Иван Плахов - Случай

• Название: Случай
• Автор: Иван Плахов
• Жанр: Русское современное

История о самых невероятных приключениях, главным героем которых является наш современник, хронический неудачник, оказавшийся в самом красивом городе мира. Здесь волею случая он становится соучастником неких ритуалов, приоткрывает завесу тайны над историей Христа и в конечном счете обретает шанс начать свою жизнь заново. И все это на фоне умопомрачительной смеси из смерти, секса, страха и злой иронии, временами переходящей в фарс и буффонаду, где реальность и вымысел перемешаны между собой.

---

– Ты одна? – наконец спрашивает у нее тот, что с ножом, на что она тихо выдыхает робкое «Да» и продолжает ждать, когда тот полоснет ее по горлу.

– Мы тебя сейчас освободим, обещаешь не кричать? «Да» – тихо вздыхает она, продолжая ждать, что будет дальше. Чувствует, как убирают от горла нож, как слезают с ее груди и отпускают ноги. Она открывает глаза и смотрит снизу вверх, как двое молодых парней стоят над ней и ждут, когда она встанет.

– Ты пойми, мы не грабители, мы революционеры, – произносит один из них, тот, что с порядочным фингалом под глазом и порванным рукавом куртки, протягивая ей руку, чтобы помочь подняться, – мы здесь на оккупированной территории боремся за то, чтобы свергнуть власть воров и лицедеев, чтобы, как в Европе: по закону, по совести.

Тудоси молча поднимается и в их сопровождении возвращается в комнату, садится на диван, берет в руки рукопись, которую тут оставила, и интересуется: – Что дальше?

– Посиди, почитай, в общем, не обращая на нас внимания, – садясь у окна, произносит тот, что держал ее за ноги, – молодой, херувимообразный паренек, – нам переждать надо.

Тудоси начинает читать, чтобы забыться.

Глава 3

Есть ли правда в том, о чем мы пишем? Все те миллионы графоманов, которые исповедуются в собственных грехах, которых не совершали, или же, наоборот, проповедующие добродетель, будучи закоренелыми блудодеями по своей природе – когда они врут и когда говорят правду? Тогда, когда живут своей настоящей жизнью или воображаемой: той, которой им хотелось бы жить? И что есть правда, если все есть ложь, кем-либо сочиненная? Даже читая сейчас эти строки нет никакой гарантии того, что автор знает о чем пишет.

Два старых итальянца, – один с больной простатой, а другой – с хроническим геморроем и почечной недостаточностью, – энергично жестикулировали и требовали незамедлительно присоединиться к ним Адама, на ломаном русском мотивируя это тем, что времени у них уже совсем не осталось, если они хотят попасть на фотосессию.

– А кто платить будет? – уточнил у них Адам, продемонстрировав им свой счет, – Вы же сами меня сюда направили.

– О, калинка-малинка, мало-мало субитто сейчас плати и много-много мани стасерра. Надо андьяммо, белла донна плати и идем. Пер фавор, долче белла, пер фавор. Кописко?

– Кописко, пиписка! – с нескрываемым разочарованием произнес Адам, но, сделав знак рукой официанту, достал из своей сумки 20 евро и сунул в его услужливые руки, расцветшего на прощание как белая хризантема в осеннем саду Адамова родного города. Подхватив свою сумку, он, не раздумывая, присоединился к двум старикам в бело-синих тельняшках, обступивших тут же его, как почетный конвой; они взяли его за руки и повели сквозь колоннаду Новых Прокураций прямо к каналу позади здания, где их уже ждал катер, мерцающий золотом лака на дорогой деревянной обшивке.

Погрузившись в катер, сизоносый скомандовал «Андате!», а его напарник с морщинистым лицом младенца уселся на корме, внимательно следя за Адамом. Мотор взревел, остроносая лодка стремительно рванула вперед, нырнув под горбатый кирпичный мостик, и вылетела на простор Большого Канала.

Изнутри катера были видны только проносящиеся мимо причальные крашеные жерди-палины на фоне облезлых от времени фасадов каменных и разноцветных палаццо, разнообразие архитектурных стилей которых поражало самое пылкое воображение архитектора.

