Марк Твен - Умер ли Шейкспир?

• Название: Умер ли Шейкспир?
• Автор: Марк Твен
• Жанр: Биографии и Мемуары

Перед вами уникальное издание. Существование работы «Умер ли Шейкспир?» по понятным причинам замалчивают не только сторонники мифа о Шекспире из Стратфорда, но и библиографы… самого Марка Твена. Почему? Об этом вы узнаете, прочитав последнюю работу знаменитого автора «Тома Сойера» и «Гекльберри Финна», а также несколько не менее увлекательных эссе на ту же тему.

---

Возможно, он всё это проделал, но я хочу знать: кто всё это время держал за него лошадей; и кто штудировал книжки в мансарде; и кто развлекался прогулками по судам. А также: кто был мальчиком на побегушках и актёром на сцене.

Потому что мальчиком-посыльным он таки стал; а уже в 93-м сделалася «бродягой» по юридическому выражению, означающему незарегистрированного актёра; а в 94-м – «постоянным» и официально зарегистрированным представителем этой (в те дни) легковесной и не слишком уважаемой профессии.

Вскоре после этого он сделался пайщиком в двух театрах, их управляющим. С тех пор он стал деловым и процветающим дельцом и на протяжении двадцати лет грёб деньги обеими руками. Затем, в неистовом порыве поэтического вдохновения он написал своё стихотворение – своё единственное стихотворение, свою любимицу – а потом лёг и умер:

Мой друг, молю тебя, постой!
Не трогай тлен под сей плитой!
Будь счастлив, камни пощадивший,
И проклят, прах пошевеливший.

Возможно, он был уже мёртв, когда писал эти строки. И всё же это лишь предположение. У нас есть лишь косвенное доказательство. Внутреннее доказательство.

Стоит ли мне перечислить остальные Предположения, из которых сложена гигантская Биография Уильяма Шейкспира? Не хватит полного словаря, чтобы вместить их. Он – бронтозавр: девять костей и шесть сотен бочонков гипса.

Глава 5 – «Мы можем предположить»

В предположенческом деле сделку заключают три отдельных и независимых культа. Два из этих культов известны как шейкспиристы и бэконианцы, а я третий – бронтозавровец.

Шейкспиристы знают, что труды Шейкспира написал Шекспир: бэконианцы знают, что их написал Фрэнсис Бэкон; бронтозавровец толком не знает, кто из них это сделал, однако вполне спокойно и осознанно уверен, что Шекспир этого не мог сделать, и сильно подозревает, что Бэкон мог. Нам всем приходится много чего предполагать, однако я почти не сомневаюсь в том, что в каждом из памятных мне случаев бэконианские предполагатели обогнали шейкспиристов. Обе стороны рассматривают одни и те же материалы, но бэконианцы кажутся мне при этом добивающимися гораздо более разумных, рациональных и убедительных результатов, нежели шейкспиристы. Шейкспирист производит своё предположение, исходя из определённого принципа, из неизменного и непреложного закона, а именно: если сложить 2, 8, 7 и 14, то получится 165. Подозреваю, что здесь затесалась ошибка. Без разницы: вы не сможете заставить отупевшего на своих привычках шейкспириста расшифровать существующие сведения на какой-либо иной основе. С бэконианцем по-другому. Если вы разложите перед ними вышеупомянутые цифры и попросите сложить, он никогда не получит из них больше 45 и в девяти случаях из десяти получит должные 31.

Позвольте мне попробовать проиллюстрировать обе системы на простом и доходчивом примере, рассчитанном на то, чтобы идею мог ухватить человек несведущий и неразумный. Рассмотрим случай: возьмём тепличного, вскормлённого на домашних харчах, необразованного и неопытного котёнка; возьмём грубого старого кошару Тома с головы до хвоста в рубцах от жизненного опыта, такого культурного, такого образованного и такого безгранично эрудированного, что любой скажет «всё кошачье знание – его компетенция»; в довершении возьмём мышь. Запрём их всех троих в тюремной камере без дырок и щелей. Подождём полчасика, затем откроем камеру, введём шейкспериста и бэконианца и позволим им посчитать и попредполагать. Мыши нет: таким образом, задача сводится к ответу на вопрос, где она? Оба вердикта можно угадать наперёд. Один вердикт скажет, что мышь находится в котёнке; другой с такой же уверенностью скажет, что мышь в котяре.

