Александр Юдин - Разворошенное гнездо. Повесть

• Название: Разворошенное гнездо. Повесть
• Автор: Александр Юдин
• Жанр: Русское современное

Тяжелое время начала радикальных перемен в стране привело к большим потерям на некогда преуспевающей Дольской швейной фабрике. Скрепленный добрыми традициями одухотворенный труд коллектива уже вытеснен безрадостной работой ради выживания. На фабрике появляется корреспондент областной газеты. Он командирован в Дольск с заданием подвергнуть предприятие суровой критике. Но, шаг за шагом вникая в сложившуюся обстановку, он приходит к убеждению в необходимости защиты коллектива фабрики…

---

– А что, журналист не человек, не может себе позволить любить женщину?

– Может, может, Андрюша, но ты все-таки отпусти меня, пожалуйста. Ты можешь себе позволить любить женщину, можешь игнорировать пересуды любителей нравственности, но я не могу себе позволить хоть чем-то тебе навредить.

…В пельменной была очередь. Небольшая, но очень уж медленно двигалась.

– Что ж, тогда поедим в ресторане, – решительно сказал он. – Это совсем рядом, через пяток домов.

Но на двери ресторана висела табличка: «Банкет».

– Андрюш, а может, сюда? – жалостливо глядя на него, кивнула она на белые окна диетической столовой, расположенной через дорогу.

– Придется, – вздохнул он. – Будем есть манную кашку и запивать кипяченым молочком. Хотя я лично с большим удовольствием выпил бы сто грамм водки, похрустел соленым огурцом и послал к чертям этот неуязвимый общепит, который нашему дикому рынку пока не по зубам.

– Нет уж, – рассмеялась она, – давай лучше поешь со мной манной кашки, успокойся и набросай план статеечки в пользу сохранившихся диетточек, которые, оказывается, всегда к нашим услугам даже в часы пик.

В столовой было по-больничному бело, тепло, полупустынно; из репродуктора на стене тихо лилась мелодия в исполнении хорошего эстрадного оркестра. И раздатчица, кроме молочного супа, могла предложить еще и докторскую колбасу.

– Вот видишь, как здесь мило, а ты не хотел сюда, – сказала Надя.

Выйдя из столовой, они направились к автобусной остановке.

– Уж теперь-то уедем, – сказал он.

– Римские каникулы, – вздохнула вдруг Надя.

– Что – римские каникулы? – не понял он.

– Да фильм. Такой замечательный. Я бы с удовольствием еще раз посмотрела.

– И откуда вдруг взялась эта оригинальная мысль? – сыронизировал он.

– А вон щит… какой-то кинотеатр «Луч». Это далеко?

– Нет. Ты хочешь в кино?

– Хочу. Хочу с тобой в кино. Надоело ходить в кино без тебя.

Они повернули в обратную сторону, к кинотеатру «Луч». Но оказалось, что сеанс начался почти полчаса тому назад, а следующий – только через полтора часа, да к тому же это будет уже боевик с «картинками», а не «Римские каникулы».

– Черт знает что, куда ни ткнись – все какие-то препятствия, – разозлился Андрей. – И в кино мы не попа—али, билетов не доста—али, – скучно пропел он, подражая опереточному артисту.

Она засмеялась, ткнулась лбом в его плечо, взяла его под руку:

– Не огорчайся. Идем. Все хорошо.

– Ну да, как же, – забурчал он. – Сегодня ты здесь – завтра тебя уже нет, а у нас так бездарно пролетает время.

– Почему же? У нас есть прекрасная возможность просто погулять. Ты посмотри только, какой чудный вечер. Весенний вечер, Андрюша. Здесь гораздо лучше, чем в душном зале. Идем. Идем, – потянула она его. – Все хорошо. Я хочу погулять по твоему городу, посмотреть на него, запомнить.

И они зашагали вдоль проспекта, волшебно переливающегося вечерними огнями. Сказочным дворцом, сотворенным из янтаря, наполненного солнечным светом, вздымалась впереди легкая громада универмага с раскинувшимися над ним большими ярко-красными неоновыми буквами. Там и тут струилась, мельтешила, полыхала разноцветная реклама. В темной перспективе просторного проспекта, на самом стыке с небом, справа расплывалось, мерцая, рубиновое половодье убегающих к горизонту автомобильных стоп-сигналов, слева жмурилась золотистая россыпь лучистых светлячков. Как квадратноплечие гиганты, вытянулись ровной шеренгой увешанные гирляндами света башни высотных домов… И все это вселяло в сознание какой-то задумчиво- радостный фон, а где-то в глубине души, как эхо, как отзвук далекого праздничного оркестра, торжественно гремела медь труб, выбивали глухо ритм барабаны.

– Погоди-ка, – остановилась вдруг Надя. – А там… ну, у тебя… никто не встретит нас скалкой? Или метлой.

– Не волнуйся, не встретит. Я же сказал…

– Ой, да неужто меня ждал? – озорно глянула она на него.

– Представь себе, – развел руками. – Я, почти убежденный холостяк, сам себе удивляюсь. Ты, одна-единственная из всех, кого я знал и знаю, не хочешь опутать меня замужеством, а я впервые совсем не против. Удивляюсь, удивляюсь.

– А та, с которой я видела тебя на банкете?.. Ну, та самая, жгучая брюнетка…

– Какая брюнетка?.. – вскинул удивленно брови Андрей.

