Петр Немировский - Возвращение колдуна

• Название: Возвращение колдуна
• Автор: Петр Немировский
• Жанр: Русское современное

В предлагаемый новый сборник «Возвращение Колдуна» вошли повести: «Возвращение колдуна», «Византийский двор», «Глен» и «Пять минут доктора Германа». Иван Селезень – одаренный писатель и драматург, не выдержав писательских мытарств, оставил литературу. Женился, иммигрировал в США и стал психиатром. Работа психиатра принесла ему стабильность и материальный достаток. Но однажды, во время поездки в Рим, Иван случайно очутился возле дома, где когда-то жил его любимый писатель Н. В. Гоголь. С этой минуты с Иваном Селезнем стали происходить самые невероятные приключения…

---

А на коленях Ивана лежала раскрытая рукопись в кожаном переплете, страниц, пожалуй, на триста. Настоящий фолиант. Будто бы изготовленный в средневековой мастерской!

Это – роман, начатый Иваном в России. Книга, которая когда-то стала целью всей его жизни, которая должна была принести ему славу. Роман был в форме исповеди, где автор пытается осмыслить и поведать миру о том, как на его жизнь повлиял Гоголь – самый непонятный и загадочный писатель России…

О-о, как страшен этот писатель. Мама, зачем ты читала мне вечерами его повести? Про колдунов, ведьм, про цветущий папоротник и зарезанных детей. Про убитых монахов в пещерах Киевской Лавры и ростовщиков, пришедших из ада на Невский проспект. Зачем ты возила меня в Сорочинцы, где родился этот колдун, и однажды завела в Спасо-Преображенскую церковь, где его крестили? Знала ли ты, мама, какое будущее этими чтениями и путешествиями уготавливаешь своему сыну?!

А твой жуткий рассказ о том, как перезахоранивали Николая Васильевича, когда его прах в 1931 году переносили из Даниловского монастыря на Новодевичье кладбище: «Открыли гроб, а там… Аж очам тэмно стало… У гробу череп – сверкает, как золотом, но повернутый набок. Будто бы хотив чоловик повернуться на другой бок, а не смог, – земля давила тяжко, да и камень сверху на его могиле стоял дуже тяжелый, пудов на двести! А вся одежда на нем була цела – и зеленый камзол, и башмаки, и даже черная бабочка на шее. И понесли его в гробу с одного кладбища на другое, через всю Москву. Но несли его недобрии люди – комсомольцы и поганые писатели, и по дороге потихоньку из того гроба все покрали – и камзол, и башмаки, и бабочку, и так – голого – его закопали на Новодевичьем. Хотели все покраденное потом продать на аукционе. Но не получилось у чертовых детей – стал наш Никола Васильовыч до них по ночам приходить. Душил их у кроватях и дико хохотал, требовал все ему вернуть. Испугались поганцы, пришли ночью на кладбище с теми покраденными вещами, чтобы вернуть их. Раскопали могилу, открыли гроб, а там… Аж в очах у них тэмно стало – нет там никого! Сбежал наш Никола! Пустой гроб! Только череп один остался!» – «А где же он сейчас, мама? Куда сбежал?» – «О, сынку, то есть страшная тайна! То знать пока не можна никому, пока не прийшов час. Вот как наступит время, когда затрубят ангелы в трубы, когда побегут кони и польется кровь на реки, тогда мы и узнаем, где он был, наш Гоголь, где летал, в каких лесах и полях…»

Мерно раскачивалось кресло. А Иван, подкручивая свой несуществующий ус, перечитывал страницы, когда-то исписанные его красивым, каллиграфическим почерком. Ровные, высокие буквы, с незначительным наклоном вправо, в такой манере писались на латыни средневековые манускрипты.

Прочитав эту историю о перезахоронении Гоголя в изложении мамы, Иван усмехнулся. Надо же, какие веселые, забавные страницы писал он когда-то!

Перевернул еще несколько листов. Широкие поля сплошь были испещрены различными рисунками – русалок, бородатых монахов, птиц, ведьм.

Да, сколько высоких минут пронеслось, озарив тогда его жизнь неземным светом! Как трепетало сердце художника, когда он вместе с Николаем Васильевичем окончил Нежинскую гимназию и подался в Петербург, якобы искать полезную работу в государственной конторе, а на самом деле – заниматься творчеством.

Иван перелистывал страницы, но по мере приближения к концу веселых рисунков на полях становилось все меньше, почерк был уже не столь стройным, буквы шатались, шли вкривь и вкось. Жирные перечеркивания предложений, целых абзацев, целых страниц! Некоторые листы были порваны кончиком ручки, смяты от чрезмерного нажима. А на последних страницах – практически одни только зачеркивания.

Тяжелая туча надвинулась на лицо Ивана, когда перед его взором предстали эти смятые, в перечеркиваниях, страницы. Зловещие блики, отбрасываемые от камина, забегали на его помрачневшем, в несколько минут осунувшемся лице.

