Александр Стоянов - Знаки бегущего горизонта

• Название: Знаки бегущего горизонта
• Автор: Александр Стоянов
• Жанр: Поэзия
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-906857-27-9

В сборник вошли стихотворения, раскрывающие сложный, многогранный, противоречивый мир человеческой души. Поэт беседует с читателем о любви, о судьбе, о жизни. Интересен слог и стих, привлекает неожиданностью рифмы, рождающей образы и картины.

---

Мадрид

Я лечу в этом море плывущих огней,
как пиранья далёких и серых болот.
Буэнос ночес долине и городу в ней!
Буэнос ночес, застывший на мусорке кот!

В старом парке листва облетает в ночи,
там Альфонсо Двенадцатый смотрит
и ждёт,
когда ветры морские рассвет принесут,
он сойдёт с постамента и двинет вперёд.

Чей-то ангел-хранитель поник головой —
это город соблазнов качает права,
спит иглесиа, путника скрыв за стеной,
спят дворцы, растворяясь во тьме до утра.

И, укрывшись ночным одеялом, дома
светят окнами людям, уставшим от дел,
и весёлых студентов лихая толпа
согревает пространство теплом своих тел.

Старый город надменно глядит сверху
вниз
на бетонные башни новейших времён,
и хранит полный список великих имён,
и симфонию солнцу исполнит на бис.

Вальхалла

В далёкой, соломенной дали,
где кучерявилось солнце
и тучи паслись стадами,
в девятом миру от оконца,

Сияли там колесницы,
везущие воинство Фреи,
и щурил глаза возница,
от солнца и воздуха млея.

Бежали следом восходы,
закаты и ветер дикий,
играла сама природа
на радуге тонкой нитью.

И осы пели созвучно,
шмели затрубили в голос,
летели все вместе – кучно,
не видя на жёлтом полос.

Деревьев войска большие
качались у ног залива,
погибших ватаги лихие
несли в Вальхаллу огниво.

И Один глядел устало,
на убиенных лицах
растерянность нависала,
как Аз в алфавитных страницах.

Пробитые насквозь торсы
Эйнхерии не замечали,
в их рыжие бороды втёрлись
кровавые раны печали.

Горят золочёные копья
Вальхаллы, что держат купол,
небесный чертог даже ночью
готов принять новых кукол.

И будут там снова битвы,
удары клинков беспощадных,
а ночью придут к ним нимфы
потешить любовников жадных.

И всех их спасёт Древо Жизни,
и мёд из козы, и мясо,
не будет конца их тризне,
как и от смерти спаса.

Там, за рекою скорби,
тоскуют по ним живые,
и не дождётся Один
крылатых своих валькирий.

В Асгарде много солнца,
и радужный мост, и птицы,
но ничего не заменит
им Землю и милые лица.

На лицах родных и близких
радость от встреч-расставаний,
походов далёких и близких,
и свой старый дом со стенами.

Лишь Солнце покинет Землю,
закончатся дикие битвы,
я всем уверениям внемлю,
и жизнь вновь остра, как бритва.

Песок и камень

Песок и камень умывались солью,
жевали шорохи, вдыхали синеву,
ночные призраки их нагружали болью,
а утро звонкое съедало тишину.

Небесный цирк светил протуберанцем,
комет весёлых прыгали хвосты,
а ветерок-шалун будил их танцем,
играли в космосе небесные коты.

И хохот лет мозоли их не трогал,
и мост небес на эго не давил,
и не роптал никто, но свято верил,
что кто-то там их ждёт – в конце зари.

За Родину!

В кипящей извести веков
родился день. Твой лик печальный
глядел на нас, и в наш окоп
звонил он ветром поминальным.

Живые поняли, что всё:
пришёл конец, и дни застыли.
И прилетело вороньё
принять участие в том пире.

Конца войны боец не ждал
и крепко Богу помолился.
Врага увидел он оскал,
готов за Родину он биться.

Стрельба и смрад спеклись во Зло,
вокруг гудело и мерцало,
и одеяние его кровавой тенью
в свет упало.

К земле сырой прижался взвод.
Почти никто уже не дышит.
Дрожит, звенит от стали неба свод,
предсмертный крик солдата не услышат.

И вдруг, средь шума и огня,
свинцовый силуэт вещает.
Не камень, и не сталь, и не броня
солдат в атаку поднимают.

Вперёд, ребята! За страну!
За матерей, за жён, за братьев!
Мы скоро победим эту войну,
и будет в этом мире Счастье!

И встал солдат, презрев её,
костлявую с косой девицу.
Он выполнил предназначение своё
и дал возможность нам родиться.

По морю парусник плывёт,
и ветер мачты выгибает.
А где-то там война идёт,
солдат российский погибает.

