Татьяна Доброхотова - Рассказы и сказки для взрослых

• Название: Рассказы и сказки для взрослых
• Автор: Татьяна Доброхотова
• Жанр: Русское современное

Сборник рассказов разного жанра обо всем на свете. О том, что может случиться и уже случалось. И о том, что не случится никогда.

---

Так мирно и спокойно они прожили чуть больше двух недель. Анечка явно немного подросла и уже отчетливо улыбалась деду и всем, кто попадал в пределы ее внимания.

Как-то в середине дня дед с внучкой привычно занимались повседневными делами на террасе. От ворот поселка послышался оглушительный рык мотора. Про себя Иван Сергеевич машинально отметил, что у кого-то сорвало глушитель, и забеспокоился, как бы малышка не испугалась.

Около его забора остановилась потрепанная, вся в ржавых пятнах, неопределимой уже марки колымага, оглашая окрестности блатным фольклором из динамиков. С крыльца Иван Сергеевич увидел, как из нее вылезла какая-то женщина в пронзительно желтой мини-юбке и, открыв калитку, по дорожке направилась к дому. Передвигалась она как-то странно, неуверенно, слегка пошатываясь, то ли из-за высоченных шпилек на ногах, то ли из-за того, что явно была не совсем трезва. Это оказалась Ольга, Анечкина мама.

Взобравшись на террасу, она бесцеремонно шлепнулась в кресло.

– Ну что, – начала не поздоровавшись, – как тут моя красотка?

– Да хорошо все, здорова. Проведать приехала?

– Не, забираю. У меня тут планы изменились, – и Ольга взялась за ручку коляски. Рута зашлась злобным лаем. – Псину свою убери. Поехали мы.

– Как забираешь, – схватив за ошейник собаку, все еще не мог понять Иван Сергеевич, – ты же говорила, она тебе не нужна.

– А теперь понадобилась. Моя дочь – что хочу, то и делаю, – и Ольга покатила коляску к выходу с участка. Проснулась и заплакала девочка, лаяла, рвалась из рук хозяина Рута, а сам он никак не мог сообразить, что происходит. Из машины вылез плотный, наголо бритый бугай и стал складывать коляску в багажник.

– Ольга, – крикнул Иван Сергеевич – а питание, бутылки, памперсы, и одежда для Анечки тут… и заяц ее.

– Да, совсем забыла, давай, – вернулась Ольга.

Еще через пару минут рев двигателя затих где-то вдали. Отпустив, наконец, Руту, мужчина опустился на ступеньку крыльца. К нему уже спешили встревоженные соседки.

– Иван, это что было-то? Кто?

– Анечку забрали.

– Как забрали, кто?

– Мать, Ольга.

– Это та вот пьяница, что из машины еле вылезла? Да как же ты отдал?

– Стой, Лидка, – это уже была баба Люба, – не лезь. Что он сделать-то мог? Видишь плохо Ваньке, за грудь держится. Давай в комнату, за валидолом. А ты, Сергеич, держись. Ничего пока не случилось. Ну, забрала, подумаешь, пару дней поиграется и опять отдаст. Сейчас Алешка вернется и сам разберется. Еще может совсем ваша станет, документы на нее выправите. Ты давай, не дури, инфаркта нам еще не хватало. Сам знаешь, Скорая сюда ездить не любит.

В эту ночь мужчина не спал совсем, бесцельно слоняясь из угла в угол. Взгляд его останавливался то на забытых на комоде крошечных носочках, то на задвинутом за шкаф сложенном манеже. Рута тоже вела себя непривычно: нервничала, вопросительно смотрела на хозяина, которому нечего было ей ответить.

А к вечеру следующего дня появился сын, загорелый, посвежевший, с изрядным запасом крымских вин.

– Ну как ты тут, отец? Прости, что не звонил, мобильник в море случайно утопил. Завтра новый куплю. А ты что-то неважно выглядишь. Болел? Случилось что?

Выслушав все, что произошло с Иваном Сергеевичем в последние недели, сын недоуменно пожал плечами:

– Ольга? Ну да, она мне тут как-то звонила и что-то такое говорила, про ребенка. Но мы с ней года три назад встречались. А потом, я слышал, она на иглу плотно села. Нет, отец, это не моя дочь. Обманула она тебя. Исключено.

И тут Иван Сергеевич заплакал. За последние пятьдесят лет это были чуть ли не первые его слезы.

– Не твоя? Анечка! Как же так?

– Папа, – испугался Алексей, – да ты что? Вот женюсь – будут у тебя внуки, свои, еще понянчишься.

– Да будут у меня внуки, будут. Анечки не будет!

Подарок (из путевых приключений моего друга)

Когда я по делам попадаю в Париж, всегда спешу навестить Лешку. Знаю его всю жизнь, мы родились в одном доме. Вместе сначала ползали, затем бегали, катались, вечно споря и ссорясь, на общем трехколесном велике, найденном Лешкином отцом на помойке и доведенным саморучно до ума, по широченному коридору с двенадцатью жилыми комнатами коммунальной квартиры. Вместе отправились в детский сад, а потом просидели за одним столом десять школьных лет.

