Владимир Лиховид - Пластун

• Название: Пластун
• Автор: Владимир Лиховид
• Жанр: Историческая проза

В историческом романе красочно описывается эпоха запорожского низового качества. Эта захватывающая история начинается с того, что главный герой попадает в плен к жестоким захватчикам татарам. Его родные убиты, впереди ждет рабство, но Иван не тот человек, чтобы покориться такой незавидной судьбе…

---

В порту Кафы Ивану не часто приходилось бывать при жизни покойного судьи. Но Али-Мустафа взял вести судебную тяжбу коменданта крепости, турка Юсуфа-паши. И теперь Иван служил посыльным, нося деловые бумаги и переписку между судьёй и его вечно занятым важным клиентом, безмерно был рад этому. Наконец-то можно было вдоволь налюбоваться морем, кораблями – всем тем, что юноша ранее ещё не видел и что полюбил сразу и на всю жизнь…

Вскинув на плечо небольшую сумку с бумагами и увесистым мешочком с золотом – платой паши за судейские дела, Иван, не спеша, зашагал вдоль причалов. Он с любопытством разглядывал корабли, привязанными толстыми канатами-швартовами к массивным причальным тумбам-кнехтам.

Сгибаясь в три погибели, бежали взад-вперёд по деревянным сходням полуголые, мокрые от пота грузчики, таская разные бочки, ящики и тюки. Загорелые до черноты матросы, сверкая белозубыми улыбками. Лазили по верёвочным лестницам-вантам на высокие мачты кораблей, ставя паруса, или драили палубы поливая, их морской водой из бывших деревянных вёдер.

Иван во все глаза смотрел на эту новую, неизвестную и, наверное, такую интересную жизнь. Большой корабль с разноцветными флагами на мачтах, слегка кренясь на правый борт, уходил в море. Большие паруса его, наполненные попутным ветром, белым облаком окутывали судно. Иван задержавшись, с затаённой тоской глядел на это прекрасное зрелище. Как интересно, должно быть, плавать на таком замечательном корабле! Видеть новые страны, разные чудеса заморские. И быть свободным, как ветер…

Тяжело вздохнув, Иван направился дальше. Разноголосая пёстрая толпа обтекала его со всех сторон. Людской говор, скрип тяжёлых колёс, мычание волов, тащивших тяжёлые арбы с грузом, и шум прибоя сливались в один протяжный рокот, стоявший над портом.

И вдруг, слова родной речи резанули слух. На причале, над которым возвышалась высокая корма венецианского корабля, стояли несколько человек в русской одежде. Высокий здоровенный парень с тяжёлой кожаной сумкой через плечо, обнимал хрупкую стройную девушку с косой ниже пояса. Чуть в стороне два молодых православных монаха тоже прощались друг с другом. У одного из иноков – того, что был повыше, висела на перевязи бинтованная левая рука. Толстый рыжебородый мужик в богатом кафтане – по виду купец, говорил о чём-то с самым настоящим запорожским казаком! Положив ладонь на рукоять сабли, запорожец нервно подёргивал себя за кончик длинного чёрного уса, поглядывая на обнимающуюся парочку и явно не смущая рыжебородого.

Иван, с тяжело бьющимся сердцем смотрел на казака, не веря своим глазам. Запорожец, сечевик с саблей на боку и кинжалом за поясом здесь, в Кафе, в самом центре проклятого Крымского ханства?! И стоит так спокойно, не обращая никакого внимания на снующих вокруг татарских стражников? Несколько поразмыслив, Иван вспомнил, что казаки не всегда пребывали в состоянии войны с татарами. В краткие периоды мира они часто приезжали в Крым закупить необходимый им товар или выкупить из плена попавших в неволю товарищей.

Затаив дыхание, юноша ещё некоторое время смотрел на людей у трапа венецианской каракки. Молодой казак и девушка судя по говору, были его земляками. Остальные – московитяне, из русской стороны. Так захотелось подойти к ним, поговорить! Но нельзя ему, рабу басурманскому даже словом переброситься с земляками-христианами. Тяжёлое наказание ожидало рада за это, если узнает хозяин. А Ивана уже хорошо знали в порту и вездесущие стражники, и многие торговцы, и чиновники, имеющие дело с судьёй. Да и свободные земляки не особо горели желанием общаться с невольниками. Раб уже не считался полноценным человеком – это было клеймо, как на прокажённом…

Горько вздохнув, Иван ещё раз глянул на красивую девушку, напомнившую ему Кристину, на усатого запорожца и уныло поплёлся дальше. Теперь невидимое клеймо раба, висевшее на нем, превратилось в самое настоящее ярмо, колодку, пригибавшую его к земле, делая получеловеком. Он раб, он несвободен, он никто! Именно здесь, сейчас, при вивде этих сказочных, вольных как питцы кораблей, глядя на свободных, гордых и красивых людей, Иван явственно ощутил, что такое рабство. Несвобода! Когда не имеешь права сам распоряжаться своей судьбой – нет хуже этого ничего для настоящего человека!