Цвета палин не уступали прихотливости формы домов, алый их цвет по мере движения вдоль канала сменялся ярко-синим, переходящим в полосатые красно-синие, затем пламенно-красные, словно выкрашенные киноварью с плаща св. Георгия, синие палины «Гритти Паласа» уступали место желто-белым и бело-голубым в полоску с синим верхом, которые, в свою очередь, сменялись сначала красно-желтыми, а затем одноцветными банально-красными, словно кумачовый стяг погибшей «в Бозе» Совдепии, для разнообразия разбавленные белыми полосками перед монохромным камнем почерневшего ордерного великолепия минувшей эпохи. Сразу же за ними вставали из воды черно-желтые перед типичным венецианским облезлым дворцом цвета мокрой глины. Наконец мелькнула черная дуга моста Академии в обрамлении зеленых проплешин хилых садиков на лице венецианской архитектуры и сразу же за угловатой коробкой причала «Сан-Самуэле» возникли вертикали бревен, выкрашенных в трогательный нежно-голубой цвет, торчащие из прихотливо-зеленой колышущейся влаги. Вслед за нежно-голубым цветом в иллюминаторе проплывают уже темно-синие вертикали вдоль классического тяжелого руста первых этажей, катер резко замедляет ход, ловко причаливая к узкой щели между почерневшими каменными дворцами, перед которыми из воды торчат белые бревна в голубую полоску, словно это гигантские свечки деньрожденского торта великана, по ошибке воткнутые в песчаное дно канала.

– Ностро фермате. Иль Неро! Иль Неро! – вскричал сизоносый и, оборотясь к Адаму, любезно произнес, – Мы приехать, калинка-малинка, белла русса. Андьямо, прего. Андьямо. Кописко?

– Кописко, кописко, – нервно хохотнул Адам и внимательно посмотрел в глаза Джузеппе.

В голове его раздался монотонный голос: «Сейчас главное, чтобы она ни о чем не догадалась. Антонио молодец, что уговорил ее поехать с нами. На ней мы заработаем кучу денег, я смогу избавиться от моего геморроя. Почки подлечить. Господи, почему я настолько стар, что не могу сам уже владеть такой, как она. Я вообще уже ничего не могу, а только смотреть. Сегодняшнее представление с ней будет лучшим, какое нам удавалось до сих пор организовывать». Голос продолжал звучать и звучать в его голове, подробно описывая планы на вечер и на следующую неделю: как он рассчитывает обмануть Антонио, своего напарника, нагрев его на дележе прибыли от продажи прав на видео, которое они собирались снять с Адамом, в котором ему предстояло сыграть главную роль, – но это для него уже не имело никакого значения, так как ему было интересно самому окунуться в ту интригу, которую перед ним сейчас открывала судьба. Он почему-то был твердо убежден, что из этого приключения он точно выйдет сухим из воды. Во всяком случае знание чужих мыслей давало ему фору в игре на чужом шахматном поле.

Вылезая из катера, он чуть не оступился и лишь неожиданно твердая рука Джузеппе, успевшего его подхватить, спасла его от падения в жирно чавкающую смрадную воду канала. Солнце уже село и сумерки окончательно восторжествовали в городе, изменив цвет воды и его топографию до неузнаваемости: топос отказывался принимать логос, предпочитая сумерки чувства свету, отливая сладострастие тьмы в законченные формы разврата, угнездившегося под крышами ветхих домов, причудливых, как людской порок.

– Кто-нибудь скажет мне, где мы? – томно вздохнул Адам и благодарно улыбнулся Джузеппе, испугавшегося тут же нахлынувшим на него умильным чувствам, так не вязавшимся с его образом жизни.

«Старый дуралей не понимает, насколько прозрачен он для меня», – отметил с удовлетворением про себя Адам, крайне довольный тем, что он может внушать чувства даже таким, как Джузеппе, давно утратившем веру в любовь и занимающегося тем, что скрещивает бездомных кошек и собак до тех пор, пока в живых оставалась лишь одна из выживших тварей.

Вслед за Адамом на малюсенький причал выпрыгнул энергичный сизоносый и, обернувшись, стукнул кулаком по корме катера, крикнув: «Андате! Велосе, велосе!», после чего мотор взревел и катер стремительно исчез в сумерках.

– Прямо, прего синьора русса, андате диритте, пуо аутаре, Джузеппе, пуо аутаре, прего.

Джузеппе решительно зашагал прямо в кирпичную щель между домами, которая оказалась узким проулком-лазом между двумя палаццо, соединенных сверху деревянными переходами. Через каких-то двадцать метров старик остановился у мало приметной двери справа и постучал несколько раз, используя комбинацию из длинных и коротких звуков, после чего она тут же открылась, и в освещенном проеме мелькнула женская фигура, сразу же отступившая вглубь помещения, пропуская вовнутрь Джузеппе с Адамом и сизоносым Антонио.

Как только они оказались внутри, дверь захлопнулась, а позади Адама раздался хриплый с изрядной вульгарностью голос:

– Буано сера, синьора э синьери. Добрый вечир в Саду Задоволень.

Адам оглянулся на голос и увидел полуодетую в джинсовые лохмотья брюнетку с отличными формами, которые бесстыже выступали из-под узеньких полосок ткани.

– Ты говоришь по-русски? – удивился Адам.

– Ни, по-китайськи. Здогадайся с трех разив?

– Приятно слышать родной юмор. А у тебя фигура хоть куда!

– У тебя теж ничего, подруга, – прохрипела брюнетка, закрывая дверь на засов, – так ти русская, заради якой сегодни организуют бал?