Думаю, Лешкой он остался уже только для меня. Для всех остальных давно – средней руки респектабельный парижанин, проживающий в самом сердце города, недалеко от площади Вогезов. И зовут его сейчас соответственно, не Лешкой Зайцевым, как в школе, а Лукасом Ле Заком, как и положено, если живешь в самом красивом городе мира, и самом пафосном. Они с Маринкой давно уехали, еще в самом начале девяностых. Нахапал Лешка дуриком денег, как и мы все тогда: на фальшивых чеченских авизах, несуществующих в природе французских строительных кранах, китайских кожанках, угнанных в добропорядочной Европе автомобилях, которые даже вездесущий Интерпол не мог в России достать, не было ему к нам ходу. Каждый тогда по-своему этими дурными деньгами распорядился, большинство прогуляло, пропило, просидело, проубивало, и потом никогда за всю жизнь столько не заработало. А Лешка вот в Париж свалил, как всю юность мечтал, и, выходит, не прогадал, что-то куда-то вложил, преумножил, преуспел. Дочь у них, Роззи, Сорбонну уже закончила, самостоятельно живет. Все чинно, спокойно, достойно, вдали от наших дрязг и потрясений. А я, значит, в гости к нему наведываюсь, посидеть в просторной, летом залитой солнцем через высокие стрельчатые окна, столовой, отведать французского коньячку, покалякать за жизнь.

Только русский мужик, сдается мне, не под такое заточен: мирное, дремотное, обеспеченное. У нас же экстрим в крови кипит, генной памятью, и не отпускает ни при каких обстоятельствах. Быстро нам скучно становится, пресно, а оттуда и до депрессии близко, до мыслей разных неправильных, разрушающих. Вот за это нас капиталисты понять и не могут, нашу мятущуюся и загадочную русскую душу. Но у Лешки таких проблем нет, давно решил, уже лет двадцать как. Путешествует он, да не пузо греет в дорогих отелях, а норовит куда подальше, поэкзотичнее забраться: джунгли, горы, северные моря. Заброшенные всеми уголки нашей необъятной планеты – это вот для него, манит. Пока дочка маленькая была, один бродяжничал, жена даже не перечила, понимала, что иначе от безделья в раз загнется, или глупость какую выкинет, типа, обратно, в Россию захочет. А потом, где они только вместе не побывали: и на львов охотились, и на запрещенные глубины с аквалангами ныряли, и даже по горам, где не ступала нога европейцев, лазили. Я еще и поэтому люблю у них бывать, рассказы слушать, фотографии рассматривать. Словно, по другой планете экскурсия.

Вот и в этот раз, схватил в Орли мотор и сразу к ним. Лешка меня встретил все такой же, как всегда: загорелый, улыбающийся, только лысина на затылке еще больше стала. Утонули мы с ним в креслах возле камина: коньячок, кофеек, то да се, обед скоро. Поболтали, повспоминали, новостями обменялись, как водится. И только тут я приметил, мадам Колет, сто лет уже Маринке по хозяйству помогает, на двоих накрывает, выходит – нам с ним. Каждый раз, как я сюда прихожу, мадам Колет пытается незаметно подсунуть мне лучшие и самые большие куски, считает, все русские голодают.

– Слушай, а Маринка твоя где, уехала куда?

– Нет. Тут, понимаешь, такое дело вышло, ушла она от меня.

– Да ну! Как ушла? Вы с ней, почитай, столько уже вместе, по одному и не представлю.

– Да, так-то оно так, конечно. Я тоже надеюсь – опамятуется. И главное – из-за ерунды все. А как ей доказать – не знаю. Не верит мне – и все, хоть расшибись. Она же, помнишь, в молодости, какая ревнивая была, все ей что-то казалось, чего и не было вовсе. Ну и вот, рецидив у нее сейчас.

– Так уж и казалось только? Ты хоть мне в уши не дуй. Случалось у тебя, я точно знаю. Опять налево, что ли, сходил, греховодник старый?

– Да куда там, ты что, не об том вовсе. Та история старая, и совсем невинная, ничего там не было. В том-то и дело.

– Так расскажи, вместе поразмышляем, как с Маринкой лучше быть.

– Да, пожалуйста, слушай, если не лень. Это было где-то лет шестнадцать-семнадцать назад, сейчас уже и не припомню точно. Я тогда увлекся каннибальскими первобытными племенами, и потому оказался на Борнео.

– Каннибальскими? И не боялся, что тебя съедят?

– Да, сам знаешь, я по молодости шалый совсем был, ничего не боялся.

– Помню. Ладно, дальше давай.

– А ты тогда молчи и не перебивай. Ну, так вот. Поселился в отеле. Отель, как отель, цивилизованный, звездный: холодильник, телевизор, бассейн – все как положено. Тоска. Потащился, понятно на экскурсию к племенам-каннибалам. Три дня по какой-то вонючей реке взад-вперед плавали на хаузботах – лодки такие, со спальнями, кухнями, сортирами. Все чисто, прикольно – дальше некуда. Племена эти, вот те крест, видно, что это они представление для нас, европейцев, разыгрывают, деньги зарабатывают, а потом к себе домой отправляются, в город, и не отличишь там их от тех, кто в магазинах и на рынках всякую белиберду впаивают, или даже в отелях на ресепшене сидят. Разводилово, в общем, по нашему это, по-русски, называется. Не для меня. Одна радость – на тех ботах я еще с двумя мужичками познакомился, один австралиец, другой американец. И тоже, такие, недовольные, заводные, ищущие приключений и впечатлений, как и я. Всосали мы на троих бутылочку вискаря, и этот австралиец рассказал, что тут, на острове, можно, по-тихому, конечно, нанять частный самолетик с проводником. Настоящие каннибалы, охотники за черепами, дальше живут, в горах, так просто, по речке, туда не доплывешь. Самолету тоже не приземлиться, но можно прыгнуть, с парашютом, а потом проводник проведет по джунглям в племя. Только денег стоит, ему одному дорого