Иван вспомнил отца – тоже казака-запорожца, сгинувшего где-то много лет назад. Десять годков ему было, когда отец ушел в свой последний казацкий поход. Смутно уже помнил хлопец лицо батька с длинными черными усами, белозубой улыбкой, его крепкие загорелые руки… вид этого молодого запорожца, похоже ревновавшего девушку к высокому москвичу, напомнил парню далекий образ отца. Как давно это было… и отец был казак, герой! А он? Раб несчастный!

Скрипнув зубами, Иван, понурив голову, быстро зашагал прочь от причалов. Расстроенный, с камнем на сердце проталкивался через толпу, ни на кого не глядя.

– Чего, хлопче, пасмурен? Девка не дает, чтоль?

Споткнувшись, Иван недовольно уставился на появившегося перед ним человека. Затем узнав того, снял шапку:

– Здоровы будьте, дядько Василь.

Пожилой хромоногий Василий, раб богатого турецкого купца, знал практически всех невольников-христиан в Кафе. Он вечно шлялся по базарам, болтат без умолку, собирая и разнося по городу все последние новости и сплетни. Матвей знал его давно, но недолюбливал за длинный язык. Ивану он тоже не особенно нравился, но вида юноша не подавал и при встречах всегда был с ним вежлив.

– Зачастил, вижу, ты к басурману Юсуфу. Дела чтоль важные у твоего татарина с ним? – маленькие глазки Василия весело щурились, щербатый рот обнажил в улыбке гнилые зубы.

– Так, дела судейские, дядько Василь… – Иван совсем не горел желанием разговаривать с кем бы то ни было, тем более с этим неприятным типом.

Но отделаться от того оказалось непросто. Схватив парня за рукав, Василий затащил его в ближайшую чайхану. Заказав зеленый ароматный чай и халву, он принялся расспрашивать Ивана о его жизни в доме Али-Мустафы, работе и так далее. Юноша отвечал коротко, стараясь не показывать своего недовольства этой беседой.

– Да, живётся тебе, Ванюшка, неплохо у твоего басурмана. – Василий с хрустом раскусил кусочек халвы. – Работку маешь белую, одет как пан, молод, красен… небось и веру нашу, православную, позабыл уж?

Иван резко отставил чашку с чаем. Светлая дымящаяся жидкость плеснув, зелёным пятном расплылась на подоле его халата.

Кто такой этот щербатый чёрт, что задаёт такие вопросы, в душу лезет?! Одет, как пан… Да, Али-Мустафа, как и его отец, полагал что одежда слуг отражает положение их хозяина. Поэтому рабы в доме судьи были, по татарским меркам, одеты неплохо. А Иван – даже богато. Это была заслуга Гульнары-ханум, пилившей постоянно мужа, что стыдно ей, жене такого уважаемого в Кафе человека, ходить по базарам в сопровождении слуги-оборванца, это было преувеличением. Иван, как и все слуги, носил опрятный синий халат, чёрные шаровары и небольшую суконную шапочку. Но Али-Мустафа подумав, согласился с доводами жены. Теперь в атласном бухарском халате, в сапогах из красного сафяна и аккуратной белой чалме. Иван походил на кого угодно, но только не на бесправного раба. Одежду эту впрочем, ему разрешалось надевать только для сопровождения госпожи на рынок или при посещении уважаемых клиентов кади.

Ну а вера… Не много, но были такие из невольников-христиан, что переходили в мусульманство. Это поощрялось шариатскими законами, и было выгодно – мусульманин не мог быть рабом мусульманина. Приняв магометанство и став свободными, такие люди получали помощь в организации своего дела – торговли, ремесленничества, могли заводить семьи. И скоро из бывших украинцев, русских, поляков, литовцев превращались в татар и турок, теряя свою национальную принадлежность. Но для своих соотечественников они навсегда становились изменниками веры и предателями родной земли.

Многие владельцы христианских рабов насильно заставляли их принимать ислам. Покойный Саид-Нура своих слуг не трогал. Но его набожный сын, похоже, имел такие виды в отношении Ивана. Каждый день Али-Мустафа заставлял долдонить парня мусульманские молитвы и читать Коран, растолковывая ему значение основных сур священной книги. Возможно, что судья надеялся таким образом просветить светочем «истинной» веры душу своего юного раба.

Иван покорно выполнял всё, что требовал от него хозяин, но менять веру и не думал. Вечером, перед сном, шептал юноша слова «Отче наш», осеняя себя крестным знамением. И проплывали тогда перед взором образы далёкой родины, милое лицо рано умершей матери, тихая речка Ворскла с возвышавшейся на пригорке церковью.

Злость сдавила грудь, и больше всего захотелось Ивану швырнуть кусок халвы в ненавистную рожу своего собеседника, но привитое с молодых ногтей уважение к старшим удержало его: