Валентин Колесов - Жизнь русского

• Название: Жизнь русского
• Автор: Валентин Колесов
• Жанр: Современные любовные романы

Русский снаряжал атомные бомбы: высокая зарплата, жилье, романтика Великой державы. Затем вместе с великим Бабакиным делал крылатые ракеты Челомея и стрелял ими с подводной лодки… Далее – создание компьютерных систем управления предприятиями. Любовь с первого взгляда, сын, дочь. Радости и печали, драмы и трагедии. После 1985 г. занимался приватизацией, банкротствами, финансами. Был свидетелем разрушения Великой России.

---

На основе текстов дневников, статей, письменных и устных воспоминаний этого человека написана история его жизни. Автор полагает, что жизнь такого героя своего времени любопытна и поучительна. Со всеми его достоинствами и недостатками.

Раздел 1. У нас была Великая Эпоха!

Глава 1. «Я рожден в Советском Союзе, сделан я в СССР…»

Воспитание. Человека воспитывают семья, школа, товарищи, общество, государство.

Ему повезло с происхождением – его материнская родословная восходит к известным именам графа Разумовского и барона Сиверса – первый продал второму его крестьянских предков.

Счастливое раннее детство – до школы. Ясли, детсад. Дружные дети, заботливые тети, пригорелые молочные каши. Летом в дедовой деревне стоял с кружкой около коровы и пил парное молоко. Был здоровенький и плотненький. Сладкая жизнь. Черная тарелка репродуктора убаюкивает:

Даст тебе силу, дорогу укажет
Сталин своею рукой,
Спи, мой воробушек,
Спи, мой сыночек,
Спи, мой звоночек родной.

Счастливое время, любимые мама и папа. Солнце, море (Финский залив), патефон: «Брызги шампанского» под гавайскую гитару. «Надо мною небо синий шелк, никогда не было так хорошо!».

Отец погиб на фронте, мать осталась с восьмилетним сыном. По меркам педагогики единственный ребенок у матери с памятью о достойном отце воспитывается хорошо. Учился на отлично, был тих и послушен.

Мать воспитывала личным примером: заботой о близких. Вместе с сестрами взяла на воспитание осиротевшего племянника. Ухаживала за парализованной сестрой. Помогала с жильем сестрам и племяннику, сыну – получить квартиру.

Следующий воспитатель – школа, одноклассники. О школе легче сказать, чего в ней не было. Не было совсем уж плохих учителей. Нормальные люди – учителя не увлекались воспитанием нового человека соцстроя. Не было горящих взоров и пламенных речей. Не было в школе злобы и жестокости (агрессивности). В мужской школе (раздельное обучение) не было пьянства и алкоголизма, кровавых драк и поножовщины, не было даже представления о наркомании.

Детский труд всегда осуждался как позорное явление. А он начал работать с семи лет. Вместе с другими детьми его посадили в комнату – класс, заставили высиживать там неподвижно четыре часа (затем пять-шесть часов) и заниматься однообразным и потому изнурительным трудом – выслушивать рассказы учителей и ответы учеников. Работа продолжалась после школы – по домашним заданиям. Последствия известны – нервы, искривление позвоночника, вялость и т. п. (Байка: мальчишка прибегает домой после первого урока, кричит: «Что ж вы не сказали мне, что эта бодяга на десять лет!»)

Валя был пай-мальчиком. Он хотел получать отличные отметки. Именно так: получать не знания, а пятерки. Знаний в него впихивают очень много, нужно ли столько? А пятерки позволяли считать себя не хуже других. Круглый отличник ежегодно получал похвальные грамоты. Помогали и хорошие способности, доставшиеся от родителей.

В пятом классе был забавный эксперимент на уроках арифметики. Решение арифметических задач без применения алгебры требует хорошей логической смекалки. Через несколько секунд после прочтения учительницей условий задачи мальчик Валя давал ответ. Сначала учительница восторгалась, а затем уже привычно понукала его. На самом деле никаких чудес сверх-таланта не было – пока читался текст, он уже соотносил задачу с предыдущими аналогами, делал подготовительные расчеты и за несколько секунд выполнял окончательное действие. Успех льстил его самолюбию. Однако держать себя в постоянном напряжении было тяжело, постепенно он стал задерживать ответ и сравнялся со всеми.

Во дворе не было плохой компании. Одноклассники встречались на дому – шахматы, на улице – разговоры, на спортивной площадке – волейбол, в соседней женской школе – художественная самодеятельность («Как закалялась сталь») и танцы, во Дворце пионеров (Аничков дворец) – игры и кружки.

Насколько сильным было влияние товарищей? Если просто перечислить, кем они стали, то напрашивается – да, сильно.

