Анри де Кок - Гостиница тринадцати повешенных

• Название: Гостиница тринадцати повешенных
• Автор: Анри де Кок
• Издательство: ЛитагентВечеe7ff5b79-012f-102b-9d2a-1f07c3bd69d8
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4444-8511-8,978-5-444-42238-0

Февраль 1626 года. Кардинал Ришелье – первый министр и фактический глава государства. Одни называют его деспотом, другие – патриотом. Из ненависти к политике Ришелье свободолюбивый город Ла-Рошель принимает сторону врагов Франции. Париж наводнен голодными бродягами, шпионами и авантюристами. В семье короля обостряются отношения между Людовиком XIII и его братом Гастоном Орлеанским. Придворная интриганка герцогиня де Шеврез решает использовать тревожную ситуацию, чтобы уничтожить своего давнего врага.

В основу романа положены события знаменитого заговора графа де Шале.

---

– Позвольте мне доложить о вас, маркиз! – говорила Мариетта.

– К чему это? Разве обо мне нужно докладывать? – возражал другой голос.

– Жуан! – прошептала Мария де Шеврез, задрожав.

– Что за беда! – отвечал столь же тихо Анри де Шале. – Чего бояться этого дитя?

Жуан де Сагрера, внук и наследник маркиза де Монгла, кузен Анри де Шале, был одним из любимейших пажей кардинала де Ришелье.

Понятно после этого, почему встреча Жуана с человеком, которого только что уполномочили предпринять враждебные действия против первого министра, произвела на герцогиню столь неприятный эффект.

Но это впечатление длилось недолго; знаком удержав Темпуса на месте, мадам де Шеврез бросилась к двери, которую защищала от слишком нетерпеливого посетителя ее камеристка, и распахнула эту дверь настежь.

– Что это? – вскричала она весело. – Как, Мариетта, ты не позволяешь нашему юному маркизу входить ко мне, когда ему это угодно?

– Ах! – вскричал Жуан с торжеством. – Слышишь, Мариетта, ты была неправа!.. Я могу свободно входить сюда в любое время! Добрый вечер, дорогая герцогиня, добрый вечер, Анри!

И, вроде как не обращая особого внимания на незнакомца, которому он лишь мимоходом кивнул, Жуан поспешно бросился целовать протянутую ему герцогиней ручку.

Однако тот, кто наблюдал бы за этим молодым человеком, которому тогда было восемнадцать лет, заметил бы, что, целуя руку, он украдкой рассматривал Темпуса.

Но сей последний уже неспешно удалялся, сопровождаемый Мариеттой, которую госпожа успокоила о последствиях данного инцидента выразительным взглядом.

– Однако, – произнес молодой человек, опустившись в кресло, – похоже, я помешал вам!.. Вы, кажется, были заняты каким-то делом?

– Отнюдь! – возразила герцогиня де Шеврез. – Граф де Шале говорил мне, что хочет переменить лошадей, так я рекомендовала ему одного барышника…

– Ах! Жаль, что вы мне не сказали об этом раньше, Мария! Мне тоже нужны лошади. Вы мне пришлете на днях этого барышника, не правда ли? Только утром… по вечерам я не люблю заниматься делами. Фи! Вечера созданы для удовольствий, игр и смеха!

– Для игр и для смеха… когда ты свободен. Следовательно, сегодня вечером вы свободны, Жуан? – спросил его Анри де Шале.

– Да, его преосвященство изволили отправиться в Лувр, к королю.

– А, так у короля сегодня совещание с кардиналом? – живо поинтересовалась мадам де Шеврез. – И по какому же поводу?

– Вы же знаете, что, за исключением моих обязанностей в Люксембурге[9], меня нисколько не интересует остальное! Ну, так как же мы проведем вечер? Не сыграете ли вы нам, Мария, на лютне? Не споете ли нам одну из этих вилланелл, что у вас так хорошо выходят? А вы, Анри. Нет ли у вас в запасе какой-нибудь забавной истории?

Граф и герцогиня слушали пажа рассеянно, но занимали их совершенно разные мысли. Мария де Шеврез спрашивала себя – и уже не в первый раз, – не были ли притворными те беспечность, веселость и невнимание ко всему серьезному, которыми отличался Жуан де Сагрера; Анри же, видя, что его разговору с глазу на глаз с герцогиней пришел конец, уже помышлял об уходе. Таких влюбленных, как Анри де Шале, не счесть. Их девиз: все или ничего. Раз он не мог в тот вечер любить, то намеревался играть и смеяться.

– Сожалею, что не могу угодить вам, мой дорогой Жуан, – сказал он, потянувшись за шляпой, – но я зашел сегодня к герцогине лишь на несколько минут. Сейчас половина десятого… меня ждут его высочество… и я отправляюсь к ним.

Жуан де Сагрера с досадой махнул рукой, и жест этот не ускользнул от Марии де Шеврез. Очевидно, паж не ожидал такой развязки.

– Как! – воскликнул он. – Вы уже уходите, Анри? И вы отпустите его, герцогиня?

– Долг прежде всего! – отвечала та с хитрой улыбкой – она рассчитывала извлечь из этого ухода пользу.

