Дарья Ратникова - Мэри. Не герой моего романа

• Название: Мэри. Не герой моего романа
• Автор: Дарья Ратникова
• Жанр: Остросюжетные любовные романы

Молодая аристократка Мэри Лодж отчаянно верит в любовь. Пусть она капризна и временами слишком избалованна – современное общество, викторианская Англия 19 века, накладывает свой отпечаток. Но когда по воле рока ей выпадают тяжёлые испытания, она с достоинством переносит их. И верит, верит в любовь до конца. Глаза в глаза. А любовь ей встретится и немалая, единственная, та, что на века. И нет никакой разницы, что он – бедный потомок обанкротившегося купца, а она – богатая леди. И не страшно, что за спиной будут шептаться. Пускай! Она – сильная, и она пойдёт своей дорогой!

---

– А что, вы считаете лучшим не следовать виду и жить, не соблюдая приличий?

– О нет! Я вовсе ничего такого не имела в виду! Просто я не люблю ложь и фальшь, мне противна неискренность в любом виде. А людям, живущим в таком супружестве, ежечасно придётся лгать друг другу, не отдавая даже в том себе отчёта.

– Так вы считаете, что брак возможен только по любви?

– Да, для меня ответ именно таков. И я считаю, что любая девушка, если она честна перед собственной совестью, должна ответить также.

– О да, должна! Но многие ли из тех, кто так смело сейчас отстаивает свою точку зрения, проходят искушения богатством? Вы ещё слишком юны, чтобы рассуждать об этом. – В голосе мистера Треверса прозвучала неприкрытая горечь, а выражение лица стало суровым и грустным.

Мэри заметила эту перемену, но не стала задумываться, чем она вызвана. Она ответила мистеру Треверсу, но ответ прозвучал тише. Пламя гнева, разгоревшееся в душе, внезапно угасло.

– Я так не думаю. Право рассуждать о чём-либо не зависит от физического возраста человека, только от того, насколько он знает Божий закон и собственную натуру.

– Всё равно, вы слишком молоды и ваше мнение может измениться.

– Я надеюсь, что оно не изменится, иначе я бы сама себя не уважала.

Сказав это, девушка гордо подняла голову, но поймав на себе странный, испытующий взгляд мистера Треверса, зарделась и опустила глаза. Она стояла так, стесняясь, не смея даже шевельнуться. Странная робость снова, как и в начале разговора, сковала её. Мистер Треверс внимательно, но молча изучал её. Она не успела спросить, какие он сделал выводы, когда их общение прервал полковник Фарджел. Он уже прощался, и Треверс спешно присоединился к другу, попрощавшись с Мэри. Ей показалось, что, уходя, он даже вздохнул с облегчением.

– Мы зайдём на следующей неделе, миссис Лодж!

– Я буду рада вас видеть снова. Да думаю, и Мэри с Джеймсом тоже.

– Я буду очень рад! – горячо поддержал эти слова Джеймс. – Не забудьте, полковник, вы можете охотиться в моих угодьях, сколько захотите. А вы, мистер Треверс, не любите ли охоту? – Джеймс повернулся к Треверсу, ожидая ответа.

– Боюсь, я разочарую вас, мистер Камминг – я мало смыслю в этом деле.

– Ну, в таком случае, всё равно, приходите вместе с вашим другом. Пока он будет охотиться, вас займёт миссис Камминг и моя сестра Маргарет. И, я думаю, вам не покажется тогда времяпрепровождение таким скучным, как сегодня.

– Я постараюсь прийти.

На этом джентльмены откланялись. Вслед за ними отправились по домам миссис Уинсли и миссис Кирк с дочерьми, живо обсуждая сегодняшние события.

Глава 2

Весеннее солнце заливало ярким светом большую комнату. Не смотря на массивную старомодную кровать с балдахином и пологом, потёртые кресла и тяжёлый туалетный столик с зеркалом и лепными золотыми херувимами на раме, комната казалась уютной. Она хотя и была обставлена в таком же стиле и тонах, как и ненавистная Мэри гостиная, (тёмные деревянные панели на стенах словно были созданы для того, чтобы навевать уныние), но тепло юной, свежей жизни чувствовалось здесь особенно, бросая какой-то новый отсвет на все предметы. Мэри привнесла в комнату дорогие сердцу краски. Яркая кружевная скатерть на туалетном столике, букет перевязанных атласной ленточкой первоцветов в вазе, розовая девичья шляпка, небрежно брошенная на кровать, связка писем, вставленных между рамой и зеркалом, а на кресле – любимые романы. Всё здесь дышало своей собственной нежной жизнью.

Девушка подошла к окну и открыла его. С наслаждением вдохнув запах весны, она подставила лицо ласковым солнечным лучам. Глаза её были закрыты, губы улыбались. Так она стояла несколько минут с мечтательным выражением на лице. Потом, словно стряхнув с себя грёзы, достала из массивного комода дневник с обложкой из кожи, отделанной зелёным бархатом. Помедлив немного, она, устроив дневник, перо и чернильницу на подоконнике, начала писать.

