Надежда Колышкина - Боги Звери Люди

• Название: Боги Звери Люди
• Автор: Надежда Колышкина
• Жанр: Историческое фэнтези
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-906857-36-1

Действие происходит на легендарной горе Меру, известной нам по ведам, да скудным упоминаниям в древних хрониках. Боги еще не переселились на Олимп, но распри между ними не утихают. Вносят свою лепту в раздор и вездесущие титаны. Все понимают, что взрыв неизбежен и каждый ищет свой выход из кризиса. Зевс, считая себя законником, полагается на силу Закона и свой неоспоримый авторитет, не понимая, что выстроенная им вертикаль власти давно расшатана. Интригует за спиной Громовержца даже его законная супруга Гера, где хитростью, а где обманом навязывая свой сценарий поведения. И тут Зевс решает созвать Совет как последний шаг к примирению…

---

Гор с недоумением смотрит на отца. Впрочем, новой игрушке он рад.

– Спасибо, папа, – тихо говорит он. – Но нрав Аида мне знаком. Владыка, случается, помогает нам с Маат правильно распределять вновь прибывших. Это только матери кажется, что я бездельник и целыми днями витаю в облаках.

– Витать в облаках – лучшее, чему мы можем на учить людей, так зачем же нам самим отказываться от этого удовольствия, – молодо сверкнул глазом Осирис. Потрепав сына по кудрявой голове, он озабоченно добавил: – Прости сынок, что, уединившись на блаженных полях, я взвалил на тебя столько обязанностей. И та Кемет на тебе, и Преисподняя. Тебе хоть Гермес-то помогает?

– Скорее я помогаю вместо него супруге его, Маат, – признался Гор, замерев от неожиданной ласки обычно сурового Осириса. – Зато Гермес взялся обучать моих тупоголовых жрецов, потому что у меня на них терпения не хватает.

– Весь в меня, сынок! – расчувствовался Осирис. – Я, бывало, учу, учу этих лодырей земледелию, виноградники насаживаю, злаки сею, а они упьются пива и – в драку, за последний мешок полбы, вместо того чтобы сохранить семена до посевной. Так я, в гневе, Нилом их смывал вместе со всем их жалким скарбом, – ностальгически улыбнулся Осирис своим воспоминаниям. – А иные людоедством баловались, и не с голодухи, заметь, а по дикости. Я таких нравов на дух не переношу, вот и упросил Аида вечно держать каннибалов в самых мрачных глубинах Тартара[19]. Смотри, сынок, не выпусти кого по доброте душевной. Каннибализм, как и педофилия, – это неисправимо.

Где-то вдали зашумело, будто налетел ураган, чего не могло быть на полях Иару по определению.

В распахнутое окно, за которым виднелись бескрайние поля, укутанные воздушными замками облаков, врывается огненно-черный вихрь. Разметав на полу игрушки и растрепав кудри Гора, вихрь замирает перед Осирисом, и становится видно, что это не смерч и не туча, а некто закутанный в черный плащ с кровавым подбоем.

– Присаживайся, дружище, – приподнимается Осирис навстречу гостю, стараясь скрыть улыбку. – Устал, поди, с дороги, на тебе лица нет.

По правде говоря, у гостя не было не только лица, но головы целиком, однако Осирис привык к чудачествам Аида и лишь иногда позволял себе беззлобно подтрунивать над ним.

– Да не устал я, – доносится из пустоты загробный голос. – Просто у меня от ваших светлых далей глаза режет, вот и пришлось колпак надеть. Можно я шторы задерну? Запросто ослепнуть можно при такой иллюминации.

Не дожидаясь ответа, Аид вихрем проносится по комнате, опуская тяжелые шторы, а Гор тем временем поспешно собирает игрушки и незаметно перемещается в самый дальний угол, делая вид, что не понял, что за странный визитер прибыл к отцу. Склонившись над своими лошадками и бычками, он внимательно прислушивается к разговору за спиной.

Голос Аида смягчился и подобрел. В полумраке комнаты его бас рокочет, как перевалы на реке Стикс[20].

– Летел сейчас над твоими благословенными полями, и душа радовалась. Все так ухожено, облагорожено, будто ручки моей ненаглядной Персефоны[21] приложились к твоим угодьям.

В голосе, однако, звучат нотки ревности, будто Аид действительно подозревает, что Персефона, отпрашива ясь к матери на весенне-летний период, заглядывает по дороге и на поля Иару – места, отведенные для праведников и блаженных.

– Персефону я, поверь, сюда не зазываю, она и так снует между матушкой и тобой, стараясь угодить обоим, – с некоторым укором говорит Осирис. – А вот за великанов, которых ты ко мне толпами шлешь, спасибо. Молодцы ребята! Не брезгуют никакой работой, выносливы, неприхотливы, а главное – до наград не охочи, не то что несносные людишки. Те шагу не ступят, коль выгоды нет.

– Да уж, вконец испорченное племя, – проворчал Аид, кивая отсутствующей головой. – С тех пор как мы их заступника, Прометея[22], сослали на Кавказ, совсем от рук отбились.

– Снял бы ты, братец, свой колпак, – как можно мягче молвил Осирис, стараясь не обидеть гостя. – У меня здесь людей-то практически и нет, а от кого еще прятаться?