Задумайтесь! Я вас прошу!
Поймите, молодое поколенье!
Прошу я помнить ту войну,
какие б в жизни ни случались измененья!

Бомж

Опосредованно в среду
пообщавшись со средой,
понял я, что не уеду,
не доеду я домой.

Нет бы чтоб собрать все беды
и оставить их в среде —
я на этих бедах еду,
значит, снова быть беде.

Не здороваются люди,
чувствуют мою среду.
Я в их помощи нуждаюсь,
на всеобщую беду.

Ни закуски, ни обеда,
ни кола и ни двора.
Да когда ж домой приеду?!
Заждалась уж детвора.

Но опять поход прервали,
есть стакан и водка в нём.
Мы страдали, мы устали,
день хороший – вот и пьём.

Утро добрым не бывает,
это каждый пьющий знает.
Ну а кто у нас не пьёт?
Накачался – и в полёт.

Зверь вселяется надёжно,
в наш родимый организм,
выбить просто невозможно.
Да какой тут оптимизм?!

Каждой клеткой овладели
алкогольные пары.
Годы быстро пролетели,
улетев в антимиры.

Волю сковывает пьянство,
губит мозга вещество,
стать животным очень просто,
встать на ноги нелегко.

Я старый автобус

Я старый автобус,
качусь по проспектам,
объехал весь глобус,
хрипит мой селектор.
Кряхтит и трясётся
мой старенький дизель,
механик мне нужен,
но вы возразили.
Сказали, что нужно
давно мне на свалку.
Однако я знаю:
вам всем меня жалко.
Я в форме отличной,
гудят механизмы,
дизайн симпатичный,
зачат лунатизмом.
В наш век бестолковый
нас мало что греет,
из прошлого века
романтикой веет.
Спокойны изгибы,
фонарь мирно смотрит,
проехать одним бы
по улицам вёртким.
Открытые лица,
спокойствие сердца,
и что-то незримо
по небу струится.
И что же такого
нам здесь не хватает?
Улыбок прохожих?
Тоска накрывает.
Мы знали когда-то,
что всё будет лучше,
смеясь до заката,
ценя каждый лучик.
Тогда мы как будто
любили, мечтали,
но вот прошли годы,
и кем же мы стали?
Нас в веке новейшем
ничто не тревожит,
и бег обалдевший
душе не поможет.
Брюзжим мы не в меру,
хотя и не стары,
утратили веру
мы с веком на пару.
А старый автобус
наш глаз успокоит,
как с чем-то родным,
рандеву нам устроит.
Качает поршнями
наш жёлтый вагончик,
и счастье горстями,
и жизнь, словно пончик.
И сахарной ватой
белеют киоски,
пейзаж умиляет —
он тёплый, неброский.
Я старый автобус,
той жизни ровесник,
один во вселенной,
тоски буревестник.

Последний день лета

Моя луна острее сна.
Полнеть она обречена.
Концами острыми едва
пронзает крыши гор.
И ждёт, когда
хребтами небо подопрут
и лишь к утру уснут,
отдав свинец ночной.
Тяжёл он для камней.
Далёких звёзд уют
и запустение комет,
несущих жёлтый свет
покинутым местам.
У них же до поры —
молчания обет
печальным небесам.
Тоску детей прольют,
что отданы домам.
Сквозь тьму и летний дух
глядит гора, как мать,
на миллион огней,
а любит их? Как знать?
Она же мать камней,
и звёзды ей под стать,
нет гор её милей,
она не может врать.
Безмолвный твёрдый мир
молчал и ветер пил.
Над тонкой коркой сна
он, как орёл, парил.
Меж пряных сонных трав,
над деревом души,
в его листве застряв,
заполз он в камыши.
Речной водой умыв
усталое чело
и снова воспарив,
у ночи взять своё.
А в дымке плыл восход
по высохшей земле,
он красил горизонт
и дал отбой луне.
И свистнул соловей,
у гор украли тень,
а солнца красный шар
рождает новый день.
Нас светом напоит
восход звезды большой,
мелодия звучит,
горам поёт прибой.
Пусть спят хребты и льды,
нет тяжести небес,
и вновь прозрачен мир,
развеян ночи пресс.
Цикады гнут своё,
на солнце плотен звук,
и речка, как копьё,
и людям меньше мук.
Вот день – такой, как все,
но есть в нём тайный знак.
Последний лета день
окончился. Но как?!

Весна

Пропел, присел, вспотел
и снова вышел.
Увидел мутные ручьи
в дырявых крышах.
Пан-март,
он властелин колец,
даёт нам время
узреть мучения земли
и бросить семя.
Один слуга у двух господ
в снегах мерцает.
А льды крепки как никогда,
и всё же тают.
Летят дождинки сквозь туман.
Умолкло эхо.
Ветрило хлещет по кустам,
марток уехал.

Саграда Фамилия