Шейкспирист будет рассуждать так (это не мои слова, а его). Он заявит, что котёнок, возможно, ходил в школу, когда никто этого не замечал; поэтому мы вправе предположить, что так и было; кроме того, он мог учиться в кабинете судейского клерка, когда никто не подглядывал; поскольку это могло иметь место, мы вправе допустить, что так и случилось; он мог изучать котологию в мансарде, когда никто его не видел – значит, он так и делал; он мог посещать котосуды по ночам на односкатных крышах, для развлечения, когда никто не замечал, и таким образом собирал урожай судейских котоформ и кошачьего юризма: он мог бы это сделать, значит, без сомненья, он это сделал; он мог пойти служить в стаю котов, когда никто не видел, и обучиться военным премудростям и тому, как поступать с мышью, когда предоставляется шанс; делаем из этого простой вывод о том, что именно так он и поступил. Поскольку все эти многочисленные вещи могли произойти, у нас есть все права думать, что так и произошло. Всем этим кровью и потом собранным знаниям и навыкам теперь нужно было лишь одно – возможность, чтобы преобразоваться в победное действие. Возможность представилась, и вот вам результат; вне всяческих сомнений, мышь в котёнке.

Здесь следует заметить, что когда мы из трёх культов сажаем «мы думаем, что можем предположить», то ожидаем, что при правильном поливе, удобрении и присмотре он в итоге вырастит в сильное, морозоустойчивое и не обращающее внимания на погоду «нет ни тени сомнений» – что обычно и происходит.

Мы знаем, что вердикт бэконианца будет: Нет ни малейшего свидетельства того, что котёнок обучался и получил образование и опыт, соответствующие данному случаю, или был готов на большее, нежели тырить беспризорное молоко; при этом существует изрядное количество доказательств – причём неопровержимых – что другое животное обладает всеми, исключительно всеми, необходимыми для данного случая навыками. Нет ни тени сомнения в том, что мышь в котяре.

Глава 6

Когда в 1616 году Шейкспир умер, великие литературные произведения, приписываемые ему, как автору, находились на виду у всего Лондона никак не меньше двадцати четырёх лет. И, тем не менее, его кончина не стала событием. Она не вызвала переполохи, не привлекла внимания. Его выдающиеся литературные современники определённо не осознали, какой прославленный поэт покинул их ряды. Возможно, они знали о том, что исчез некий незначительный актёришка, однако не видели в нём автора Произведений. «Мы вправе предположить» это.

Его кончина не стала событием даже в городишке под названием Стратфорд. Означает ли это, что в Стратфорде он вообще не считался никакой знаменитостью?

«Нам позволено предположить»… нет, на самом деле мы обязаны предположить, что это было именно так. Он провёл там первые двадцать два или двадцать три года своей жизни и, разумеется, всех там знал, и его там все прекрасно знали, включая кошек, собак и лошадей. Там же он провёл последние лет пять или шесть, усердно приторговывая крупно и мелко всем, на чём можно было сделать деньги; а потому мы не можем не предположить, что в те последние дни куча народу знала его лично, а остальные – внешне и понаслышке. Но не как знаменитость? Очевидно, нет. Поскольку скоро все позабыли о каких бы то ни было контактах или эпизодах, связанных с ним. Десятки горожан, по-прежнему здравствующих, которые знали его или знали о нём в те первые двадцать три года его жизни, пребывали в беспамятстве: если они и знали о каком-нибудь случае, связанным с тем периодом его жизни, то ничего не рассказывали. А рассказали бы, если бы их спросили? Весьма возможно. А их спрашивали? Очень похоже, что нет. А почему нет? Сдаётся мне, что никому ни там, ни где-либо ещё не было интересно это знать.

На протяжении семи лет после смерти Шейкспира никто как будто им не интересовался. Потом было опубликовано кватро10, и Бэн Джонсон пробудился после долгой спячки безразличия, пропел хвалебную песнь и поставил её на титульный лист книги. И снова наступила тишина.

На шесть лет. Затем начали задаваться вопросы по поводу стратфордской жизни Шекспира, задаваться стратфордцами. Теми стратфордцами, которые знали Шекспира или видели его? Нет. То есть, стратфордцами, которые видели людей, которые знали или видели людей, которые видели Шекспира? Нет. Вопросы задавались стратфордцами, которые явно не были стратфордцами во времена Шекспира, но пришлыми позже; а то, что они узнали, досталось им от людей, которые не видели Шекспира; то, что они выяснили, не считалось фактом, а было лишь легендой – тусклой, увядающей и неясной легендой; легендой на уровне забоя телят и не стоящей того, чтобы о ней помнили как об истории или выдумке.

Случалось ли когда-нибудь прежде – или с тех пор, – чтобы знаменитый человек, который провёл ровно половину своей довольно длинноё жизни в деревне, где родился и вырос, ускользнул из этого мирка и не оставил после себя во всей деревне ни одной сплетни – буквально ни одной? Причём надолго. По-моему, такое случилось исключительно с Шейкспиром. А ведь не случилось бы, если бы ко времени своей кончины он считался знаменитостью.