Александр Вяземка - Товарищ Кот, английский жмот и человек-патефон, или Добро пожаловать в Велкомбританию

• Название: Товарищ Кот, английский жмот и человек-патефон, или Добро пожаловать в Велкомбританию
• Автор: Александр Вяземка
• Жанр: Научная Фантастика

Наша глупость – продолжение нашей мудрости, как кишечник – всегда продолжение даже самых красивых губ. Именно поэтому от жизни со смыслом мы бежим к жизни с вещами, и лучшие умы человечества играют на бирже, а не ищут лекарство от бессмертия. В предлагаемом читателю романе самым тесным образом переплелись правда, похожая на вымысел, и вымысел, искусно маскирующийся под правду, сатира и философия обывателя, приправленные горечью смеха и угловатостью категоричностей…

---

– И как же целых семь десятков лет садовником он мог быть, когда от роду ему было шестьдесят?

– Послушай, это ведь история смешная, а не научный факт, – одернул его я. – Она смешная ведь? Тебе бы следовало просто посмеяться, а не копаться в ней, неточности ища.

Да, повезло ж со спутником мне, право! Не стал я даже интересоваться, был ли сей персонаж обременен семейными узами – не думаю, что женщина какая смогла бы выдержать столь страшного зануду. Поэтому решение я принял держаться лишь серьезных в разговоре тем: так мог над ним смеяться я втихую, о чем и не догадывался он!

– А знаешь что? – к нему я обратился за трапезой вечернею в тот день: мы развели огонь у озера лесного, что создала Природа для того, чтоб наполнялось сердце каждое спокойствием и негой. – Вот если б только люди не подчиняли, не меняли Мать-Природу, не слыли б вы тогда вредителями мерзкими, которых все боятся, словно моровой чумы. А агрессивность ваша в жизни собою отражает всю вашу эволюцию с момента, как пращур ваш простейшей был амебой: ваш новорожденный сражается с микробом; затем его воинственности жертвой становятся жучки да гусенички, потом – собаки, кошки, звери покрупнее, и наконец другие воплощенья Венца Творения, как любите себя именовать вы.

– Ну что ж… Таков, выходит, путь наш эволюционный, – сей Прыщ Творения ответствовал беспечно, как будто нету ничего естественней пути их. – Судьбу благодарить я должен, родился что я не от семени свиньи, а то меня уже давно б употребили в пищу, да и костей уж от меня бы не осталось. И благодарен должен быть я эволюции всей нашей: ведь человеком, не другим животным, был разум обретен; и это у него бычки, овечки, свинки идут на мясо, а не наоборот.

Не те, однако ж, существа властителями Мира стали. Не те… Уж лучше б были то потомки соловьев или лемуров, но не хищных обезьян.

– Что вам мешает жить, о, люди? Что ж в вас зудит-то так? – в отчаяньи завыл я. – Казалось мне когда-то, люди – мыслящие существа вполне, но вижу, что немыслящие вовсе.

– Мы мыслящие существа вполне, – кивнул мой собеседник, впиваясь жадно в свой кусок баранины горячей. – Да, поступь нашего прогресса тяжела, согласен, но все ж прогресса поступь это.

– Прогресс ваш агрессивен и греховен. Должны вы жить с учетом того вещей порядка, что заведен самой Природой, понять, принять его, не разрушать, не двигаться к плохому от хорошего, а от плохого – к худшему еще. Хоть раз задумывались вы, зачем нам всем дана Земля? Какого черта сотворен был Ад? Что заставляет думать вас? Способно что владеть воображеньем вашим? Жизнь – ведь ответов поиск. А у вас?

– Да, да. Жаль только, не ко всем ответам вопросы можно подобрать. А отчего? Все оттого, что правды нет одной. Она у каждого своя.

– И мне хотелось бы постигнуть вашу, – поморщился я горько. – Как ни пытаюсь, но понять вас, люди, не дано мне.

– Никто не может. Разнимся слишком мы не только с прочими живыми существами, но и друг с другом. Возьми хоть для сравненья муравейник. Кем может муравьишка стать? Не может стать он ни страховщиком, ни стриптизером, ни танцев педагогом. Солдатом только иль рабочим. Но может человек. И замечательно, что каждый человек так уникален, что все мы так разнимся. Интересно. Согласись.

– Да, интересно. Соглашусь. Но только те, кто говорят, что замечательно, не смыслят, что говорят. По мне, так каждый должен думать и чувствовать как я. И только так легко нам будет отличить зло от добра. Вот если б каждый думал, чувствовал как я, все было бы простым. Ведь каждому б известно было, что у другого на уме, и мы могли бы доверять друг другу. Но устремления, амбиции людей разнятся слишком, чтоб жить они могли в гармонии с собой и с миром.

– Да, мы свой мир построили. Поэтому себя ты чувствуешь столь отчужденным. Когда был юным я совсем, я думал, человек рожден для счастья и наслажденья жизнью. Не для борьбы за хлебушка кусок и для страданий. Мне тридцать лет уже, а никогда я не был счастлив. Возможно, и обманываюсь я, но все ж надеюсь, что в нам предложенном сем Мире я найду то, что хотя бы мне подменит счастье.

