Андрей Кайгородов - Житие грешника

• Название: Житие грешника
• Автор: Андрей Кайгородов
• Жанр: Эротика

Житие грешника» – первый роман автора. Произведение было написано в 2001 г. Это роман о молодом писателе, который полон разных идей. Ник, главный герой романа, приводит в дом бомжиху, для того, чтобы сначала описать непростую историю ее жизни. Пока писатель пишет этот роман, женщина, словно пленница, живет в его квартире. В конце своего повествования Ник задумывает убить женщину, отнять у нее вновь приобретенные надежду, веру и жизнь. Что из этого выйдет, вы узнаете, дочитав роман до конца.

---

Всякий раз на переменах из своих классных комнат мы наблюдали за обнаженными, распластанными на бетонных кушетках, такими же бледно-серыми как, это здание, посетителями этого мрачного заведения. Там были не только мужчины, но и женщины. Только потом мне кто-то сказал, что у трупов нет пола. Я по большому счету не совсем согласен с этой вполне разумной теорией. Если у живых есть половые признаки и по ним мы делаем заключение, не углубляясь в области психики, то у мертвецов члены не отваливаются и влагалища не зарастают, и, более того, если в первом случае способность функционировать утрачена, то во втором – ничуть, что вполне может случиться у человека живого. Но если мы полезем в дебри психической науки, тогда уж не только в мертвых, в ныне здравствующих нам будет трудно разобраться, где мужчина, а где женщина, а где – ни то и ни другое. И что из себя представляет женщина, а что не-женщина, и принадлежала ли Жанна Д'Арк к тем, кому принято дарить на восьмое марта цветы.

Глава 3

Комната, где стоял гроб, была не сказать чтобы маленькая, но стоявшие рядом с гробом стулья, на которых сидели скрюченные и дряблые, как высохшие морковки, родственники, завешанные разным тряпьем зеркала, духота и запах мертвого тела делали ее похожей на спичечный коробок, набитый тараканами. Все это погружало меня в тошнотворное состояние, близкое к обмороку, ощущение яблока, попавшего в соковыжималку, из которого вот-вот брызнет сок. Пока я стоял и смотрел на безжизненное, вылепленное из воска, такое неестественное, но в то же время красивое в своей сосредоточенности лицо моего одноклассника, мне вдруг вспомнился случай, произошедший со мной в детстве. Был праздник, люди, собравшись в парке, шумно и весело провожали зиму. Масса аттракционов, конкурсов, турниров была удобрена разгульным весельем, залихватским разнузданным пьянством, песнями и плясками под гармонь. Я, будучи еще совсем юным отроком, пугался столь бурных проявлений радости. Мне хотелось закрыть глаза и очутиться в теплой и мягкой постельке, и чтобы мама спела мою любимую песенку про ежика, а я бы заснул и сладко-сладко спал, а проснувшись от ароматного, наполняющего юную душу предчувствием праздника, запаха блинов, прибежал бы на кухню. А там уже в полном составе наше семейство, и мы бы все вместе сели за стол и стали пить чай с блинами. Вот какой праздник был мил моему сердцу в те годы, а не эти вакханалии, где пьяное братство и сестерство целуются и лапают друг друга, словно борцы какие, пьют и орут что есть мочи не пойми что. Ноги понесли меня от всей этой кутерьмы в тихую гавань, в укромный уголок, где нет этих пьяных рож и их глупого веселья. Этот парк не был похож на регулярный французский, строго геометрической планировки, украшенный фонтанами, скульптурами, дворцами, с расходящимися от них лучами аллеями. Было в нем что-то от английского пейзажного парка со свободной планировкой, мотивы природы, пугающие своей простотой, дополнялись руинами, которые, без всякого преувеличения, не назовешь романтичными. Скитаясь по пространству организованной растительности, я забрел в какое-то полуразрушенное здание и, от нечего делать, бродил по нему в поисках сам не знаю чего. И вдруг я наткнулся на нечто не по праздничному пугающее. Моему юному взору предстал во всей своей красе пейзаж смерти в духе критического реализма. Бытовая картина, великолепная трехмерная графика, чуть приглушенные пастельные тона. Центральное место в картине занимал мужчина лет сорока, одетый в синие штаны и светлую, заношенную до дыр рубашку, мирно висящий на бельевом шнуре, который, словно плющ, произрастающий из железной балки, обхватив бедолагу за шею, слился с ним в единое целое.

