Инал Плиев - Долгая дорога к миру. Цикл антивоенных рассказов

• Название: Долгая дорога к миру. Цикл антивоенных рассказов
• Автор: Инал Плиев
• Жанр: Русское современное

Антивоенные рассказы, пропаганда ненависти к войне как преступному, античеловечному явлению, призыв дорожить мирными, уважительными отношениями между народами.

---

Бесик почти инстинктивно выхватил невесть откуда взявшийся автомат, рванул боковой люк и бросился вслед за ребятами. Забежал во двор. Следы на тонком снегу вели по лестнице на второй этаж. Спецкор настиг беглецов около запертой двери. У него была секунда, чтобы увидеть их глаза. В них не было ни страха, ни мольбы. «Как?! Как!! Эти пацаны, эти экстремисты!». Из горла автомата вырвались, рвались и рвались огненные всполохи. Он так и ходил в руках журналиста. Мальчишки лежали, убитые, в луже крови, неестественно раскинув руки. Бесика трясло. Он разрядил в них два рожка… Но этого ему было мало и он снова и снова нажимал курок до синевы, до онемения пальца, моля бога лишь о том, чтобы из дула вылетела еще хотя бы одна пуля…

Очнулся он только, когда тяжело взбежавший по ступенькам водитель потряс его за плечи и, стараясь глядеть в сторону, взял оружие из его рук.

Бесик посмотрел на звезды и потрогал пальцем бровь.

Несколько часов спустя, возвращаясь в Тбилиси, Угашвили включил транзисторный радиоприемник в редакционном автомобиле:

«И когда кто-нибудь

вспоминал о войне,

Он топил свою совесть

В тяжелом вине,

Перед ним, как живой,

Тот парнишка стоял…»

Выключил. Заслал кассету в кассетник:

«Нажми на кнопку, —

Получишь результат.

И твоя мечта осуществится»

На следующий день центральные советские газеты, касаясь событий в Южной Осетии, походя, упомянули о гибели «двоих осетинских экстремистов». Газеты умолчали о том, что одному из них было семнадцать, а другому – шестнадцать. Это были просто дети. Автором сообщения был собственный корреспондент одной из центральных газет Бесик Угашвили.

«Нажми на кнопку, —

Получишь результат,

И твоя мечта осуществится.

Нажми на кнопку,

Ну что же ты не рад?..»

1992.

Уже после войны я видел на заводской лестнице следы этих пуль.

Тысяча девятьсот девяносто два (абзац из газеты)

«…образ зверя и говорил, и действовал так, чтобы убиваем был всякий, кто не будет поклоняться образу зверя…»

Библия

Я застал ее за весьма странным занятием: она брала письма из резной деревянной шкатулки, перечитывала и бросала в жестяную печку. Труба установленной в городской квартире на пятом этаже печки была выведена на улицу через форточку, забитую куском жести, в середине которой было сделано отверстие, соответствующее диаметру трубы.

Ответив на приветствие и поймав мой изумленный взгляд, она сказала:

– Я жгу письма. Их автор этого стоит, – на мгновенье задумалась и добавила:

– Я была хорошего мнения об этом человеке, но он оказался предателем.

Мне всегда нравилась ее железная выдержка. Железные нервы, железный характер. Какие бы бури не бушевали в ее душе, она никогда не позволяла себе выдать свои переживания. Ее «железность» не мешала быть удивительно мягкой с теми, кого она любила, и это заставляло дорожить ее расположением.

Была ли она красива? О, нет, она была прекрасна. Я ее обожал, и она это знала. Порой казалось, нарочно разжигает мои чувства, чтобы лишний раз убедиться в их силе. Мы были привязаны друг к другу. Я часто сидел у нее в гостях, бывало, и сам приглашал на чашку чая.

– Я принес тебе свежий номер «Экспресс—Хроники», – конечно, это был лишь предлог для визита.

Она протянула мне одно из писем, предлагая ознакомится с ее содержанием.

Я попытался возразить, но девушка с легким металлом в голосе настояла. При этом она знала, что я не стану его читать, а я понял, что истинным смыслом этого жеста была демонстрация доверия.

Я бегло просмотрел исписанные странички. В конце стояла подпись: «Георгий Хачирашвили».

– Мы встретились в Абхазии шесть лет назад на каком-то форуме дружбы. – Она с трудом выдавливала каждое слово. – Я ничего не говорила о нем, просто не заходило разговора. Как нередко бывает, наше знакомство нашло продолжение в письмах. Откуда мне было знать, что каждая его фраза – это лесть и обман, все его красивые слова – это сладкий липкий елей (я поморщился, действительно, это довольно противно – растительное масло, перемешенное с сахаром). – Он проклинал давно истлевших вождей, превознося общечеловеческие ценности, клялся в своих добрых чувствах к нашему народу, писал о желании выучиться говорить по-осетински, и я ему верила, понимаешь, я ему искренне симпатизировала. Однако после ноябрьских событий 1989 года не получила ни одного ответа на свои письма Я ждала, я долго ждала, но, как видишь, не дождалась. Это значит, что он стал на сторону наших врагов.