Что ж, раскусил его я: героем случая был спутник мой.

– Да, так и есть. Когда не хочешь покупать машину иль мобильный, отказываясь приобщиться к благам «цивилизации» никчемной, тебя все почитают идиотом. Вот вам и ваша уникальность, вся ваша индивидуальность. Выходит, быть отличным от других не можешь ты, – внимательно всмотрелся я в ту голову, что на плечах носил мой собеседник: нет, не по силам было стать ему собою. – Выходит, делана вся эта ваша индивидуальность и ненастояща. Жаль, жизнь доходит до конца быстрее, чем мудреет человек. Ты можешь заключить из слов моих, что к людям я питаю лишь презренье. Не так все просто. Уважаю часть их. Не тех, что надо развлекать прогулками верхом, покупками и клубами ночными. Наводят на меня они тоску и скукотищу! И при этом иначе как богами, звездами, бряльянтами себя не ощущают. Эх, как же люди измельчали! Как много стало их поверхностных, ненужных Миру! Хотя… возможно, много было их таких и раньше? Прогресс ведь человечеству всегда был обеспечен одиночками, а не бряльянтами из звездной шелухи.

– Зачем же презирать их так? Ведь есть престиж. И от него не отмахнешься.

– Престиж… Престиж престижу рознь. Здесь все зависит от того, чье уважение тебе дороже. Стремящиеся к ценностям материальным весьма непритязательны к духовной пище. И наоборот. Материального комфорта вы достигли. Но ведь душевный-то комфорт пропал! А человек – душа. Не телефон, компьютер, телевизор, а душа.

– Но разве же не здорово, когда тебе завидуют все-все вокруг?

– Ах ты, безмозглая, материалистическая пустота в пространстве мирозданья! – мне стали так противны его речи, что лоб высокомерный Эгберта Бэйдона я познакомил со своей большою ложкой. – Ведь даже человек, которому завидуют все-все вокруг, завидует кому-нибудь еще! Как было бы неплохо найти и уничтожить ту мозга часть, где самолюбие живет! Чтоб меньше человек кричал: «Я! Я! Я! Я!» Что нужно вам? Что? Власть? Но обладанье властью – грех. И величайший!

– Я думал, в жизни нужно все попробовать. А как иначе? – Эгберт ответствовал фальцетом, вырываясь из кустов объятий, в которые его столовый мой прибор вогнал. – Власть, деньги, красоту.

– А пробовал хоть раз не поддаваться искушенью?

– Не помню за собой такого. Да дело ведь не в этом.

– Неужели?

– Могу ли вас просить убрать подальше ложку? Спасибо. Мешает, понимаете, мне мыслить. Вы, безусловно, правы в чем-то. Но не ищу я счастья такого же как у собаки, когда все, нужно псу что, – это лишь хозяин. И это счастье все, доступное ему. Довольствоваться малым? Не мне и не другим судить меня. Достаточно мне знать, что Всемогущий видит все и знает. Пусть он и делает сужденья.

– Не хочешь же сказать, что, Господа у вас не будь, вы, люди, были бы порочней только? Что, если Бога нет? Тогда что? Религия – вот сладкое лекарство для тех, кто духом слаб и нищ.

– Замолкни прежде, чем такое скажешь, о чем ты пожалеешь рьяно! – Тут рыцарь мой налился гневом, схватил мой меч и принялся рыхлить им землю: вес моего меча велик был слишком для хилых рук его.

– Мы просто разговор ведем, – я молвил примирительно: ведь недостаточно над ним я посмеялся, а потому мне не хотелось ломать Эгберту шею в начале самом нашего знакомства.

– Да это издевательство на тем, что, собственно, есть разговор! – тот пробурчал со злобой, но, поостыв, уселся у огня.

– Ну, ладно тебе, Эгберт… – Меня немало позабавила такая вспышка гнева, и я решил, что буду впредь опять его сердить – коль больше нечем было нам развлечься. – Я просто вольнодумец. Не первый я такой и не последний. Кого винить в конфликте наших взглядов? Того, решил кто первым, что должен быть на свете Бог? Или того, кто первым же решил, что Бога нет? Религия, друг мой, – удобный и надежный самый метод контроля человека: сам человек-то слишком слаб, чтоб окончательно и отрицательно решить вопрос, есть ли над ним какое существо, какой-то высший разум.

– Короче, повезло мне: достался, вижу, мне один из вольнодумцев тех, не верят что ни в Господа, ни в черта, ни в приметы, ни в чудеса, ни в Санта-Клауса, ни в кредит беспроцентный…

– Ну, Санта-то от Бога отличается немногим: он существует лишь настолько, насколько веруешь в него. Откуда все религии берутся? Боишься быть хозяином земли ты, человек. Ответственным и грамотным хозяином. Провозглашаешь либо ты себя царем, властителем Земли, иль жаждешь участи раба абстрактной чьей-то воли. А истинным хозяином ты быть боишься. Как думаешь, откуда при Боге-то одном есть столько ответвлений и течений внутри одной религии любой?

– Ответ?

– Низки настолько люди в преследовании целей своих личных, что даже Господа заставят им служить.