Дэвид Дэниш - Прекрасный день, чтобы умереть

• Название: Прекрасный день, чтобы умереть
• Автор: Дэвид Дэниш
• Жанр: Триллер

"Сегодня среда, и сегодня я умер", – с таких слов начинается великолепный роман "Прекрасный день, чтобы умереть", написанный с невероятной искренностью – такой, какую вы встретите только среди близких друзей. "Прекрасный день, чтобы умереть" рассказывает о тщетных попытках молодого человека побороть абсурдность всеобщей смерти, придать смерти какое-то значение – как если бы это вообще было возможно. Это бессмысленная борьба между надеждой и страхом, Богом и землей, жизнью и смертью.

---

Во время этого доклада Джабер старался не смотреть на обвинителя. Но взгляд его жгуче-черных глаз, то и дело останавливавшийся на Аятолле, казался неожиданно сильным и властным для такого низенького, худого человека.

– Что ты можешь сказать в свою защиту? – спросил Аятолла, не поднимая глаз.

Это был первый раз, когда он заговорил. Его слова эхом отозвались в зале суда.

– Я всегда был верен Революции, – ответил Джабер.

Когда он это произнес, я заметил застарелый шрам у него под подбородком. Из-за него на лице Джабера словно бы застыла вечная ухмылка.

– Тебя задерживали ранее? – спросил Аятолла.

– Нет.

– Да, его арестовывали несколько раз, – перебил прокурор. – В прошлом году его поймали на складе, он украл батареи. Выпущен из тюрьмы за примерное поведение через три месяца. Еще через пару месяцев, 15 июля, его опять задержали за продажу краденых автомагнитол. Приговор – шесть месяцев тюрьмы.

– Ты женат? – поинтересовался Аятолла.

– Да, господин, – ответил Джабер.

– А дети у тебя есть?

– Да, четверо.

– Чем ты зарабатываешь на жизнь, когда не воруешь?

– Я плотник.

Аятолла опустил голову, задумался на несколько мгновений, бормоча что-то себе под нос. И почти сразу же выдал свой вердикт:

– Отрубить ему левую руку до запястья.

В темных углах зала заплясали тени. Головы закивали. Казалось, что Джабер не понимал, какое наказание ему назначили. Его взгляд прыгал с Аятоллы на обвинителя и обратно. Внезапно он осознал, что произошло, и пронзительно вскрикнул:

– О Господи, нет!

– Тишина! – приказал Аятолла.

– Ваше Святейшество! – взмолился Джабер, упав на колени. – Сжальтесь надо мной!

– Я уже сжалился, – тихо проговорил Аятолла. – Я мог приказать отрубить обе руки.

– Я не смогу работать с одной рукой! – запротестовал Джабер, глядя на судью так, словно бы он пытался испепелить того на месте.

– Ты найдешь способ. Ты не первый вор в этой стране, который останется без руки.

– Слепец счастливее одноглазого, – неожиданно серьёзно ответил Джабер.

– Не спорь со мной, – сухо отрезал Аятолла. – Ты на моём суде, и я вижу твою вину. Договориться со мной у тебя не получится.

– Ради Бога! – выкрикнул Джабер.

– Следующий!

Джабер продолжал рыдать и выкрикивать что-то нечленораздельное.

– Тишина! – рявкнул Аятолла, приказав гвардейцам увести заключенного из зала суда.

Трое из них схватили Джабера за плечи. Они попытались поднять его, но тот вцепился в стул. Когда же гвардейцам удалось вырвать стул из его рук, он упал на пол и распростёрся на нём, пытаясь удержаться руками и ногами. Было ясно, что дело закрыто, но Джабер еще надеялся на отсрочку. Аятолла был единственным человеком, который мог отменить вердикт об ампутации, и Джабер собирался плакать и умолять до тех пор, пока судья не изменит свое решение. Двое из гвардейцев начали пинать его в грудь. Третий схватил его за плечи и сильно тряхнул. Когда это не сработало, на помощь подошли еще пара человек, и они все вместе потащили Джабера к двери. Он дышал тяжело и шумно, как бык, а его глаза были наполнены слезами.

– Ваше Святейшество! – прокричал Джабер сквозь зубы – Подождите! Всего одно мгновение! Проклятое правосудие! Вы осудили меня, не удосужившись сперва даже выслушать. Я не родился вором, вы понимаете?

Гвардейцы продолжали тянуть его к выходу. Джабер стонал, плакал, выкрикивал ругательства и отбивался, размахивая руками во все стороны. Наконец несчастного удалось вывести из зала суда. Дверь закрылась, но в наступившей тишине всё ещё слышались его крики.

Аятолла выглядел озадаченным. Внутренней стороной рукава он вытер пот с губ и со лба. Как только в суде снова установился порядок, обвинитель продолжил:

– С разрешения Его Святейшества я вызываю на суд Рамина Сафу.

Рамин подошел к стойке и сел. Впервые я смог подробно его рассмотреть. Ему было не больше двадцати. Его лицо было мертвенно бледным, он выглядел совершенно истощенным, а его взгляд сновал туда-сюда с воробьиным проворством. Его голова была гладко выбрита и темна от загара, и на висках просвечивали синие вены. Он поднял глаза и окинул взглядом всех собравшихся в зале.

«Мошенничество», – озвучил обвинитель.

Он поднял очки на переносицу и начал читать.

