Сергей Буридамов - Утерянные свитки клио

• Название: Утерянные свитки клио
• Автор: Сергей Буридамов
• Жанр: Альтернативная история

Под взором Божественной Твари прошла осень Ацтлана, когда полковник Григорьев ехал в поезде Москва – Берлин к капищу, где звучал полуночный зов, зовущий на последнюю битву с добропорядочными горожанами из Уппсалы, где шумит Стигфоссен, что возле златинского вокзала; за часы мастера Якоба сражались там сын дракона, Один, крестоносец и прокаженный; а осенью в Манчестере Вездесущий с серой гончей, инквизитором, чёрным коршуном, Жыном и де ла Ренном охотился за beati possidentes возле тихой речки.

---

Юноша возвращается в дом и усаживается на ложе.

– Коаксок, сядь рядом. Я хочу поведать тебе то, чего не знает никто в храме великого бога Тошкатля. Долгие тринадцать дней, оставаясь здесь целыми днями в одиночестве, думал я: сказать или нет Верховному Жрецу правду. Но решил смолчать, потому что Говорящий с Богом мог подумать, что это – не мои слова, но моей трусости. Сейчас же вновь овладели мной сомнения. Не боюсь я того, что случится завтра. Напротив, горжусь, что вознесусь на Небо и смогу передать мольбу соплеменников нашим богам. Но и опасаюсь в сердце своем: вдруг великий Тошкатль прогневается еще сильнее, получив неподобающий дар!

– Соплеменникам?! – прекрасная дочь ягуара в гневе вскакивает, мгновенно забыв о нежных чувствах, что влекли ее к пленнику. – Как можешь ты, сапотек, именовать гордых ацтеков своими соплеменниками!

– Как ты могла не узнать своего брата, Коаксок? – возмущается Илхикамина. – Как могла подумать, что я – ничтожный сапотек, попавший в плен только потому, что не смог с честью пасть в бою. Я – не воин, а сын писца из маленькой деревушки. Но в жилах моих течет кровь нашего великого предка Ягуара, и в той битве я показал себя достойным бойцом.

– Как же ты оказался здесь?

– Отважные воины предводителя Куохтлиотла сразили всех сапотеков и везли домой богатую добычу. Но у них не было ни одного пленного воина, нужного для принесения в жертву богу засухи. И тогда военачальник приказал воинам напасть на приграничную деревню: за долгие годы соперничества с сапотеками наше поселение много раз переходило из рук в руки. Да, там живут мирные землепашцы: все они были в поле, собирая бедный урожай и моля Великую Мать сжалиться… Ягуары налетели, подобно смерчу. Мы ничего не успели объяснить им… И сейчас меня мучает только одно: что, если могучий Тошкатль разгневается на своих жрецов и всех обитателей Среднего Мира за то, что в жертву ему принесли не вражеского воина, а мирного крестьянина и грамотея. Такое ничтожество, как я, – не жертва, но оскорбление для великого и сурового бога.

– Значит, и остальные пленники – простые землепашцы и сыновья ягуара?

– Да.

– Я уверена, господин наш Ицтликоатл не знает об этом. Он так радовался, получив новых пленников, так мечтал о великом дне, когда сможет содрать с них кожу острым ножом из черного обсидиана… Но погоди, Илхикамина, ведь это означает, что завтра, в священный день 3 Оцелотль ты не умрешь!

– Почему?

– Мы должны пойти к Верховному Жрецу и рассказать ему правду. Тогда он сам отменит обряд, опасаясь прогневить бога еще больше.

– Коаксок, мы не можем этого сделать. Что значит мое или твое слово против ручательства предводителя Куохтлиотла? Он сделал злое дело, пожелав обмануть богов, но Говорящий с Тошкатлем не поверит нам.

– Тогда я сама отпущу тебя. Я не хочу, чтобы бог наслал на землю ацтеков еще большие беды. И, – голос девушки снизился до шепота, – я не хочу, чтобы ты умер напрасно.

– Милая, подними циновку и посмотри наружу. Недалеко от моей двери стоит могучий стражник с острым копьем. И множество других стражников охраняют стены и ворота храма. У меня есть только один выход: взойти на алтарь завтра на рассвете и надеяться, что бог согласится принять эту жертву, ибо велико мое желание помочь в беде моему народу.

– Бог не потерпит обмана. Да, могучий Тошкатль жаждет свежей крови, но ему не нужны лживые, бессмысленные жертвы. Он только еще больше прогневается на нас… И я знаю тайные выходы из храма. Бери же плащ, еды на дорогу и пойдем. Рассвет уже скоро, а ты должен уйти как можно дальше от великолепного Теночтитлана.

– А как же ты, моя прекрасная радуга?

– Меня нельзя принести в жертву: я – женщина. А наказать… Что мне любое наказание, если я буду знать, что обрела милость великого бога и место в твоем сердце. Собирайся же, у нас мало времени.

Коаксок стояла на стене, ограждающей храм, и смотрела на дорогу, выложенную каменными плитами, мерцающую белым, призрачным светом. Девушке казалось, что она видит стройную фигуру Илхикамины, хотя это и было неправдой: день еще не вступил в свои права.