Я молчал.

– Он предал нечто гораздо более значительное, чем просто мое доверие, – тоном, не терпящим возражений, сказала она и, достав из шкатулки все остававшиеся там письма, бросила их в огонь.

– Георгий Хачирашвили… – проговорил я, раздумывая. – По-моему, я где-то встречался с этим именем. Уж не на страницах ли этой газеты?..

Я машинально бросил просмотренное письма в печку, которой уже были скормлены его «товарищи», развернул «Экспресс—Хронику», и, пробежав взглядом по газетным полосам, нашел нужный абзац: «Как сообщила грузинская правозащитная организация, члены которой пожелали неизвестными, в конце прошлой недели за отказ расстрелять группу взятых в заложники деятелей абхазской культуры в районе Сухуми, гражданин Республики Грузия Георгий Хачирашвили, 1972 года рождения, был приговорен к смертной казни военно-полевым судом. В тот же день приговор приведен в исполнение. Лица, близко знавшие расстрелянного, сообщили, что он был насильственно мобилизован в ряды Национальной гвардии Грузии в августе нынешнего года».

Девушка посмотрела мне в глаза с плохо скрываемым напряжением. С кажущимся спокойствием взяла газету из моих рук, сглотнула подступивший к горлу комок, и, медленно подняв на меня свои бесконечно глубокие глаза, сказала:

– Прости, мне необходимо побыть одной.

1992 – 1994.

Война

Летом 1991 года в городе Киеве я оказался

рядом с памятником красногвардейцам,

сложившим головы в годы Гражданской войны.

Поблизости прогуливалась молодая женщина

с маленьким сыном. Мальчик спросил:

– Мама, что это за памятник?

– Это тем, кто погиб в войну.

– А что такое война?

Мать не ответила, отошла в сторону. Тогда ребенок обратился ко мне:

– Большой мальчик, скажи, что такое война?

– Война – это… Сколько тебе лет?

– Мне всего четыре года и я знаю еще так мало…

– Прости, малыш, я не могу тебе ответить.

Ты не должен знать… не спрашивай меня, что такое война.

Двадцать пятое мая 1992 года в городе Цхинвале выдалось теплым, солнечным днем. Ласковая весна потихоньку уступала свои права жаркому лету. Слышалось пение птиц, шелест листвы. Город не обстреливался целые сутки и люди осмелели настолько, что даже разрешили своим детям порезвиться на улице. Гомон развлекавшихся ребятишек вызывал умиление и сжимал сердце.

Мы с приятелем прогуливались по одной из оживленных улиц города, делясь впечатлениями о происходивших событиях и размышляя о будущем. Мы были настолько увлечены беседой, что даже не придали особого значения тем глухим гулким взрывам, которые начали раздаваться вдали. Но поведение окружающих не могло нас не насторожить: люди, еще минуту назад спокойно и уверенно занимавшиеся своими делами, стали в страхе выскакивать из домов и уволакивать свои чада в безопасные места. Прохожие превратились в пробегающих.

Количество взрывов все росло и росло. Некоторые из них раздавались совсем близко. Но это были всего лишь отдельные залпы. К ним примешивался сухой лающий треск автоматов и басистая ругань крупнокалиберных пулеметов. Вокруг не было видно ни одного человека. Улица, на которой только что кипела жизнь, вмиг опустела! Взрывы снарядов и ракет раздавались все чаще, автоматный же и пулеметный огонь стал вовсе непрерывным. Все больше и больше снарядов и ракет взрывалось в угрожающей близости от нас. Мы спрятались за толстым стволом дерева, которое росло прямо посередине улицы. Через некоторое время нам почему-то пришло в голову поменять местонахождение и мы, перебежав на тротуар, затаились между стеной дома и припаркованным рядом автомобилем. Тотчас же мимо нас со свистом и шипением пролетел снаряд и разнес в щепки дерево, которое мы покинули. Один из осколков попал в бак автомобиля и раздался еще один взрыв. Взрывной волной выбило стекла в окнах близлежащих домов. Я едва успел отпрянуть, чтобы спастись от осколков стекла, но они порезали руку моего друга на тыльной стороне ладони. Убедившись, что в ране нет осколков, я перевязал ее своим чистым носовым платком. Пригнувшись, мы перебежали в другое место – рядом с пылающим автомобилем было не очень уютно. Канонада не смолкала. Взрывы раздавались один за другим. Все слилось в один беснующийся хоровод смерти. Земля судорожно вздрагивала от взрывов и стонала от людского горя. Свист и грохот ракет, снарядов, проносящиеся огненные шары со смертоносной начинкой внушали дикий, деморализующий ужас, мы видели, как в два или три дома попали ракеты, разрушая и сжигая их. Нам не оставалось ничего иного, как бегать с места на место, потому что везде мы были уязвимы. А жить чертовски хотелось!