«Май, Блэкберри-Холл

Вчера, после ухода гостей, матушка совсем замучила меня своими отзывами и нравоучениями. Мне пришлось отвечать ей на вопросы так, как она хочет слышать, и поддакивать во всех её суждениях. Если бы я этого не делала, у неё бы начался очередной приступ мигрени. Как же я устала от этого!

Мне так хочется хотя бы немного отдохнуть от всей этой фальши, помечтать! Надоели все эти светские этикеты и разговоры ни о чём. У меня было вчера такое неприятное ощущение, что мы выглядим как марионетки. Говорим одно и то же, ходим по заведённой программе. А мистер Треверс смотрит на всех нас свысока и смеётся над каждым нашим поступком и движениями. С одной стороны, это, конечно, отвратительно – так смеяться надо всеми. Но с другой стороны, (и это как раз самое страшное!) он ведь в чём-то прав. Эта фальшь душит меня. Я хочу побыть самой собой, без притворных фраз о здоровье и погоде, без ложных улыбок и сплетен.

Но и мистер Треверс вызывает у меня отвращение своей презрительностью, которая в нём не знает границ, как будто он презирает весь мир, и смотрит на всех с высоты своей гордости. Хотя он почти нищий, и ему нечем гордиться. Отец его умер банкротом. И, говорят, что у него нет денег даже на прислугу. Только старая кухарка, она же экономка, готовит ему. И поэтому мистеру Треверсу даже приходится иной раз самому разжигать камин!

Но даже его бедность не является оправданием в его дерзости. Нельзя смеяться над людьми только из-за того, что они поступают так, как принято, а не как хотелось бы!

Хотя есть в этом человеке что-то интересное, необычное, что выделяет его из других людей. И какая-то странная печальная резкость в голосе. Наверное, он очень горевал по своему отцу. Но, что бы я там не думала, он явно не герой моего романа».

Помедлив, Мэри отложила перо в сторону. Она никогда не умела излагать свои мысли так, чтобы получилось достоверное описание событий. Скорее, она записывала свои чувства, да и то только потому, что её с детства приучили к ведению дневника. А чувства её формировались на основе чтения романов, которые не всегда воздавали должное простоте и хорошим манерам.

– Мэри, дочь моя! – знакомый голос вывел девушку из царства грёз.

– Да, мама, уже иду.

Мэри вздохнула, закрыла окно и отправилась к матери. Та ждала её в своей спальне. Это была тёмная и душная комната, обставленная в общем мрачном стиле, характерном для старинного родового имения Лоджей. Но она, однако, отличалась от спальни Мэри, как старость отличается от молодости.

В комнате у Мэри пахло свободой и юностью, а здесь стоял затхлый запах сырости. Никакие цветы или предметы туалета не умаляли холодную чопорность этой комнаты. Стены были оклеены обоями ежевичного цвета (наверное, чтобы соответствовать названию дома). А над кроватью висели портреты, как будто перенесённые сюда из гостиной. Они располагались на стене точно в таком же порядке и представляли собой уменьшенные копии тех портретов. Миссис Лодж, казалось, доставляло странное удовольствие постоянно находиться под взглядами своих умерших родственников. Мэри же здесь чувствовала себя также неуютно, как и в гостиной.

Когда девушка вошла в комнату, миссис Лодж молча указала ей на стул рядом с кроватью. Мэри осторожно села, стараясь ни одним звуком не потревожить мать, которая страдала очередным приступом мигрени.

– Мэри, скажи Джону, пусть съездит за доктором. Но только пусть позовёт непременно мистера Сайлеса! Он точно знает, как мне помочь. Я всю ночь не спала. Мне так неприятны все эти перемены погоды, я всегда их тяжело переношу.

– Но, помилуйте, мама, какие же перемены? На улице яркое солнце и пахнет весной, и птицы поют! А у вас тут такой спёртый воздух. Думаю, и мистер Сайлес укажет вам на это. Может быть, открыть окно и проветрить дом? Вам сразу станет лучше.

– Ты хочешь, чтоб я простудилась? – и миссис Лодж нарочито громко закашлялась.

– Вовсе нет, мама.

Повисла неловкая пауза. Все попытки Мэри пробить ледяную суровость, с какой миссис Лодж относилась к дочери, оканчивались неудачей. Девушка знала, что мать её любит. Просто у неё своя особенная любовь, которая не может выражаться в добрых словах и ласках, своё понимание добра и блага для дочери. Но иногда Мэри всё же было очень тяжело. Ей порой так не хватало этой любви и ласки. Она была похожа на цветок, который растёт без солнечного света и тепла. Даже если такой цветок удобрять, ухаживать за ним, посадить его в прекрасную оранжерею и окружить заботой, но лишить тепла и света, цветок вырастет чахлым и слабым. Вот и в душе девушки жила какая-то странная, неосознанная, тоска по любви и теплу.

– Ты собираешься сегодня на прогулку? – Прервала затянувшееся молчание миссис Лодж.

Мэри промолчала, не зная, что ответить. Она собиралась сегодня к Маргарет, но не знала, как мать к этому отнесётся. Потому осторожно ответила:

– Я бы хотела сегодня прогуляться до Стоунса. Надеюсь, я вам не нужна, мама?