Федор Метлицкий - Родина всех. Сборник стихов

• Название: Родина всех. Сборник стихов
• Автор: Федор Метлицкий
• Жанр: Поэзия

Стихи возвращают к исходным переживаниям человека, жизни и смерти, стремлению к недосягаемому, где только и возможно исцелиться, родине всех..

---

Формула жизни

Математика – отсвет родного в глазах,
Упоенье отдачи – в сухих теоремах.
Как хотел Пифагор эту точность назвать,
Увидать божеством на Голгофе схемы!
Математика – логика божества,
Жизни формула, или зачем заниматься?
Что-то сердце кольнуло, вдохнулось едва, —
То решенье неверное жизнью оплатится.

Стол

Сижу за лакированным столом.
Какой невероятный сдвиг мутаций
Тьмы дерева, растущего в проем
Небесных обновлений и простраций!
И глянцем желтым, все в прожилках, став,
Вдруг зажило в искусственном режиме,
И стопкою бумажного листа
Все человечество заворожило.

«Тяготенья земного поля —…»

Тяготенья земного поля —
Тяготенью любви вы праматерь, —
Сохранение форм бытия,
Сохранение жизни и памяти.
Как таинствен, велик переход
Из сцепленья простого, без Бога,
В потерявшую видимый ход
Бесконечную нежность любовную!
Во Вселенной бесстрастия нет,
Хоть основа проста – лишь сцепленье.
Нету мифов в ее глубине,
Есть любовь и боль разрушенья.
Может, в ней, в первозданной любви —
Суть единой теории поля,
То, над чем разбиваются лбы
Всех творцов науки бесполой.

Суть человека открыта

Не расколотый свет

Всемирный форум

Что было, ушло и забыто.
Вне наших привычных угроз
Меня океаном раскрытым
Глобальный форум вознес.
Здесь духа планетного люди,
Не знавшие давнишних пут,
Их чувства – на полюсах лютых,
И в грусти, что космос пуст.
Они – вне всяких нехваток
Истории – мистики зла,
Иная в них виноватость
И чистых чувств крутизна.

«Законы бытия – надежной жизни…»

Законы бытия – надежной жизни
В компьтерной системе обнажив,
Как вольно в управляемом режиме,
В едином ритме всей природы жить!
Процессы технологии завода
На горизонтах всех состыковать,
Решения – не в пустоте свободы, —
В гармонии с природой принимать.
В едином ритме всех коммуникаций
Увидеть – заготовки свет таят,
И бремя дел, что в нас живое гасит, —
Ключ золотой в законы бытия.

Клуб знатоков

Нет легкой свободы. Все взгляды – в решенье
 судьбы
На стрелке рулетки. Миг – взрывом освобожденья.
Какое откроется поле борьбы,
Где нас унесет из тяжелых миров принужденья?
И выпал жребий – судьба остроумия ждет,
Такого, чтоб мир потрясло, закованный в логику.
Удар – и клуб знатоков над привычками ржет,
Иной чистоты становящихся голосом ломким.

Свет старины

Площадь Красная мыслилась цельно.
Где резня собратьев за трон?
Как же мощно и благоговейно
Русь здесь выдохнула нутро!
Словно не было долгого обморока
Под татарской бездумной пятой,
Скоморошьею верой – под облаки
Многоглавый Блаженный святой.
В небо – башен гулкая поступь —
Великанов сторожевых.
Нашей древней сути – по росту
Поиск новых идей мировых.

«Я вышел на Красную площадь…»

Я вышел на Красную площадь,
В истории вольный полет,
Где башни сказочной мощи,
Нетронутой силы оплот.
Когда-то в спасенье, не в почести —
В наш век возрожден мавзолей.
Неужто странной очереди
От сказки той веселей?
В расчете взнесенная кем-то
И боль родни оскорбив,
Гонителя интеллигентов
Мумия – в чудо призыв.
По каменной шири разиней
Иду, как в беспамятном сне,
И вижу – здесь площадь разрыли,
Как душу, в кладке-броне.
Черна мостовая – дровами
Тринадцатый век обнажен.
Что в нас, зеваках, дремало,
И вдруг родным обожгло?
Какой же светит опорой
Глубинная вера веков?
То родины сняты заторы,
В которой бессмертно легко.

Вечный огонь

Это в нашей крови – в облетевших веток свободе
Парка стройного – так печаль высока!
Что же мы в пустоте по плитам дорожек проходим?
Нам свобода от мимо снующих так далека.
Здесь единства знаки каждому зримы отдельно.
Древним вечным огнем в нас обвык неизвестный
солдат,
И невесты фата лишь белым краем заденет
И в свое упрямое счастье уйдет навсегда.
Вот она – прощальная яркость и длинные тени
 печали,
Непонятной печали солнцем оставленных ниш.
И стена кремлевская – в нас старинным
 молчаньем,
И еще неизвестным – за гребнем – райского
 города крыш.