Близкие товарищи:

академик (действительный член РАН), директор биологического института им. Сеченова, ученый с мировым именем,

режиссер театра, артист,

научный сотрудник военной академии,

кандидат географических наук, ученый секретарь института озероведения РАН,

Далее:

доктор биологических наук (сын известной писательницы Пановой, ее соавтор по биографии Магомета),

кандидат экономических наук, руководитель отдела науки горкома партии,

кандидат педагогических наук, начальник отдела в НИИ,

кандидат геологических наук.

Почти все остальные получили высшее образование.

Наш герой здесь по табели о рангах – ниже середины: кандидат технических наук.

Такое обилие передовиков – случайность, не повторившаяся в других классах.

Так что можно сказать насчет влияния? Можно признать, что был некий интеллектуальный настрой, не выражаемый напрямую в беседах и спорах, разговоры были будничными, на сиюминутные темы. С близкими товарищами иногда обсуждались острые вопросы – с «академиком» о культе личности Сталина (при жизни вождя), о евреях. С географом – о книгах, кино, артистах. С педагогом – о репрессиях.

Школа закончена. Надо идти в вуз. Мама неоднократно говорила:

– Ты куда собираешься идти после школы? Я ведь не смогу держать тебя пять лет. Иди в военно-морское училище. Военные живут хорошо, лучше всех. Вон посмотри на друга тети Нины, на других офицеров: всё у них есть, полностью обеспечены.

Он призадумался. Учиться и подрабатывать? Не был готов – по незнанию жизни и малодушию. Подумал: если уж вуз – средство получить профессию, ремесло, то таким вузом может стать и военный.

В военной академии висел список тех, кому документы возвращены еще до экзаменов, – длинный список еврейских фамилий. Его это потрясло. То же самое и в гражданских вузах. Семь евреев его класса поступали с трудом, поменяли несколько вузов в поисках того, куда их принимали. Официально в стране действовал полный интернационализм. Никого нельзя открыто оскорбить по национальному признаку. Еврейские анекдоты ходили только между русскими. Возникал естественный вопрос: если нарушена одна нравственная норма, то как можно быть уверенным в соблюдении прочих?

Директор школы, которому он рассказал о еврейском списке, удовлетворенно кивнул: «Вот видишь – русская академия для русских».

При подаче документов, он, пожалуй, впервые проявил нагловатую практичность: в анкете на вопрос: «были ли осуждены родители» ответил нет. Органы безопасности оказались не на высоте: поскольку отец погиб на войне, не стали копать прошлое – сидел, не сидел, пропустили анкету без претензий. (До войны отец, снабженец автобазы, отсидел полтора года за продажу левого железа).

Колесов сделал свой выбор в самый последний момент. В 17 лет, в один день принял решение, определившее всю дальнейшую жизнь, – пошел учиться на военного инженера.

Впоследствии он неоднократно подвергал сомнению это свое решение – оценивал достигнутое, сравнивал себя с другими. Сегодня считает: решение было правильное.

Из трех возможных направлений – гуманитарного, естественнонаучного или технического – выбрал последнее. А ощущал себя чистым гуманитарием. По застенчивости и из самолюбия никогда и никому не говорил о своей мечте стать писателем. Вопрос о писательстве уходил на второй план. Быть сочинителем изящной словесности (беллетристики), услаждающей людей на досуге. «Глаголом жги сердца людей». Каким глаголом? Как жечь? Нет ответа.

За мечту стать писателем ему крепко досталось от Белинского. Мечта и так-то была довольно зыбкой, а после едких насмешек уважаемого учителя совсем ослабела. В «Обыкновенной истории» Гончарова восторженный юноша, решивший посвятить себя только самым высшим сферам, выбирает поэзию, писательство. Обвинительное заключение критика занимает несколько страниц, главное же вот в чем: все другие высшие сферы требуют большого подготовительного механистического труда, будь то наука, архитектура, живопись, музыка. Сочинительство кажется доступным с нуля. Там же у Белинского – о пустых фантазиях вместо знания жизни. Обидно, но справедливо.

Пять лет беззаботной и скучноватой учебы в академии.

Научился конспектировать, то есть записывать самое существенное, на ходу схватывать смысл новых понятий, каждой лекции и всего курса в целом. Поэтому на экзаменах без больших усилий восстанавливал ранее понятое и записанное, и сдавал на отлично, на «пять». Был такой случай на первом курсе. На экзамене по математике он ответил по билету на вопрос по интегралу, математик задал дополнительный вопрос по следующему интегралу, ответил без подготовки, потом еще и так ответил сходу по всем интегралам в тринадцати билетах. Через день на консультации для второй части курса математик отметил его ответ как выдающийся. Колесов был и удивлен и польщен.