Подул ветер. Он нес на своих крыльях прохладу, а в перышках его запутались капельки влаги.

Девушка перевела взгляд на север: на Теночтитлан надвигалась огромная, черная, беременная непролившимся дождем туча. А над алтарем, возведенным посреди храмового двора, сияла многоцветная радуга.

Примечания

* Золин – перепел

* Илхикамина – лучник, стреляющий в небо

* Ицтликоатл – змей с обсидиановым ножом

* Коаксок – многоцветная радуга

* Куохтлиотл – воин-орел

* названия дней в священном календаре ацтеков пишутся именно так: «3 Оцелотль», т.е. цифра + имя священного зверя, соответствующего дню. Точно также пишутся имена собственные, содержащие цифры: «3 Попугай». Согласно принятым в русскоязычной исторической науке правилам, такие имена и названия не склоняются.

Александр Веселов, Григорий Родственников. Из личных воспоминаний полковника Григорьева

1

Поезд спешил по Великой Сибирской магистрали, по бесконечной и бескрайней железной дороге. Тысячи верст, прочерченных по телу Империи из девятнадцатого века в двадцатый. Первая ниточка, наброшенная на Гулливера лилипутами. Путь к океану? На край земли? К процветанию? В никуда?

Паровоз своим большим желтым глазом выхватывал из векового забвения пушащиеся снегом ели. Потоком воздуха состав закручивал спираль ледяного фейерверка, подымал её к пьющему луну небу и с хохотом швырял обратно елкам в лицо. Воздух гремел. Потом останавливался. Луна была внимательной и круглой. Снег блестел. Луна молчала. А когда исчезал из виду красный фонарь последнего вагона, Сибирь, ежась, поправляла снеговые шапки и, вздохнув, оставалась ждать вынесения приговора своей беззащитности.

Вагон не был заполнен даже наполовину. Война не остановила жизнь в огромной стране, но добавила к тревоге, недавно поселившейся в ней, острый аромат ожидания боли. Дмитрий Ильич Григорьев был ранен в одном из первых сражений русско-японской войны. Истребованный им по завершении лечения отпуск закончился. Недолгие проводы. Слезы матери. Полуслепая полубезумная нянька. «Митенька, за что же тебя, пусть бы меня, старую, поубивали». Штабс-капитан разводит рукой горький папиросный дым, и память о расставании с домом.

Ближайшее к нему купе открывается. Лизонька Пятикрестовская появляется перед ним. Она выпускница Смольного благородного института, едет домой в Иркутск. Ей еще нет двадцати. Обаяние молодости, живущее в ней, искупает её слегка тяжеловатый подбородок и нос, слишком римский для этой части света, зато глаза у неё сияют бирюзой. Она так долго дышала воздухом Петербурга, что не могла не стать эмансипе.

Дмитрий Ильич радовался в поездке каждой их случайной встрече. Увидев ее сейчас, он улыбнулся. А она без церемоний обратилась к нему.

– Господин штабс-капитан, вы молчите уже три тысячи верст, и я скоро лопну от нетерпения узнать, какие тайны вы скрываете.

Нет, эмансипе ещё не достаточно укоренилась в ней. Лиза сконфузилась и покраснела. Дмитрий Ильич, машинально поправив воротник, ответил:

– Смею ли я докучать вам своими тайнами?

– Почему нет?

– Я боюсь скомпрометировать вас в глазах вашей серьезной спутницы.

– Она моя тетя, и она глухая, если вы даже объявите себя шпионом микадо, она никому не расскажет.

– А вы?

– Я? – вихрь смятения вспыхнул в ее глазах, она моргнула, лицо ее приобрело вид трогательной беззащитности. Поднесла руку к лицу офицера и коснулась шрама на щеке. – Что это у вас? Шимоза?

– Помилуйте, это я в детстве кипятком обварил, на няньку налетел. Но скажите, откуда в вас все это? Шимоза? Микадо? Зачем?

– Потому что война. Из газет. Вы осуждаете?

– Я не смею…

Синяя ночь. Под луной никого. Но если внимательно приглядеться, где-то там внизу, среди безмолвной тайги, спешит к Байкалу и таращит свою недрёмную фару маленький поезд. В нем множество припасов, угля, воды, необходимые дорожные инструменты, поклажа, пассажиры, переплетенье человеческих судеб и два сердца, встретившихся неотвратимо и случайно.

2

Подполковник Григорьев задумчиво смотрел на улицу. Серые клубы папиросного дыма эфемерным косматым чудовищем медленно выползали из раскрытого настежь окна и растворялись в пустоте маленького московского дворика.

За его спиной, на широком столе, покрытым легкомысленной цветастой скатертью, находились приготовленные письменные принадлежности. Лежал пустой лист бумаги. Ему только предстояло стать письмом. Подполковник медлил. Он хмурился и от волнения покусывал уже начинающий седеть ус.

«Семейная жизнь. А не поздно ли ты спохватился? Чай уже не мальчишка за барышнями бегать. Но ведь ты её любишь? Да, люблю. Люблю больше жизни, как никогда никого не любил! Тогда в чем дело? Напиши ей, признайся! Боишься? Трус! В атаку ходить не боялся, а здесь спасовал!»