, – и тут же укорила. – Позволяете много.

– А вы, мамаша, не позволяли?

– Я?! – всплёскивает руками старушка. – Я, зятек, строго так… Чуть-чуть – укорот сразу.

– То и видно, – выразил сомнение зять. – Внуков кто балует?

– Ну… это… Внуки – не в счет. Внуки – не дети. Внуки – больше, чем дети. Будут свои внуки – поймешь.

– У папы внуки? – спрашивает Светлана. – Откуда!?

– А ты, красавица, не встревай, когда взрослые разговаривают, – осадила девочку бабушка.

На кухне появилась Нина Викторовна с сыном. Тот только что умылся, и на веснушчатом носу светились водяные капельки, и топорщился влажный хохолок на лбу.

– Доброе утро, папочка, – мальчик прижался к отцу. – Здравствуй, моя любимая бабуленька, – он обнял Веру Осиповну за шею. – Привет, старуха! – он легонько ткнул в спину сестренку.

Светланка зарделась, испытывая особое удовольствие от тычка.

– Привет, соня-засоня! – она тоже толкнула брата в спину.

Сергей упал на свободный табурет, уставился в тарелку.

– Ну, вот! Опять борщ…

– А вы, сударь, чего изволите? – язвительно поинтересовался отец и добавил. – Ешь молча. Не миллионеры, чтобы всякие разносолы. Слава Богу, это есть. Да и борщ-то с тушенкой, свежими овощами – вкусный очень. Готовила-то бабушка…

– Бабуль, ты? – та кивнула. – Тогда – совсем другое дело, – он отчаянно стал хлебать.

Мать ревниво посмотрела на сына.

– Я, что, плохо готовлю?

– Мам, нет! Ты меня не так поняла.

– Да уж… Поняла тебя, как надо.

И вот дети в прихожей. Они одеваются, чтобы пойти в школу. Из кухни доносится голос матери:

– Про шарфики не забудьте. Погода-то, вон какая: не зима – не осень.

Отец пьет чай. Мать, собрав грязную посуду, принялась за мытье. Бабушка встала, проковыляла в прихожую, сунула незаметно в карман куртки внука два червонца. Он знает, что это такое: бабуля вчера получила пенсию и теперь, вот, делится ею с ним. Как она выражается, «отстегивает положенную социальную помощь подрастающему поколению».

Бабушкин маневр не остается незамеченным со стороны внучки.

– Ну, опять! – громко восклицает она. – А я, рыжая?

– Тс-с-с, – шепчет бабушка. – Ты пока еще мала. Да и у Сережки есть подружка, у тебя же…

– Ну, ладно. Ну, хорошо, – также шепотом говорит девочка. – завтра же заведу дружка.

– Что ты, говоришь? Он мальчик, ты девочка.

– Какая разница?

– Ну, как же! – шепчет бабушка. – Девочку кто приглашает в кино? Мальчик! Кто билет должен на нее купить? Мальчик! Так принято. Поэтому у мальчиков и возникают дополнительные расходы.

В прихожей наступает тишина. Хлопает входная дверь. Родители слышат, как с шумом их дети сбегают по лестнице вниз.

Бабушка возвращается на кухню, наливает чай и тоже начинает пить горячий напиток, прикусывая конфеткой – это ее давняя-предавняя привычка.

Нина Викторовна выражает недовольство.

– Зачем, ты это делаешь мама? Деньги ему ни к чему. Сколько раз говорила, а ты все свое.

– Я? Что? Я ничего… Какие деньги, дочка? Никаких денег. Тебе показалось.

– Не морочь мне, мам, голову.

– Ладно, дала десятку, – вынуждена признать Вера Осиповна. – Парню нужны карманные… Большой уже… Не ругайся, дочка… Я же чуть-чуть… Не могу ничего поделать: люблю я парнишку, очень люблю.

– За что?

– Ни за что… просто так… За что-то не любят… За что-то уважают.

– Балуешь парня. Не на пользу это.

– Скажешь тоже: я и балую?!

Иван Андреевич не стал вмешиваться в разговор тещи с дочерью. Он не то, чтобы одобряет баловство. Нет. Но он также хорошо понимает: теща это делает не со зла. Кроме того, вряд ли зятю стоит вмешиваться в небольшую перепалку матери и дочери. Себе дороже. Вмешаешься и, в конце концов, сам же и окажешься между двух огней. У него отличные взаимоотношения с тещей. И проблемы ему не нужны.

Глава 2. Тревога

9 ОКТЯБРЯ. СУББОТА. 16.35.

Гудит на всю квартиру машина «Вятка». Нина Викторовна затеяла большую стирку.

Вера Осиповна, плотно прикрыв двери гостиной, чтобы машинный гул поменьше мешал, сидит на тахте, в руках мелькает крючок: она плетет кружева – это ее любимое занятие. Одновременно, смотрит телевизор, где показывают очередную серию фильма «Богатые и знаменитые». То и дело фыркает и комментирует вслух происходящее:

– Мафия… Да, ихняя мафия… Вот бы показали нашу мафию… Она покруче будет, – слово «покруче» бабушка переняла от внука. – Этот Лусиано… Забавный такой… Похоронил тайно… А кого – не знает: то ли свою бывшую жену, то ли совсем чужого человека… Ишь, Берта-то, какая… Ничего не боится… Ничего, допрыгает, укоротят.

Открывается дверь. Входит внучка.

– Уже? – спрашивает бабушка.

– Давно… Я еще с подружкой больше часа в подъезде болтала, – внучка присаживается на тахту, прислоняется к бабушке. – Опять эта… Наталья Орейра. Бабуль, она тебе нравится?