– Но в таком случае, – произнес паж, вставая…

– Но в таком случае, – прервала его госпожа де Шеврез и мягко вынудила вновь присесть, – если только это вас не пугает, мой милый Жуан, вы останетесь, составив мне компанию. Моя лютня настроена, и я готова спеть вам столько вилланелл, сколько вы пожелаете.

– Неужели, герцогиня! Но это такое счастье, на которое я и не надеялся! Что ж, прощайте, кузен, до завтра.

– До завтра, Жуан.

Герцогиня проводила графа до дверей будуара, шепнув ему несколько слов при прощании, после чего вернулась к пажу, который, смотря на нее, бормотал себе под нос:

– Как же, как же, понимаю! Тебе очень хочется заставить меня болтать, голубушка, но я больше не болтаю! Теперь у меня есть причины не болтать больше!

Молодой человек заключил свои мысли с радостной улыбкой:

«Паскаль Симеони приехал! Мой храбрый Паскаль Симеони! Ох! Теперь мне нет больше нужды опасаться за Анри!»

Глава VIII Последний поцелуй любви

Стало быть, Жуан де Сагрера, один из пажей кардинала де Ришелье, уже виделся с Паскалем Симеони. Похоже на то. Но где? Об этом мы сообщим в свое время, а теперь последуем за Анри де Шале в хитросплетения авантюры, от которой он, возможно, воздержался бы, если б так не спешил покинуть особняк своей любовницы.

Сев на носилки, ожидавшие его во дворе этого дома, стоявшего на улице Сент-Оноре, он велел нести себя в Лувр.

Один из слуг захлопнул дверцу, и носилки отправились в путь.

Разумеется, Париж семнадцатого века не был похож на Париж 1866 года. Пересечь весь город или хотя бы часть его было тогда сродни настоящему путешествию, сопряженному с целым рядом неудобств и опасностей, особенно в ночное время. Темнота и дурное содержание улиц, с одной стороны, бесчисленное множество негодяев, которые с закатом солнца считали город ареной для своих подвигов, – со стороны другой, заставляли запоздавших парижан принимать самые тщательные предосторожности.

Конечно, для людей богатых эти предосторожности не представляли никакой сложности. Помимо вооруженных носильщиков, сеньора и хозяина всегда сопровождали трое-четверо слуг, либо конных, либо пеших – в зависимости от типа транспортного средства, с факелами и пистолетами в руках.

Что до простых мещан и ремесленников, то у них все обстояло иначе. Эти, не имея возможности освещать себе путь и содержать охрану, вынуждены были полагаться лишь на собственную зоркость и храбрость, дабы уберечь себя от огромных луж, бесчисленных куч мусора… и воров!

Чего только не случалось по ночам в этой славной столице! Сколько происходило в ней грабежей и убийств!

Конечно, в городе имелись ночные патрули: королевская стража и помимо них еще так называемая ремесленная; первая состояла из сержантов, обязанных обходить город по всем направлениям, вторая – из мещан и ремесленников, всегда готовых прийти на помощь страже королевской. Но когда подумаешь, что при Людовике XIV охранительная стража формировалась лишь из сотни – сотни! – стрелков, то невольно проникнешься жалостью к парижанам, жившим при Людовике XIII: если даже во времена великого короля их была только сотня, то сколько же их было при короле слабом? – с дюжину, не более.

* * *

Как бы, в сущности, человек ни был беспечен или влюблен, но если образу его жизни суждено вдруг измениться от одного слова, он непременно над этим задумается.

Именно в таком расположении духа пребывал по выходе из особняка герцогини де Шеврез граф де Шале. Он видел, что от одного слова, произнесенного им скорее из угождения своей возлюбленной, он вдруг оказался втянут в заговор против кардинала-министра! Он, который час тому назад был свободен от всяких серьезных забот, теперь вынужден будет ежеминутно тревожиться и заботиться о ходе этого предприятия! Хорошо еще, если заговор увенчается успехом, так как, в сущности, граф не любил Ришелье, да и никто при дворе его не любил начиная с самого короля. Но что, если заговорщиков разоблачат и поймают? Да и кто вообще эти люди? Герцогиня говорила о них весьма неопределенно. Каковы их планы, средства – об этом она умолчала. Однако, черт возьми, если в игре рискуешь головой, то не мешало бы хоть заглянуть в карты, если сам не держишь их в руках!

По правде сказать, Анри де Шале вовсе не сожалел о том, что он повиновался мадам де Шеврез и впутался в интригу, в которой, судя по всему, герцогиня играла одну из главных ролей. Он искренне любил эту женщину и действительно был храбр; вот две причины, которые не довели бы его до раскаяния, даже если бы ему пришлось пожертвовать своей жизнью. Но в этот час, не находясь под влиянием своей сирены, он рассуждал так:

«Но что намереваются делать этот господин Темпус и его двенадцать аколитов? 12 плюс 1, если я правильно считаю, равняется 13. Надо же, какое роковое число! Каков же их план?»

И, не находя ответа на этот вопрос, он продолжал с упорством погружаться в мечты, не замечая, что носильщики уже довольно долго мчат его с необыкновенной быстротой, несмотря на то что от улицы Сент-Оноре до Лувра было рукой подать.