Человек висящий напоминал гирлянду, украшающую собой скудный интерьер загаженного помещения. Кричащие кирпичные стены, размалеванные непотребными письменами и рисунками, зачерствевшее дерьмо млекопитающих, пустые бутылки и разный хлам равнодушно приветствовали меня, посетившего это мертвое царство. Я стоял как завороженный, впитывая каждой клеточкой своего организма смрадный запах смерти, наблюдая, как крохотный солнечный зайчик щиплет пух с безжизненного, мохнатого островка, что выглядывал словно весенняя проталина из-под расстегнутой на пузе рубашки покойника. Что-то непонятное наполняло мою душу, какое-то состояние оцепенения, порожденное страхом, и в тот же момент неизвестная мне сила притягивала, словно магнит, мой взгляд, заставляя проникать его за пределы этой картины, впитывать саму суть, которую невозможно выразить словами. Я был еще слишком мал и неподготовлен для осознания, понимания происходящего. Пониманием было мое чувствование, я словно губка впитал в себя это застывшее состояние, остановку времени, остановку жизни, холодное дыхание смерти, своим горячим детским сердечком. Уже потом, учась в школе, я практически каждый день любовался мертвыми телами, но это зрелище было сродни зоопарку или экскурсии в музей, где мертвые экспонаты имеют способность вызвать у живых самые противоречивые чувства, но находятся они в ином жизненном пространстве, в иной системе координат. И только во сне эта тонкая прозрачная материя лопалась, граница стиралась и мертвецы из состояния экспонатов переходили в разряд злостных нарушителей моей нервной системы, посягающих на мое здоровье и жизнь. Но это происходило лишь во сне, а этот повешенный был реальнее любого другого живого человека, веселившегося на празднике весны. Между ним и мной не было ни барьеров, ни границ, в этой комнате встретились не просто мальчик с трупом, а нечто большее, нечто значительное – жизнь в своем лучезарном беззаботном цветении и благоухании повстречала смерть, которая пустила в ней корни, словно пророщенная в стаканчике с водой семечка соприкоснувшаяся с сырой землицей.

Этот мертвый самоубийца сделал то, что не удавалось до этого даже живым, он разорвал своим стальным оскалом небытия мою душу напополам. Впоследствии жизнь превратила эти две половинки в цветную мозаику, состоящую из душонок, в разбитый на множество частей сосуд, и это уже были заслуги живых.

Подкативший к горлу комок тошноты буквально вырвал меня из прохлады, накрывшей с головой, волны воспоминаний, и забросил в невыносимую духоту равнодушного сострадания. Боясь наблевать и осквернить тем самым память покойного, я поспешил покинуть спертый воздух, наполненный невыносимым жужжанием этих разодетых в черное мух.

На лестничной площадке курили, плевались, рассуждая о тяготах жизни, рассказывали бытовые истории из собственного опыта, напоминающие подвиги Геракла, общались, как это делают люди, встретившись в автобусе или на рынке. Стоя в уголке и смоля одну за другой сигареты, мне довелось узнать много нового о своих бывших одноклассниках. Кто-то женился, кто-то развелся, кто где работает, у кого какие проблемы и все такое. Пока я курил и пропускал через свои уши этот нелепый мусор, вдруг внизу на лестнице нарисовалась легко одетая, не взирая на мороз, пьяная девица. Она была без шапки, засаленные волосы цвета выгоревшей травы были растрепаны, из-под распахнутой курточки проступал обтянутый кожей и запакованный в грязную изрядно поношенную кофточку, скелет. Я не помню точно, что она говорила, то ли пела песню, то ли грязно ругалась, что в принципе характерно для пьяного, но в тот момент, когда ее худосочное тело появилось как неожиданно вскочивший на заднице прыщ, так сразу один из моих одноклассников поспешил ее увести, что называется, с глаз долой. Этот небольшой инцидент получил развитие уже на улице. Припав к окну, большая часть народа, находившаяся в подъезде, жадно ловила хлесткие удары, обрушивающиеся на девушку. Бой продолжался недолго, пьяный, изголодавшийся организм буквально после третьего или четвертого удара рухнул в сугроб. Победитель поднял поверженного противника, вытер снегом кровь с разбитого лица, отряхнул от снега, и они тихонько побрели и скрылись за углом дома.

– У них постоянно так, – сказал толстый тип в костюме и с галстуком, – он в армии был, ему сообщили, что она родила.

– Нагуляла что ли? – спросил кто-то из толпы.

– Да нет, когда его забирали, она уже была беременная. Не знаю, приезжал он на побывку или нет, только после получил письмо. Ему мать написала, что, мол, ребенок заболел, простыл или грипп, не знаю, ну а жена то бишь его проблядовала, вовремя врача не вызвала, ну и умер сынишка-то. Годик ему, что ли, был, не знаю. Ну и потом Серега вернулся да запил, а она у него, сразу после смерти сына, начала квасить. Сейчас вместе пьют, да трахаются с кем попало, она частенько домой мужиков водит, денег-то нет, а выпить хочется. Он ее частенько поколачивает, но и сам тоже баб таскает в дом, да и с мужиками часто заявляется, чего ржете, ясно что не для этого дела, сам напьется, отрубится, ну они ее, пока он дрыхнет, а она не сопротивляется, лишь бы наливали.