Гера Фотич - Подонок (сборник)

• Название: Подонок (сборник)
• Автор: Гера Фотич
• Жанр: Русское современное
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-903463-54-1

Книга «Подонок» – это сборник, состоящий из повести и рассказов. Рассказ «Ворона» – лауреат литературного конкурса «Новая детская книга».

Кто есть подонок, скажете вы – это отбросы общества, отстой, человек беспринципный, непредсказуемый, совершающий поступки шокирующие общество своим цинизмом. Поэтому думать, говорить и делать он может всё что угодно, невзирая на правовые нормы и существующую нравственность.

А если в обществе, где он вырос и живёт, в большинстве своём процветают и становятся успешными только негодяи и мерзавцы… Что тогда?

---

Сначала мама. Затем преподаватели в школе.

И женщины, которых приводишь на одну или две ночи. Они всегда знают обо мне больше, чем я сам. Они расставляют на полочках в ванной комнате мои принадлежности гигиены. Развешивают на вешалки одежду в шкафу. Покупают мне одеколон и модную зубную щетку. Они расчесывают мне волосы, а затем укладывают в постель и нежно шепчут, прижимаясь и лаская, что мне сейчас будет хорошо. Откуда они это знают? Кто просветил их всех о сути моей жалкой натуры, примитивной с самого детства.

Быть может, об этих шлюхах тоже кто-то знал больше их самих. И они послушно делали то, что им рекомендовалось чьим-то мнением? Продолжая этот указующий круговорот, они смотрели на меня, убеждая, что им со стороны виднее.

С какой стороны?

С какой стороны мы смотрим друг на друга, указывая и давая советы?

Не спрашивая…

Просто так….

Ради того, чтобы как-то подняться над таким же как ты?

Чтобы хоть чуточку добавить к тому, что получено им в наследство от родителей?

Хотим выглядеть творцами, несущими последний гениальный штрих, недостающий совершенству?

И как приятно не слышать советов и рекомендаций. А быть собой, каким ты есть. Не знать и не понимать чужих поучений. Даже если их мнения о тебе совпадают, наплевать на то, что они думают. Следовать своим путем.

…Ну, да! Зажегся зеленый. Я газанул. Как положено, зад машины понесло вправо и зацепило левую дверь легковушки надраенной с отливом.

Спросите, зачем газанул, если знал? Да я и сам себе не могу объяснить. Что-то внутри меня щелкнуло, ослепило, и я уже не мог контролировать свою правую ногу. У меня всегда так получается. Быть может я не очень уравновешенный? Так на собраниях в школе говорили моей маме.

А потом и мне. На философском факультете университета, где я обучался целых три года. Записывал в тетрадку, кто из студентов, когда и сколько заплатил денег за экзамен. Листки были аккуратно расчерчены на графы, и узнать, на сколько обогатился каждый из преподавателей, было вполне реально. Я снес эту тетрадку ментам.

Когда через неделю меня пригласили в отдел милиции, декан с ректором были уже там. Меня спросили, кого надо выгнать: весь педагогический состав или только меня. Я ответил, что «состав». Но почему-то поступили наоборот, и мне пришлось летом сдавать экзамены в другой вуз. Тетрадку в милиции потеряли, а жаль!

Я понял, что надо изучать психологию.

Решил не смотреть по сторонам и не слушать, как сдают сессии однокурсники. Я быстро понял, почему преподаватели требуют покупать написанные ими учебники, предлагают репетиторство отстающим, а на практику посылают в фирмы своих друзей и родственников, о чем не замедлил сообщить на общем профсоюзном собрании, защищая права студентов. Но, видимо, для этого им потребовалось в первую очередь избавиться от меня, и ближайшую сессию я не сдал.

Моя мать мечтала, чтобы я окончил университет и получил образование – извини!

Ее лицо, как сейчас, стоит передо мной: круглое, словно солнышко, с маленьким острым носиком и впалыми щеками.

«Солнышком» ее называли наши соседки старухи, улыбаясь на общей кухне и недовольно ворча в своей комнате, мечтая об отдельной квартире. Лицо матери всегда казалось мне немного вогнутым, нависающим надо мной, как немой вопрос. А я глядел на нее снизу вверх и не знал, что ответить.

Уже давно ей никто ничего не ответит кроме меня, и я все гадаю, перебираю в памяти то, что когда-то случалось со мной. Ищу ответ, хотя ее вопрос мог относиться совершенно не ко мне.

Теперь она слушает только меня, потому что кроме «подонка» никто не приходит к ее могиле, которая скоро сравняется с землей. Мне кажется, что так будет лучше.

Человек вообще не должен оставлять после себя какие-то неровности и шероховатости, торчащие разрисованные каменные глыбы или воткнутые кресты. Откуда пришел – туда и вернись. Уйди из жизни, растворись в природе, словно тебя и не было здесь. Не нарушай ее гармонию.

