Элеонора Кременская - Пьяная Россия. Том четвёртый

• Название: Пьяная Россия. Том четвёртый
• Автор: Элеонора Кременская
• Жанр: Русское современное

Последний четвёртый том серии книг «Пьяная Россия» завершает увлекательное путешествие по загадочному миру русской души. Как и в предыдущих томах небольшие повести перемежаются с юмористическими, психологическими, мистическими, научно-фантастическими рассказами. Жанр книг абсолютно разный, рассчитанный на любой вкус, но сходство с родными, соседями, коллегами по работе по-прежнему остаётся совершенно случайным!

---

А проглотив первую ложку жаркого, выдохнула:

– Какое счастье, когда есть еще одна сноха!

Екатерина Леонидовна покраснела от смущения.

Мать поселилась в двухкомнатной квартире Куропатковых и прожила еще десять лет до своего абсолютного юбилея. Виной ее долгожительства были покой и вкусная еда, а еще неторопливые прогулки в лесистом парке, что очень любили ее сын и сноха…

Диагноз

Михаил Леонидович Синехвостиков обладал, мягко говоря, податливым характером.

– Как глина, – кивали, недобро усмехаясь ему вслед, коллеги по работе.

С лёгкостью меняя мнение о том или ином предмете разговора, Михаил Леонидович нередко попадал впросак, поддакивая откровенным врагам и непримиримым спорщикам.

– Мечется с одной стороны на другую, – наблюдая, как Синехвостиков искренне желает всем угодить, зло замечали многочисленные недруги.

Друзья, жалея Михаила Леонидовича, его оправдывали, но увлекаясь новой идеей очередного спорщика, Синехвостиков ненадолго начинал «зеркалить», повторяя чужие слова и предложения, как свои собственные.

– Сатана – это зло! – орал он после убедительных, как ему казалось, речей одного из своих коллег попавшего в секту «новопреставленцев».

А когда противники доказывали ему, что он «зеркалит» идеи сектанта, безо всяких раздумий начинал пропагандировать нечто абсолютно противоположное, где по его словам выходило, что зло, как раз не Сатана, а сектанты.

Правда, у Синехвостикова была одна отличительная черта характера. Раз обманувшись, он переключался на неприятие «обманувшего» его человека и громко сопя, демонстративно переставал разговаривать с «обидчиком».

Таким образом, довольно часто у него возникала острая необходимость в виду нужды в том или ином человеке наступать самому себе на горло и не то, чтобы извиняться, этого он никогда не делал, но принужденно посмеявшись, заявить о прошлых распрях и недоразумениях.

На что в обыкновении следовала реакция довольно резких слов и крепких выражений. Советы, а не пойти ли Синехвостикову лечиться к психиатру звучали все чаще и чаще, наконец, дошли и до него. Произнесенные человеком со значительным списком послужных наград, они заставили Михаила Леонидовича пересмотреть линию своего поведения и, робея, приседая на каждом шагу, он воспользовался возможностями едроссовского времени, когда частных клиник, как грязи, на каждом шагу, договорился по телефону с приветливой секретаршей. В назначенное время, переступив порог светлого кабинета, Михаил Леонидович проследовал к мягкому креслу и, усевшись, уставился в спокойные глаза облаченного в белый халат, врача-психиатра.

После дежурных вопросов, где родился, крестился, учился, врач, внимательно наблюдавший за подергиваниями век Михаила Леонидовича, задумчиво предложил рассказать ему о своих родителях, бабушках, дедушках. Одним словом, поведать, а не было ли в роду психически больных, может алкоголиков? На что Михаил Леонидович даже подскочил, в негодовании заявив об абсолютной порядочности своих предков. Тут надо сказать, Синехвостиковы вообще презирали пьющих и, стало быть, пропащих людей, а уж о психах и говорить нечего. В возмущенном вопросами психиатра сознании Михаила Леонидовича почему-то возник отвратительный образ слабоумного, роняющего под ноги слюни, одним словом, дебила.

– Нет и еще раз нет! – категорично пристукнул ладонью по коленке, Михаил Леонидович. – Слава богам, все мои родственники вели нормальный образ жизни, были порядочны и честны!

Психиатр с интересом рассматривал Синехвостикова.

Заметив его взгляд, Михаил Леонидович пожалел о своей чрезмерной болтливости и быстренько смял тему, переведя разговор в другое русло.

Психиатр не перебивал, слушал, слегка склонив голову к плечу, изредка записывал что-то в раскрытую записную книжку и Синехвостикова так и подмывало расспросить о диагнозе, но с испугу он продолжал нести околесицу, а после и вовсе принялся икать.

Предложив пациенту очередной стакан воды, врач перешел к делу и, проведя несколько психологических тестов, принял решение, которое сводилось к занятиям медитациями, зарядке по утрам, одним словом, к здоровому образу жизни.