– Уж больно мы их изнежили, людишек этих несчастных, – продолжал ворчать Аид, снимая колпак, – не напугай их лишний раз, не прокляни… Школ понаоткрывали, где наши дети мозги свои сушат. И все не в коня корм, как говорит племяшка моя, Афина. А уж ей-то как обидно! Она, можно сказать, душу свою в них вложила, а они дичают на глазах.

Сняв шапку-невидимку, Аид мнет ее в руках, и по комнате разливается нежный цветочный запах.

Осирис морщится, учуяв земной дух.

– Что ты притащил с собой, Аид? Уж не букет ли цветов прячешь под своим плащом? Ты же знаешь, я не лю блю сорванных цветов. Я вообще противник преждевременной смерти, сам через это прошел. Хлебнул полной мерой, валяясь в Нильских болотах.

– Я с тобой о деле хочу потолковать, про эти чистки без разбору, про то, куда титанов разместить, а ты – «цветы»! Откуда у меня цветы!? – возмущенно вертит головой Аид, высматривая, нет ли в покоях вазы с цветами, поскольку цветочный дух явственно чует и он. – Я их вообще не выношу, ни живых, ни мертвых. Мусор один от них. Если бы не чистюля Маат, люди бы погребли нас под ними. Нашли моду – задаривать букетами да венками усопших. При жизни гроша ломаного не дадут, а как умер – самых редкостных цветов не пожалеют. – Аид поводит носом. – А ты прав, духом цветочным откуда-то веет!

Принюхивается, морщась, наконец догадывается поднести к носу свой колпак. Блаженная улыбка озаряет его лицо.

– Так это все Персефонушка! Как вернется от матери – не жена, а чисто оранжерея! А шапка моя с ее вещами лежала, вот и провонялась вся. Не выбрасывать же, кто теперь изготовит такую, когда у всех война на уме.

– Зевсу стоило бы полюбовно договориться с титанами, а не войны затевать, и не скликать потом всех на Советы, – нахмурился Осирис. И, не дождавшись ответа, продолжил: – До меня уже дошли эти нелепые слухи, что Зевс намерен разместить титанов на полях Блаженных. Не бывать этому. И точка.

– Я тоже считаю это глупостью несусветной, – охотно согласился Аид. – Как их сошлешь, когда они ни с кем не считаются, каждый сам себе голова, и на Совет, который мог бы их обязать, не явятся, я уверен…

– Ха! Ха! Ха! – захохотал Осирис, откинувшись на упругие ремни кресла. – У Зевса совсем ум за разум зашел! Ха! Ха! Ха! Кому его пустопорожние совещания нужны? И я не приду, и не уговаривай!

– Ты не подумай… я не посланником от Зевса, – замахал руками Аид, распространяя запах цветов. – Я сам по себе. И на Совет тоже, скорее всего, не пойду. Сошлюсь на занятость. И правда, как Зевс чистку неперспективных видов затеял, так у нас в Преисподней – ни сна ни отдыху. Чередой идут добры молодцы, один краше другого, и все с непогасшим духом состязательности, с жаждой победы. Да ты сам убедился, ведь я наиболее покладистых и трудолюбивых к тебе посылаю. Им бы жить да жить, женок любить, молодь плодить, а Зевс всех готов загнать в Иные миры руками своих смертных сыновей. Обещает сделать из них Героев, а они, между прочим, такие же дикари, как и те, кого они истребляют. Им что морду набить, что башку проломить.

– Да ты, брат, поэтом, гляжу, стал, – едва сдерживая улыбку, проговорил Осирис. – Мало того, что пахнешь, как цветущий сад, так еще и говоришь стихами, что твой племянник, Пегас[23].

– Правда?! – смутился Аид, засовывая шапку за пазуху. – Вот уж верно сказано, с кем поведешься, от того и наберешься. Привязался я тут к одному, из Гипербореи. Шустрый, синеглазый. Я поначалу не понял, что он поэт, потому как прибыл парнишка к нам с ножом под сердцем – в пьяной драке получил. Не успели мы его к Маат направить, как он к Керберу кинулся, чуть ли не обниматься лезет, а потом присел перед ним на корточки и говорит: «Дай, джин, на счастье лапу мне», – он не понял поначалу, что Кербер – собака, – поясня ет Аид. – Думает, раз трехголовый, значит – джин. Так вот, и говорит он Керберу: «дай лапу мне, такую лапу не видал я сроду. Давай с тобой повоем при луне, на тихую и ясную погоду». Кербер до того расчувствовался, что не только лапу дал, а и лизнул поэта прямо в нос, а потом задрал все свои три морды – и ну выть! А парнишка уткнулся своим красивым личиком ему в шерсть – да как зарыдает. Хочешь – верь, хочешь – нет, но меня самого чуть на слезу не прошибло. Стыдоба, да и только! С Кербером они теперь – не разлей вода! Я даже ревную немного. Поэт бродит, стишки бормочет, а Кербер всех от него отгоняет, чтобы не ржали и тумаков не отвешивали. Там ведь теперь сплошь гиганты да великаны, а гипербореец – от горшка три вершка. А уж как тоскует по Родине! Просится обратно.

– Гиперборейцы всегда будут стоять особняком, даже когда самой Гипербореи не будет, – задумчиво проговорил Осирис. – От моих полей до Гипербореи рукой подать, так сюда их песнопения, да колокольные звоны частенько долетают. И я все дивлюсь, как это Аполлону с Артемидой удалось воспитать такой музыкальный, такой чувствительный народ. Отпустил бы ты своего поэта, что ему среди твоих головорезов делать?