Когда я умру, то попрошу, чтобы меня сожгли. А пепел просто подбросили вверх, чтобы его подхватил порыв ветра и разнес по лугам, полям и озерам. Чтобы он растворился во всем. В воздухе, воде и земле. И может быть, кто-то вдохнет его, и я обрету новую жизнь, о которой гундосят продажные попы на протяжении столетий, призывая народ к смирению.

Тогда я точно смогу рассказать, есть ли жизнь после смерти. Но не уверен, что мне это будет нужно, а живым тем более.

Отец тоже не приходит на кладбище. Скорее всего, он и не знает, что мать умерла. Он и про меня-то ничего толком не знает теперь. Бросил семью, когда мне было лет десять. А сейчас мне тридцать пять. Значит ровно двадцать пять лет назад. А может, и не бросил. Откуда мне знать, что творилось в его голове и душе. Возможно, он искал спасения и обрел его в другом месте, где нет меня.

От него в моей комнате коммунальной квартиры остался только желтый двухколесный велосипед. Раньше у него было третье колесо. Но со временем оно стало мешать разгоняться, и мы его сняли. Отец научил меня держать равновесие. Пожалуй, это единственное, чему он меня научил. Но это не так уж мало.

Держать в жизни равновесие можно, только если ты двигаешься вперед. Это я понял из его уроков. Остановишься, и ничто не спасет тебя от падения. Но ведь и равновесие может быть разное. Клоун стоит на руках вверх тормашками, и весь мир кажется ему перевернутым. Наверно, есть клоуны, которым так стоять удобней.

Клоунов я не люблю…. Не тех, кто с картошкой на носу и шариками в руке развлекают детей в летних парках и скверах, появляются на аренах цирков.

Я о клоунах, одетых от Кардена и кутюр, которые заседая в кожаных креслах, делают вид, что налаживают жизнь. Чью?

Когда они успели завоевать такую популярность в нашей стране?

В средневековье ради смеха шутов выращивали в кривых горшках и, становясь взрослыми, своим уродством они смешили окружающих. Жизненная трагедия дарила им зоркость взгляда и остроту речи. К ним прислушивались.

Теперь калечат души, выращивая в извилистом сосуде безнравственности. Это становится заразным. Приобретая душевное уродство, они становятся компрачикосами – делая подобное из своих невинных детей.

Нам объясняют, что все это в порядке вещей, что цивилизация идет вперед, принося новые формы общения.

Взрослые часто так говорят!

Помните ту игру, когда дети под музыку ходят вокруг нескольких стульев и, как только музыка заканчивается, садятся на них. Тот, кому не хватило места, уходит со сцены.

Нам говорили, что выбывая, он проигрывает! Теперь я понимаю, что это не так – поскольку уходит он со стулом, дабы предоставить оставшимся продолжить соревнование. Значит, за победу борются не все, а только те двое, кто остаются последними бегать под музыку вокруг единственно оставшегося не занятого места. И лишь один из ребят должен уйти с пустыми руками!

От ощущения нечистоплотности становится грустно, и я периодически сижу на своем железном велике посреди комнаты. Маленькое неудобное седло до сих пор держит мою задницу в напряжении. Оно меня понимает и пытается залезть куда-то внутрь, словно тоже спасается от окружающей мерзости.

Педалей у велосипеда давно нет. Уже после ухода отца я скрутил их и выбросил на помойку, чтобы не смеялись друзья.

Когда все они катались на скейтах, я делал вид, что мне интересней на моем двухколесном чуде. Показушно, с ветерком катился под гору, сидя вытянув вперед длинные, в кровавых засохших блямбах и царапинах, побитые ноги, периодически касаясь пятками асфальта, поддерживая равновесие.

Я даже смог некоторых из своих друзей убедить в испытываемом восторге и поменяться инвентарем. После чего с наслаждением стоя на их доске, вращая бедрами, безуспешно пытался сдвинуться с места.

…Толстяк за окном немного успокоился. Так всегда бывает, когда человек начинает думать. Он очень торопится, и мне все равно куда. Потому что я не тороплюсь вовсе. Я еще долго буду кататься по городу и рассматривать водителей, едущих по своим делам, спешащих на работу, в семью или к друзьям на угощение. Я никуда не спешу. Меня никто не ждет. Потому что я – подонок!

И когда эта толстая мразь презрительно протягивает мне сто долларов и сматывается, надеясь, что ситуация урегулирована, я беру деньги, а чуть позже вызываю ГАИ. Ведь я ничего ему не обещал. А то, что он обо мне подумал и на что надеялся – это просто его заплывшее жиром воображение. Как тех шлюх, которые представляли, что делают мне хорошо, похотливо улыбаясь, заученно терлись о мое нагое тело.

Мне на это наплевать. Потому, что это моя работа. Она меня кормит.

Ведь и ему было наплевать на то, что думала моя мать, бережно неся свой драгоценный ваучер выданный государством. Меняя кусочек Родины, выделенной ей дорвавшимися к власти демократами, на пару синюшных замороженных цыплят для праздничного новогоднего стола…

Глава 2. Страна фантазеров и токсикоманов