– Ой, он еще делает вид, что не понимает, о ком это я, – укорила она сердито.

Андрей пожал плечами, пытаясь понять, кого она имеет в виду.

– А-а… Наталья, – хлопнул себя ладонью по лбу. – Ну-у, это всего лишь эпизод. Она тебе не конкурентка. – Помолчал. Глянул ей в глаза испытующе. – Так это ты из-за нее, что ли, устроила мне бойкот? Даже на звонки перестала отвечать… – Усмехнулся. – Ушла она от меня. Бросила… Не оправдал я ее надежд. Решила, по-моему, что я олух, не умею жить. Иванушка-дурачок, на котором умные ездят. Однажды шутя вроде так и сказала: все люди, мол, как люди, мебельные гарнитуры, шикарные машины, дачи наживают, а я – одни шишки. Непутевый в общем. А я не стал ее переубеждать.

– Так это насовсем?

– Насовсем.

– Она дура? – удивилась Надя.

– Нет, практичная, – невольно рассмеялся он.

…Они свернули с шумного, яркого проспекта на пересекающую его тихую, скупо освещенную улочку, прошли вглубь квартала к темнеющей коробке невысокого дома с беспорядочно разбросанными на ее фоне изжелта-золотистыми квадратами окон, поднялись на третий этаж.

– Вот моя берлога, – сказал он, открывая дверь и пропуская Надю вперед.

Она сняла пальто, поправила перед зеркалом волосы. Глянула на него, зябко повела плечами:

– В-в-ой! Как я замерзла. Погрей меня, пожалуйста.

Он привлек ее к себе, зарылся лицом в ее волосы, еще чуть пахнущие весенним морозцем, чувствуя каждой клеточкой ее, доверчиво прильнувшую к нему. И мир потерял реальность, и поплыла в пямяти чистая чарующая мелодия, и привиделись голубое небо, голубое море, золотистые дюны, и нежная дева в белых одеждах, собирающая цветы. Как в тот раз, когда он впервые был с ней и услышал волшебную песню, вызывающую сказочные видения. И эта дева была она, и эта песня была ее душа, парящая над землей… «Я придумал ее?.. – медленно плыло в сознании. – Да, да… придумал… Наверное, придумал… Ну и что?.. Ну и пусть… Я хочу, чтоб она была такой… Мне такая нужна… Мне ее… такой… очень не хватает… И пусть будет иллюзия… весь мир иллюзия… И пусть будет тот, кто… умеет это не разрушить… Разрушает грязь, а она чиста… потому что… потому что… ну не знаю… она вызывает эти вот чистые видения…»

На ней было черное платье с тонкой ниткой белых бус на груди. Строгое платье. А сама она источала ласку и доброту. И совсем рядом были ее глаза, мерцавшие, как из глубокого омута, таинственно и хищно. У нее удивительная способность: она умеет глядеть в глаза пристально и долго, так что становится немного не по себе; и целует как-то также: пристально и долго. Она охватывает его шею руками и впивается в его губы долгим, пьянящим поцелуем, увлекая, затягивая в омут страсти… Как колдунья. Как русалка…

– Андрюш, а ты… ни разу не говорил… ты меня любишь? – тихо спросила она и, как показалось ему, даже затаила дыхание в ожидании ответа.

– Неужели ни разу? – искренне удивился он.

– Ну скажи, любишь или так только?..

– Конечно, люблю, иначе зачем бы я…

– А почему любишь? – опять затаила она дыханье.

– Да хотя бы потому, что ты простодырая, и мне с тобой легко. Понимаешь… у меня при тебе душа нараспашку, она отдыхает… Ты возбуждаешь во мне рыцаря, готового защищать тебя… Да еще и красивая. Разве можно такую не любить?

– Правда, что ли? – недоверчиво глянула она на него.

– Правда.

– Ну да, а сам хотел променять меня на Наташку, – укорила она.

– Да что ты, Надя?! Какая еще там… Я же говорил тебе, что это просто недоразумение, это всего лишь…

Она не дала ему договорить, прикрыв его губы ладошкой.

– Знаешь, почему я тебя люблю? – шепнула она, задумчиво перебирая его волосы. —

– Ну, наверно, просто потому, что я умный и красивый, – сказал он тоном самовлюбленного идиота.

– Вовсе нет, – легонько куснула она его мочку уха, понимая, что он шутит. – А просто потому, что ты… ненормальный, – сказала опять шепотом и прыснула, уткнувшись лицом в подушку.

– Вот те на… – удивился он.

Она, приподняв голову, серьезно глянула ему в глаза. Сказала раздумчиво:

– Я вот думаю, Андрюша… знаешь, есть люди – так себе: и неплохие вроде, хорошие даже, но… как бы это… обыкновенные, нормальные. А ты другой… не всякий. Я не верю мужчинам, которые рассчитывают все на сто ходов вперед и не делают глупостей, а тебе верю. Ты – настоящий…

– Альфа-самец! – добавил он, стукнув себя кулаком в грудь.

– Не кощунствуй, – щелкнула она его по лбу. – Я знаю, и тебе бывает больно, трудно, но ты не сдаешься и остаешься самим собой. Вот за это я тебя и люблю. Да нет, не то чтобы за это… Разве можно любить за что-то? Я просто тебя люблю. Люблю в тебе мужчину.