На север от Москвы

На пятачке земли – так жизнь густа!
Лишь выберешься из Москвы на север —
Набито селами, и все места
В бессмертие историей засеяны.
Как силы юны – кружева плести
Нежнейших вер – наличников оконных,
Нетленно крепость духа пронести,
Не надорвав в тревогах современных.
Дух перегонов конных здесь – гуляй
И в безграничье сил тяни, Икарус,
Пусть в обмороке снега спят поля,
Где люди потаенно затерялись.
Здесь жизнь надежна в наслоеньях лет,
И дальше – всюду по земле бескрайней.
Я ухожу в тысячелетний свет,
Что не убить в нас никаким стараньем.

Грумант

Корабль АН СССР – в мальчишьем уходе
В таинственный сумрак иных, в снегу, берегов.
И в темных остатках сруба что-то находит
Душа, откликаясь на кровный, таинственный зов.
На кости китовой – что имя поморское, гордо,
Как солнце России, бессмертно живое «Ондрей»?
И что в суровом «Преставися мирянин от города»
На темной доске —
Что в ночи северной ей?

«Как и не было грусти!»

Как и не было грусти!
– Разве пора?
Дымковские игрушки —
Яр, нетронут рай.
Женихи, невесты
Пялят точки-глаза —
Пули жизни тесной,
Без сомнений телеса.
Всех желаний веер,
Спектром жизнь ярка,
В животворной вере
Феерия индюка.

Деревня

Художники-бородачи странны,
Их опасаюсь, избранно смотрящих.
Но вот – пейзаж игрушечной страны!
Ее, как нашу душу, создал пращур.
Игрушкой в пятнах – весь заляпан, холст
Мой дух в наивность первых вер уводит, —
В деревне небывалой я не гость,
Здесь все, чего хотел бы на исходе.

Старушки

На выставке комнатных нежных
Растений – старушек душа
Вся светится в спорах прилежных —
Судьбы утончившийся жар.
Белопероне капельная,
Калерия, флоксы в саду.
Цветное вечное пение —
Бессмертье невыцветших душ.

«Провинция нетронуто звенит…»

Провинция нетронуто звенит
В душе народной воздухом доверий —
Откуда-то из древних вер возник
И не исчез, и обновленьем веет.

«Свет окраин твоих – неизвестность…»

Свет окраин твоих – неизвестность,
Остановлен вне времени век.
В глупом, чистом теряется скепсис,
Все неверье эпохи калек.

«Где-то в северной глухомани —…»

Где-то в северной глухомани —
Опустевший, в зиянье окон
В веке нашем антигуманном
Гибнет русский наш Парфенон.
Староверский храм непокорный,
Не для пользы, а для души,
Проносил сквозь столетия гордо
Веру в новую чистую жизнь.
Предрешен канцелярской бумагой
И покорен смирившийся люд.
Но всегда в непонятной отваге
В нем чудесные силы встают.
Вот студент, искавший опоры,
Поняв плотницкую чистоту,
Взялся методом переборок
Воскресить былую мечту.
Пусть и долго это, и скудно,
И испуг, и зависть порой,
Но стоит там храм неподкупный
С той поры, в глухомани лесной.

Бабка-художница

Трагедия судьбы – избенки нищей,
Великое терпение и глад,
Где вырвано родное – в то огнище
Ушел – пресветлым утром! – муж-солдат.
Там бабы Любы время отшумело.
А нынешние – пуст и чужд их взгляд.
Кого б рядком – для слова, не для дела,
Ведь ей не много надо – был бы рад.
Какое ей богатство – серебристый
Туман над речкой, где стояла с ним,
И травы изумрудные, и чистый
Зеленый гнется лес – из той весны!
И снова силы юные, как прежде,
И страшной пустоты как будто нет,
И краски ль это, или взлет надежды
В последней и томящей тишине?

«На Руси – христианства тысячелетье…»

На Руси – христианства тысячелетье.
Кто сказал: нет древней русской души,
Что она родилась в первозданном полете,
А не светлою церковью видела мир?
Кто сказал, что тысячелетье бесследно?
Ваша вера выдержать век не смогла!
Возвращается нечто, что было последним
В человеке, чтоб гнева боль не сожгла.

В Глазах цветные пляски

Выставка

Захожу – и вспышка аккордами красок!
Оживают пейзажи безбольной страны.
Исчезает с лиц открытых бесстрастие
И в доверии души обнажены.
Выхожу – и улица в ярком цветении.
Но проходит минута – окрестность уже
Вновь тускнеет в загадочном осложнении,
В равнодушии толп снова трудно душе.

Художники на Арбате