Получив рекомендации специалиста больше спать, не нервничать и так далее, Михаил Леонидович расплатился у стойки секретарши клиники, отдав не хилое количество денег и выйдя на весеннюю улицу, полную восторженного чириканья птиц, глубоко задумался о своем «пошатнувшемся» здоровье.

Наблюдая в окно его сгорбленную спину врач-психиатр нимало не сомневаясь сообщил владельцу клиники, по совместительству главному врачу.

– Совершенный маразматик!

– Тяжелый случай? – провожая взглядом суетливо подпрыгивающего на каждом шагу Синехвостикова, спросил главный врач.

– Еще бы, – вздохнул психиатр, – уже страдает легкой формой слабоумия и это в пятьдесят лет!

– Что делается! – посочувствовал главный врач неизвестно кому, то ли своему другу, заполучившему неизлечимого пациента, то ли Синехвостикову, не подозревавшему о своем тяжком диагнозе и вышагивающем, как ни в чем не бывало, по весенним лужам, на работу, где его появления с неприязнью поджидали коллеги по работе…

Ретроград

Накануне знаменательного дня, восьмого марта, Стас Федорович, как всегда, сделал несколько хитрых ходов, чтобы отправить жену с поздравительными открытками к женской половине ее семьи. Жена, как всегда сделала вид, что ничего о готовящемся сюрпризе не знает, и ушла, бодро размахивая дамской сумочкой.

Стас Федорович развил бурную деятельность: пропылесосил пол, палас, выгнал кота с дивана и ничего, что котяра взвыл от страха перед гудящим на все лады чистящим механизмом, прячась под банкеткой на кухне. Подумаешь, боится пылесоса, его проблемы! Фыркал Стас Федорович, принимаясь за стирку. Впрочем, загрузив белье в стиралку и засыпав стиральный порошок, позволив машине самой переворачивать и шваркать, он отправился на кухню.

Еще накануне, ночью, придумав меню праздничного вечера, Стас Федорович засучил рукава. Через два часа накрыл стол, переоделся в праздничный костюм и бодрячком бросился на улицу за свежим букетом цветов. В ближайшем цветочном магазине нашлись возлюбленные женою белые хризантемы. После недолгих поисков по шкафам, Стас Федорович обнаружил вазу, отмыл в ванной от годовой пыли, с удовольствием вдыхая морозную свежесть выстиранного белья, развешанного им тут же на сушилке.

Чрезвычайно довольный собой, открыл бархатную коробочку с золотой цепочкой внутри, полюбовался подарком и взглянул на часы. Однако покачал он головой, женушка запаздывает.

Шли минуты. От нечего делать, Стас Федорович включил телевизор, переключая пультом каналы, он чувствовал, как начинает злиться. В желудке урчало, стол ломился от салатов и прекрасных блюд, изготовленных им самим. Сглотнув слюну, он пересилил себя, отвернулся от стола, дрожащей рукой набрал номер телефона тещи.

– Алле, кремль на проводе! – ответила теща после долгих гудков ожидания.

– Елена Степановна, здравствуйте! – нервно проговорил Стас Федорович. – С праздником вас!

– И тебе не хворать! – пьяно икнула теща.

– Можно попросить вашу дочь к трубке?

– Любка! – зычно крикнула Елена Степановна. – Тебя к телефону зять зовет!

Стас Федорович подскочил. Любкой звали старшую сестру его жены. Женщина больших форм и неукротимого характера, так говорили про нее на работе, а работала Любка в автомастерской и не хуже любого автомастера соображала, где, что в механизме машины поломалось.

– Ну? – грубо выдохнула Любка.

– Любонька, – залебезил Стас Федорович, – я тут стол накрыл, а Галочки все нету!

Галочкой или Галинкой звали жену заботливого супруга.

– Стол накрыл? – уловила Любка самую суть. – Молодец, тогда мы едем к вам!

И бросила трубку.

Стас Федорович заметался. Боже мой, что делается! Родственниц жены он, конечно, уважал в меру своей воспитанности, но терпеть их на семейном празднике – было невыносимо!

Время шло, часы тикали, есть хотелось все больше. Измученный ожиданием, Стас Федорович метнулся к столу, украдкой съел ложку оливье, поморщился, пересолил.

Прозвенел звонок в дверь. Ну, конечно же, теща с Любкой, легки на помине!

– Зятек! – теща полезла целоваться, по пути сдергивая с себя легкое пальто, шейный платок и парик.

Оставшись в красном шерстяном платье, теща принялась лихо выплясывать посреди прихожей.

– Елена Степановна, дорогая! – тянул к ней руки Стас Федорович. – Проходите в комнату!

– Маман, сапоги! – грозно прикрикнула Любка.

Мать послушно стянула дутыши и, прошлась на цыпочках, в одних носочках, в гостиную.

– Ах, зятек, уважил! – взболтнула она бутылкой клюквенной настойки.