– В течение двух недель сотни людей подали жалобы на молодого торговца птицами. На основании собранной информации нам удалось составить его портрет и распространить его среди патрульных. Через несколько недель мы обнаружили Рамина Сафу у южных ворот Национального Парка, где он продавал канареек. Он был арестован и приведен сюда. После быстрого осмотра стало ясно, что Рамин Сафа окрашивал воробьев куркумой и продавал их под видом канареек.

Голова Аятоллы опустилась на грудь, а его плечи затряслись. Сперва это была легкая дрожь, потом словно конвульсии охватили все его тело. Он откинул голову назад и разразился хохотом, больше похожим на извержение вулкана. Он хлопал в ладоши и смеялся, широко раскрыв рот и обнажив не только зубы, но и дёсны, будто гиена.

Аятолла приподнялся, достал платок и высморкался. Наконец он довольным голосом задал вопрос:

– А как потерпевшие узнали, что это были воробьи, а не канарейки?

– Воробьи очень чистоплотны, – ответил обвинитель. – Если они видят воду, они тут же начинают купаться.

– Сынок, как тебе в голову это пришло? – спросил Аятолла.

– Что «это»? – В голосе Рамина не слышалось никаких эмоций.

Казалось, что вся уверенность разом к нему вернулась. Он сидел на стуле, положив руки на колени, как человек в очереди к парикмахеру.

– Он все отрицает, Ваше Святейшество, – произнес обвинитель. – Он заявляет, что купил птиц у торговца из Индии.

– Ты можешь сказать, где живет этот торговец из Индии? – спросил Аятолла.

– Нет, – ответил Рамин. – Он путешествует из города в город. Я обычно встречаюсь с ним на площади Вилла. Там он и продал мне птиц.

– Он лжет, – проговорил обвинитель. – Это вымышленная история, такая же фальшивая, как и птицы. Нет никакого индийского торговца, нет и никогда не было.

– Чем зарабатывает на жизнь твой отец? – поинтересовался Аятолла.

– Я ничего о нем не знаю. Он умер, когда я был еще маленьким, – ответил Рамин. – Меня воспитала моя мать, она работала посудомойкой в ресторане, а когда мне исполнилось десять, она умерла от рака. После этого я шесть лет жил с моим дядей, пока…

– Пока его не арестовали, – перебил обвинитель.

Он вытащил из стопки лист бумаги и начал читать.

– Его звали Корос Сафа. Еврей по рождению, бандит, коммунист. На его совести множество преступлений против наших людей и Революции, включая взрывы заминированных автомобилей на улицах по соседству с Парламентом, в которых погибли шестеро служащих Корпуса стражей. Три года назад его арестовали и над ним свершилось правосудие. Революционный Суд Его Святейщества Аятоллы Сехата нашел его вину достаточной и приговорил его к казни.

– Понятно, – произнес Аятолла с некоторой дрожью в голосе. Он откинулся назад, поправил тюрбан и подпер голову рукой. – Ты был осужден за какое-либо преступление раньше?

– Нет, – произнес Рамин.

Обвинитель кивнул в знак согласия.

– В таком случае ты отправишься в Центр Реабилитации Балбак на пятьдесят дней, чтобы научиться жить и работать, как подобает честному человеку. Храни тебя Аллах. Следующий. – Объявил Аятолла.

Двое гвардейцев защелкнули наручники на запястьях Рамина и вывели его из комнаты. Обвинитель взял еще один лист бумаги, просмотрел его и объявил:

– С разрешения Его Святейшества, я призываю на суд Бабера Шауля.

Мое сердце ушло в пятки, но я расправил плечи, поднялся и спокойно пошел вперед. Я спиной ощущал, как все в зале смотрят на меня. Я опустился на стул и постарался не смотреть на Аятоллу. Я сидел в очень неудобной позе, балансируя на самом краю стула и не понимая, куда деть руки и ноги. Это выглядело очень неестественно. Я привстал, чтобы передвинуться подальше, но неожиданно сел чересчур глубоко и сперва подумал, что падаю назад вместе со стулом. Тогда я кое-как подвинулся обратно и вцепился в ручки, чтобы удержаться. Я окинул взглядом помещение и остановился на Аятолле. Он облокотился на ручку кресла, теребя свою бороду толстыми пальцами.

«Предложение секса», – объявил тип преступления обвинитель. Аятолла приподнялся, наклонился вперед и уставился на меня, как врач, рассматривающий опасный вирус.

Для Аятоллы нет ничего более загадочного, чем секс. Это то, с чем, и в то же время без чего он не может жить, не может ни принять его, ни отвергнуть. В течение шестилетнего обучения в Исламской школе Фейзиех ему не разрешается видеться с женщинами, как заключенному. Он занят исключительно изучением теологии Ислама и узнаёт, что нет ничего более разрушительного, чем сексуальное желание. Он учится ненавидеть всех биологов и психоаналитиков, которые утверждают, что секс – это естественно. И в то же время секс остается великой тайной его жизни. Он живет с ним, истязаемый и потерянный. После окончания обучения он берет себе жену. В течение последующих двадцати-тридцати лет он женится еще на пяти или шести женщинах, и некоторые из них вполовину младше его. Нет никаких ограничений. Он – воплощение закона. Но, несмотря на то, что у него есть несколько женщин, он не имеет права любить их. Никто из смертных не достоин его любви, – она вся должна достаться Аллаху. Женщинам доступно его тело, но не сердце.