Он живо припомнил невыносимые страдания, испытанные им в те далекие дни. Вспышки гнева и ярости, убийственную жалость к себе – все, что разрывало его сердце, когда в романе не удавался образ, не выстраивалась композиция, ускользала идея. Он тогда очень мало спал, почти ничего не ел. Когда приезжал из Москвы в Васильковск, на недельку, чтобы отдохнуть, мама, увидев его исхудавшее, изможденное, как у старика, лицо, хваталась за голову: «Ой, лышенько!», садилась в их «ВАЗ» и неслась на базар покупать молочного поросенка…

А критики? В то время уже вышли две его книжки – сборники повестей и драм. Сколько он выслушал насмешек, ядовитых комментариев. Началось с литредакторов в издательствах, которые перекраивали по своему безвкусию его самые вдохновенные строки! В «Литературном обозрении» писали: «Иван Селезень – очень яркий представитель этой, так называемой, новой волны: автор безграмотен, безвкусен, бездарен».

А как исковеркали его драму в молодежном театре! Когда Иван пришел на премьеру, то через десять минут, накрыв свою голову пиджаком, выскользнул из зала, чтобы никто его не узнал…

И – ни копейки денег за это, ни гроша! Издание книг – оплатил своими деньгами, постановка пьесы – тоже за свои. Постоянно звонил из Москвы в Васильковск родителям, писал по электронке, просил их выслать еще тысячу долларов, еще тысячу рублей…

Не выдержал всего этого Иван. Выпустил перо из рук. Все, сдаюсь. Быстро женился на приличной еврейской девушке и уехал с ней в Штаты. Пусть другие марают бумагу и обгрызают перья! Щелкоперов в России хватает и без него. Пусть шлепают себе романы, как коровы лепешки…

Кстати… возле коровьих лепешек часто растут белые грузди. Когда-то всей семьей ходили за грибами в лес, за городом. Ох, и груздей же там было! Набирали полный багажник «ВАЗа»! Мама их засаливала, а потом подавала к столу соленые грузди и под хреном, и в теплом яблочном соусе…

Иван захлопнул фолиант. Решительно поднялся и широкими шагами направился в кухню. Там стоял огромный трехкамерный холодильник, высотой едва ли не до потолка.

Раскрыв дверцу, устремил взгляд на полки, уставленные различными банками, чугунками, кастрюлями, соусами, сырами; из судка торчала голова копченого осетра.

Иван потянул носом, принюхался. Вдруг тонкая грусть отразилась на его лице.

– Полный холодильник еды, а есть все-таки нечего. Н-да…

…

Он снова сидел в кресле-качалке, перед камином. Смотрел, как прогорают, оседая, головешки.

Да, он тогда не закончил свой роман. И Гоголь покинул его. Убежал куда-то, улетел. В Италию, в Рим…

Что за фантастическая, страшная жизнь ожидала Гоголя после того, как он покинул Италию и вернулся обратно в Россию! Что происходило в его душе? Почему он ото всех скрывался, сжигал свои «Мертвые души»? Вечно в нужде, с мучительной мечтой о великой поэме, зачем ходил по монастырям, постился, довел себя до полного душевного и физического истощения? Жуткая судьба писателя!..

В последние дни его жизни недоумки-врачи, пытаясь спасти Гоголя, заворачивали его в мокрые холодные простыни, облепливали все его лицо, шею и грудь пиявками, клали ему на голову лед, пускали ему кровь, делали клизмы. Гоголь умолял оставить его в покое…

Бам-ц! Что-то грюкнуло – это упала кочерга, прислоненная к стене.

Иван вздрогнул, весь съежился, словно от холода. Литература… Страдания… Муки неизвестно во имя чего… Вся его жизнь, которую он с таким трудом выстраивал много лет, овладев специальностью психиатра в Америке, покой и комфорт, размеренная, тихая жизнь – все это полетит вверх тормашками. Себя-то Иван хорошо знает – не сможет делать кое-как. Если возьмет перо в руки, то…

У него – свой собственный дом в Нью-Йорке. Дача в горах. В гараже стоит его новый «Лексус». В психбольнице, в принципе, все тихо-спокойно.

Его длинные костлявые пальцы сжали подлокотники кресла так крепко, что худые руки задрожали. «Нет! Не надо мне этого! Пусть все останется так, как есть!» Он бросил дикий взгляд на лежащий на столе манускрипт. «Сжечь его! Сжечь к черту! Зачем он мне? Зачем храню его уже десять лет? Чего жду, какого чуда? Зачем этот тлеющий уголек на дне души моей?»

Он поднялся. Потянулся к рукописи, как вдруг… Черная тень ворвалась через окно в комнату и вихрем пронеслась мимо Ивана, горячим ветром обдав его лицо. Край черного плаща взметнулся перед его глазами.

– Ага! Это ты?! – вскрикнул Иван и ринулся вдогонку за гостем.

Они оба выбежали во двор. Иван видел, как на ветру, подобно парусу на воздушных волнах, вздувается черный плащ. От колдуна вдруг блеснуло золотом! И от этого сверкания на мгновение ослеп Иван.

– Стой! – закричал Иван, потрясая в воздухе кулаками.

Он перебежал дорогу и проник в лес. Но еще несколько раз мелькнула между стволов таинственная накидка, еще раз-другой задрожали кусты волчьих ягод. Потом что-то вдали загрохотало и зашумело, кто-то застонал, будто рухнуло прогнившее дерево, придавив своим толстым стволом кого-то… И скрылся из глаз Ивана черный плащ.